— Птичка хочет летать? — смеется Филипп, глядя на меня снизу. В руках у него мегафон, с помощью которого он ко мне обращается.

— Что ты делаешь? — кричу, и в тиши зимней ночи звук моего голоса разносится на всю округу. — Сумасшедший?

— А ты до сих пор не поняла? — кричит в мегафон, возвращая мне сказанную в больнице фразу. От того, что он помнит мои слова, бросает в дрожь, а сердце лихорадочно несется во весь опор. — Мне Константин дал твой номер телефона.

Неужели? И чего я думала, что шеф забыл? Отчего воображала, что Филипп не захочет больше меня видеть? Вечно я рефлексирую до невозможности.

— Ну, а почему не позвонил? — снова кричу, чувствуя, как ледяной ветер пробирает до костей. Если я останусь у открытого окна еще хоть на несколько минут, воспаление легких мне обеспечено. И все — таки как хорошо, что сегодня рядом нет моего братца — Серж надел бы мотоцикл Филиппу на голову из — за того, что мне спать мешают.

— Позвонить каждый дурак может, — его голос звучит, будто Филипп в трубу кричит. От этого смешно и страшно одновременно. — А вот мегафон — вещь!

Вижу, как в соседних окнах включается свет, и вот уже через некоторое время большинство озарилось изнутри. Нужно скорее заканчивать этот концерт от греха подальше.

— Поднимешься? — спрашиваю, а в глубине души все еще сомневаюсь, что стоящий под моими окнами Филипп и нарисованная птица — не плод моего воображения.

Он не отвечает, а только кивает, срывается с места и бежит по направлению к моему подъезду. Закрываю окно и, взяв костыли, кое — как ковыляю к двери. Внизу слышится хлопок закрывающейся двери и быстрые шаги по лестнице. Филипп снова в своих обитых железом казаках — в разведчики в такой обувке точно не возьмут. И в ночные грабители тоже.

Черт, как же с этими костылями неудобно. Прислоняю их к стене, чтобы открыть дверь, и они с грохотом падают на пол. Кое-как справляюсь с замками и распахиваю дверь, за которой уже стоит Филипп с мегафоном в руке. На его губах блуждает извечная хитрая усмешка. Хотелось бы мне знать, что таится в глубине его души.

— Надо было все — таки позвонить, — говорю, чтобы хоть что — то сказать, потому что поняла: я совершенно не понимаю, о чем нам разговаривать.

— Чтобы не иметь возможности лицезреть тебя в таком премиленьком халатике? — смеется он. — Признайся: позвони я тебе, и этот халат отправился бы в самый дальний угол шкафа?

Тут соседская дверь лязгает замком, и в приоткрывшийся дверной проем показывается всклокоченная голова соседа.

— Агния, впусти парня, а то хотелось бы еще хоть немного поспать. Вы и так весь дом перебудили, — бурчит мужчина и с силой захлопывает дверь.

— Ой, — вырывается у меня, я хватаю Филиппа за куртку и буквально затаскиваю в квартиру. — Потом весь мозг мне проедят своими нравоучениями, еще и брату скажут.

— Ну и пусть говорят, тебе, что от этого? — смеется Филипп, глядя, как я пытаюсь закрыть дверь трясущимися руками. — У самих, наверное, никакой личной жизни, вот они к другим и суются. Бросай о всякой ерунде думать.

— Да чтоб его, — шиплю себе под нос, когда один из замков никак не хочется поддаваться.

— Птичка, отойди, сам попробую, — говорит он, подходя сзади почти вплотную. От его близости сердце замирает, и я несколько раз встряхиваю головой, чтобы привести мысли и чувства в порядок. Помогает, кстати, не очень хорошо.

— У меня костыли упали, а без них я не смогу отойти, — говорю себе под нос. Нет, вообще — то могу, но кому какая разница?

— Тоже мне проблему нашла, — улыбается он совсем рядом. Я не могу его видеть, но по голосу и так понятно, что на лице его блуждает улыбка.

Не отходя ни на шаг, но и не дотрагиваясь до меня, Филипп протягивает руку и закрывает замок. Просто, без лишней суеты ему удается то, с чем я не могла справиться несколько минут. Приятно осознавать, что хоть кто-то из нас спокоен. Хотя, в глубине души, мне бы очень хотелось, чтобы он хоть немного нервничал. Тогда бы я знала, что небезразлична.

— Подними, пожалуйста, мои костыли, — прошу, не поворачивая головы и для надежности уцепившись за дверной косяк. Наверняка я вся красная, как вареный рак, не нужно ему этого видеть.

— Нафиг они мне нужны? — смеется парень, и от этого смеха ветерок касается моей шеи, и волоски на коже становятся дыбом. Да я вся покрыта мурашками, Господи ты, боже мой. Что вообще происходит?

Что — то приземляется на пол. Хлопок, еще хлопок, стук какой — то. Наконец, понимаю, что он сбрасывает у порога свои казаки и бросает мегафон. После он, так и не подняв костыли, берет двумя руками меня за талию и отрывает от пола.

— Куда нести птичку? — спрашивает, и его дыхание щекочет кожу.

— На кухню, — голос похож на писк, но я ничего не могу с собой поделать.

— А что у нас на кухне?

— Чай. Или кофе.

— Хм, чудненько, — смеется Филипп. — А где в этом птичкином гнезде кухня?

— Прямо по коридору.

— Ну, полетели тогда.

9. Чай, кофе?

Она такая смешная…

Робеет, теряется, щеки красные. Мне непривычно такое отношение к себе — обычно, девушки, с которыми имею дело, не смущаются. Не сказать, что я такой уж ловелас, бабник, но противоположному полу нравлюсь. Может, потому что им по сердцу "плохиши" — парни, рядом с которыми можно почувствовать опасность? Девушкам кажется, что во мне есть что-то, чего нет в других. Да, согласен, мой образ жизни в корне отличается от того, как живут обычные парни, но на самом деле я не так интересен, как они себе воображают. Но каждой новой кажется, что она лучше, смелее, отчаяннее предыдущей, и уж у нее-то выйдет стать для меня второй половиной. Или просто пройтись за руку по краю пропасти, визжа от восторга. Только обычно я там хожу исключительно в гордом одиночестве.

Мне хочется верить, что Птичке я нравлюсь. Такой, какой есть — без всех внешних атрибутов, что так привлекают других. На миг даже мерещится, что вот с ней я смогу быть сам собой и, возможно, даже счастлив.

Но, говоря откровенно, не могу понять, что во мне может нравиться этой девушке? Мы ведь совсем из разных миров. Она такая наивная, чистая. Я с такими, обычно, не имею дел. С девушками вроде Птички нужно заводить серьезные отношения, а зачем мне этот геморрой? Быть с кем — то связанным дольше, чем на неделю? Да ну, зачем мне это? И так проблем по горло.

Когда Константин сегодня позвонил с предложением о работе, я не поверил своим ушам. Никогда не рассматривал себя в качестве модели. Какой-то глянец, черт его знает, что такое. Я таким не интересуюсь, больно надо. И вообще, пустить кого — то в свою жизнь, постороннего человека, который будет ходить за мной по пятам целый месяц, и фотографировать каждый мой шаг? Об этом не могло быть и речи. Никогда не стремился к дешевой, пустой популярности — вся моя слава, пусть и в отдельно взятом городе среди ограниченного круга людей только лишь моя заслуга. И Арчи.

"Филипп, — сказал Константин, вытаскивая последний козырь из рукава, — может быть, то, что вашим личным фотографом будет уже знакомая вам Агния, сможет повлиять на решение? Подумайте — отказаться всегда успеете". Вот откуда этот хитрый лис знает, чем меня взять? Как-то ведь он понял, что мне понравилась эта девушка.

С Константином мы знакомы уже лет семь — столкнулись однажды на рок-фестивале. Он обеспечивал рекламу мероприятию, а мы участвовали в мото шоу. Слово за слово, да так и продолжили общение. Кстати, во многом благодаря ему и его таланту рекламщика, наша "Ржавая банка" так популярна. Мы с Арчи редко, кому способны доверять. Да что там говорить, если и верить почти не умеем, но Константин, человек из другого мира — такой холеный, состоятельный — вошел в нашу жизнь и стал почти другом. Иногда мы даже можем вместе выпить, хоть наш образ жизни ему и не слишком по душе.

Хоть Константин и предлагал подумать над его предложением, я не стал тянуть кота за орган размножения и согласился. Наверное, потому, что Птичка мне понравилась. Она простая, какая — то уютная, в ней живет свет. Впервые за очень долгое время мне было тепло рядом с девушкой. На миг даже поверил, что у кого — то сможет получиться меня отогреть. Но, кажется, она даже не поняла, какой эффект на меня произвела. И, слава Богу.