Я обнимаю его, чувствуя аромат табака, кожи и виски. Роджер для меня не просто друг — он заменяет всем нам старшего брата, всегда согласного в лепешку расшибиться ради нашего блага.

— Если бы не Роджер и его цепь, долго бы мы с теми упырями возились, — хохочет Брэйн. — Видели их глаза, когда рыжий достал цепочку?

Мы смеемся, долго и почти истерически, и чувствую, как напряжение постепенно оставляет меня — выветривается, растворяясь в холодном воздухе. Все-таки мне очень с ними повезло. Знать бы еще наверняка, что никто из них не гадит в "Бразерсе", толкая наркоту, но гоню прочь эти мысли — кто угодно, но только не они.

— Ладно, братья, расходимся, — отсмеявшись, говорит Роджер. — Фил, садись, подвезу до дома.

Киваю, вспомнив, что Фрэнка оставил у дома, потому что ехал с матерью в машине скорой помощи. Вдруг шальная мысль бьет в голову — мысль, от которой не могу так просто отмахнуться.

— А можешь не домой меня завезти? — говорю как можно тише, чтобы Брэйн с Арчи не услышали.

— Понимаю, не хочешь пока туда возвращаться? — все-таки хорошо, когда есть люди, которым не нужно долго что-то объяснять, которые понимают с полуслова. — Вещай, Филин, адрес — доставлю с ветерком.

— Спасибо, — говорю, садясь позади Роджера на его мотоцикл, и называю адрес единственного места, где хотел бы сейчас оказаться. И наплевать, если меня там не ждут — я попробую. Риск в моей крови — я привык делать необдуманные, импульсивные поступки. Да и не умею по-другому жить.

— Гляди на них, — смеется Арчи, — чего-то шепчутся. Заговор, наверное, готовят.

— Завидуй молча, — хохочет рыжий и заводит мотор.

Мотоциклы с ревом срываются с места, и мы едем по забитым транспортом улицам. В голове гудит: я слишком устал, чтобы быть способным думать о чем-то. Сейчас, когда холодный ветер бьет в лицо, могу расслабиться и на время перевести дух. По мне будто каток проехался — до такой степени я измотан. И не только сегодняшними приключениями, но и событиями в моей жизни в целом. Сейчас мать лежит в больнице — у нее множественные ссадины, побои и еще, черт знает, что. Да и допилась уже до чертиков. Не знаю, сколько она пробудет под надзором врачей — пока мне ничего определенного не сказали, но, надеюсь, достаточно долго для того, чтобы я хоть немного смог отдохнуть и пожить чуть — чуть для себя. Не помню, когда в последний раз был предоставлен сам себе.

Едущие впереди Арчи и Брэйн сворачивают в сторону "Ржавой банки", а мы с Роджером едем дальше. Чем ближе пункт назначения, тем яснее ощущаю, что поступаю правильно — если и попытаться наладить свою жизнь, то именно в этом месте стоит начать. И пусть меня здесь ждет неудача, но я хотя бы попробую.

— Вроде приехали, — слышу голос рыжего, когда мотоцикл останавливается в неприметном дворе, в котором я совсем недавно рисовал птицу на снегу. — Точно сюда нужно было?

— Все правильно, — киваю, слезая с сидения. — Еще одна просьба, друг.

— Все, что угодно.

— Никому не рассказывай, хорошо? Если спросят, скажи, что, как и собирался, отвез меня домой.

Роджер кивает, не говоря ни слова, и долго смотрит на меня, не мигая.

— Знаешь, Фил, если это дом того, о ком я думаю, то мой тебе совет: не упусти ее, — наконец, говорит он. — Хоть это и не мое дело. Но ты же в курсе, как люблю я лезть не в свои дела со своими советами.

— Учту, — улыбаюсь и обнимаю друга за шею. — Спасибо тебе.

— Иди нафиг, — ржёт рыжий. — Бывай здоров — не кашляй!

И уезжает, а я остаюсь стоять перед подъездом Птички, не решаясь сразу войти. Понимаю, что с пустыми руками к девушке же нельзя приходить — настолько не привык общаться с нормальными барышнями, ухаживать за ними, что не знаю, как себя вести. В соседнем с домом Птички магазине покупаю яблоки, мандарины и пару пакетов виноградного сока — пусть трескает витамины — ей они на пользу. На кассе, немного подумав, покупаю шоколад. Все же девушки любят шоколад?

Девушка-кассир улыбается мне, складывая покупки в большой пакет, и, выйдя из магазина, и заглянув в него, вижу клочок бумаги: "Анна 09****** Позвони мне!"

Ага, конечно, разогнался — делать мне больше нечего, хотя девушка и симпатичная — тут двух мнений быть не может. Сминаю "визитку" и выбрасываю в урну возле магазина — все равно никому звонить не собираюсь. Так зачем хранить всякий хлам?

Подойдя к подъезду, поднимаю голову и смотрю на ее окна, надеясь, что она сейчас притаилась за занавеской, но за стеклами ни малейшего движения. Может, ее дома нет? Ушла гулять, например. Понимаю, что ищу повод не подняться — боюсь, что, увидев ее вновь, не сдержусь — наброшусь, срывая по пути в спальню одежду и оставляя на ее теле следы своей страсти. Мне нужно держать себя в руках — ради ее же блага. Она хрупкая, нежная, в ней живет свет — не имею права вторгаться в ее жизнь. Но, Боже мой, как же хочется.

Наплевав на все сомнения, берусь за ручку и чуть не отлетаю в сторону — дверь изнутри открывается, и из подъезда прямо на меня вылетает какой-то парень.

— Эй, мужик, осторожнее, — по инерции несильно бью его в грудь, чтобы немного притормозить выбегающего, лицо которого кажется смутно знакомым. Где я видел его? Не могу вспомнить.

— О, какие люди, — противно ухмыляется парень. — Что ты тут забыл?

Мне не нравится его тон. Сжимаю зубы, чтобы не выместить на этой хамской роже все, что накопилось во мне за эту ночь.

— Какая тебе разница? — да кто он вообще такой?

— Есть разница и большая! — орет парень и толкает меня в снег. Не знаю, каким чудом удается устоять на ногах. Ох, лучше бы этот чокнутый не нарывался, а то могу и сорваться. — Ты к Агнии идешь?

— Еще раз повторяю вопрос: какая тебе разница?

— Она моя, слышишь, только моя! — сатанеет парень. — Я не отдам тебе ее, не надейся даже!

Снова пытается меня толкнуть, но на этот раз оказываюсь проворнее: бросаю пакет и хватаю его за грудки. Он тощий, ниже меня ростом и уже в плечах, хотя я, прямо скажем, и не богатырь.

— Слышишь, ты! — понижаю голос и говорю медленно, чтобы до этого доходяги дошел смысл каждого моего слова. — Не смей трогать меня своими ручками, ясно? А то откручу тебе их от плечевых суставов, свяжу крестиком и полетишь на этом пропеллере в голубую даль. Ты меня понял? Не смей указывать, куда мне идти. Я тебя знать не знаю, какие у тебя ко мне претензии? Отвечай!

— Агния — моя девушка, а ты не имеешь права ходить к ней в гости, — шипит парень, и до меня постепенно доходит, почему мне кажется, что уже видел его раньше. Это же тот товарищ, что порывался отвезти Агнию в больницу. В принципе, я ожидал чего-то подобного — такая девушка не может быть одна. Просто я — дурак — поверил, что могу быть ей нужен.

Но с другой стороны, разве это дрыщеватое создание с гневно горящими глазками может быть мне конкурентом? Я же видел, как Птичка смотрела на меня, как смущалась и краснела, запрещала мне пить. Я не идиот и понимаю, что девушки не будут так себя вести, если парень им до лампочки.

— Если она твоя девушка, то ты должен знать, что мы с ней повязаны контрактом, — усмехаюсь и отпускаю лацканы его кожаного плаща. — Так что не гонори, придурок.

Чуть толкаю его, и парень отпрыгивает на несколько шагов, балансируя, чтобы не упасть. На его узком лице написано всепоглощающее презрение, а глаза мечут яростные молнии. Мне так смешно от его гримас, что не могу сдержаться и смеюсь, снова поднимая с земли брошенный пакет с провизией.

— Так что лучше не попадайся мне больше на глаза, а то зашибу, — говорю спокойно и берусь за ручку двери.

— Филин, — окликает он меня, когда я уже одной ногой стою в подъезде. Мне не нравится, что он знает мое прозвище. — Как там твоя мамочка? Хорошо ее в больнице кормят?

Черная пелена ярости накрывает, и я резко поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, чтобы посмотреть в лицо тому, кто смеет так со мной разговаривать, но вижу только, как этот самоубийца улепетывает. Ох, не нравится мне этот субъект. И что только Птичка в нем нашла? И откуда он знает о моей матери?