– Милый, ну разве так целуют любимых женщин? – Эмили, стоя на одной ноге, нежно обняла и пылко поцеловала Мэтра. Большим пальцем другой ноги она дотянулась до стоящего на полу плейера и включила его.

– А теперь мы танцуем. – Она увлекла его на расстеленный на полу рядом с пианино ковёр.

Мэтру пришлось сделать несколько па.

– Всё, хватит, Эмили, довольно! – Он прижался спиной к стене возле стоящей в углу высокой китайской вазы с искусственными цветами.

Эмили продолжала танцевать одна, запрокинув назад голову и играя пышной копной вьющихся каштановых волос. «Господи, – подумал Мэтр, – а ведь когда-то мне это нравилось».

– Милый, почему ты не делаешь мне комплиментов, я ведь прекрасно танцую, не так ли?

Эмили продолжала кружиться, Мэтр смотрел на её босые ноги, выделывающие на мягком ковре чёткие красивые движения (в юности она занималась фигурным катанием). Раньше этого было достаточно, чтобы Ноэль набрасывался на неё прямо на ковре.

– Да, дорогая, ты в прекрасной форме. Я очень рад, что ты пришла, ты не представляешь себе, как много сил я отдал этим выборам. Я приглашаю тебя поужинать в Старом городе, а потом мы вернёмся и выпьем наше любимое шампанское.

– Я уже выпила здесь без тебя. – Эмили наконец-то остановилась и показала рукой на подоконник, где стояла начатая бутылка и два бокала. Мэтр понял, что она проверила содержимое его бара и тумбочек, чтобы убедиться, что у него не было других женщин.

– Очень хорошо, мне надо поменять рубашку, а тебе переодеться. Ну, давай собираться. Мы прекрасно проведём время.

– Да, милый, ты видишь, как я умею с тобой соглашаться. Ведь это прекрасное достоинство.

– О Эмили, в тебе много несомненных прекрасных достоинств. – Мэтр взял её за руку и подтянул к себе, чтобы провести её наверх переодеться. Но Эмили поняла это по-своему.

– Вот ты уже исправляешься. – Она обвилась вокруг него.

Ноэль поддался. Остатки влечения всё ещё в нём теплились, и он не стал с этим бороться. Вначале, когда чувства были ещё свежи, им было хорошо вдвоём, и его тело это помнило.

Через несколько часов, когда страсти утихли, а шампанское было допито, Эмили потащила Мэтра на прогулку. Уже стемнело, они шли той самой дорожкой через парк, по которой они пришли к дому Мэтра первый раз. Эмили свернула с дорожки и пошла по траве, расшвыривая носками туфель опавшие жёлтые листья. Мэтр шёл рядом по асфальту. Им навстречу попалась пожилая чета, прогуливающая собачку, Мэтр услышал, как, миновав их, они стали обсуждать «эту странную пару».

Потом они пили мускат при свечах в мансарде, выходящей во внутренний дворик, Ноэль делал всё, как хотела Эмили, что-то подсказывало ему, что это их последняя встреча. Он не чувствовал сожаления. Перед сном он всё же успел заглянуть в записки кардинала.

«Церковь не может равнодушно отнестись к проблеме общественного и государственного устройства народа, наша задача принять участие в осуществлении замысла. Мы осознаём сомнительный характер всех реализаций, мы ощущаем, как то, что мы зовём государством, вновь и вновь оказывается масштабом, определяющим, сколько доброй воли имеется для создания общности и сколько, с другой стороны, требуется принуждения, чтобы в данный момент и в данном месте сохранить минимальную меру порядочности, необходимую для совместной жизни людей». С мыслями о прочитанном он и заснул.

Всю субботу Мэтр провёл за городом. Одному из новых членов национального собрания исполнилось пятьдесят, и в честь своей победы на выборах он решил отпраздновать эту дату с размахом. Он был владельцем и бессменным председателем элитного гольф-клуба на берегу озера Тремблан. Гольф Мэтра интересовал мало, он предпочитал теннис, но любил здесь бывать. Ноэлю нравилось бродить или ездить верхом в прилегающем к гольф-клубу парке, иногда он брал катер и отправлялся рыбачить в каком-нибудь уединённом и тихом заливчике, где ничто не мешало ему размышлять. Участвовать в пышных торжествах он не любил, но положение обязывало. Погода была отличная, и до начала банкета Мэтр успел прогуляться вдоль озера. Банкетные столы накрыли на лужайке перед входом в здание клуба. Среди приглашённых был министр образования Квебека. Мэтр имел с ним короткую беседу, речь шла в основном о статусе французского языка в провинции. Министр был явно не прочь перетащить Мэтра к себе в Квебек-Сити, но Ноэль, упомянув о своих обещаниях, данных аббату, вежливо отказался. На службу Мэтр не стремился, ему вовсе не хотелось каждый день видеть босса, даже весьма к нему благосклонного. Все шумно веселились, к вечеру появился небольшой оркестр. Когда стемнело, над гольф-клубом устроили салют, кажется, это было сюрпризом даже для именинника. Поболтав в баре с журналистами, Мэтр взял коктейль и вышел подышать свежим воздухом на балкон, расположенный на втором этаже. Заметив незанятое кресло, он подошёл к нему и увидел стоящего рядом Пьера Люмьера, своего однокашника по колледжу Станислас. Пьер жил в Нью-Йорке и работал в одной из крупнейших финансовых компаний мира, где, во многом благодаря связям его семьи, он сделал весьма успешную карьеру. В Монреале остались его сыновья от первого брака, к которым он был очень привязан. Последний раз Мэтр и Пьер виделись несколько лет назад на юбилее колледжа. Теперь там учились сыновья Пьера, и Мэтр, у которого не было детей, видя гордость Пьера за своих сыновей, тогда невольно ему позавидовал.

Они поговорили немного о бывших однокашниках, потом о детях Пьера. Мэтр допил свой коктейль и уже собрался покинуть Пьера, но тот уговорил его взять ещё один «дринк». Они спустились в бар и расположились в дальнем углу в двух глубоких креслах с массивными подлокотниками. Мэтр откинулся на спинку, вытянув вперёд уставшие за день ноги. Он невольно обратил внимание на то, что высокий красивый Пьер уселся в кресло, прямо как будто за свой стол в офисе. «Ну что ж, он привык, что за ним наблюдают подчинённые», – решил Ноэль. В баре уже почти никого не было.

– Послушай, Ноэль, могу ли я попросить тебя, чтобы то, что я сейчас скажу, осталось между нами?

Мэтр удивлённо посмотрел на Пьера:

– Да, конечно, можешь не сомневаться. Я не связан никакими обязательствами, которые заставили бы меня забыть старую дружбу.

Пьер посмотрел на Мэтра с признательностью:

– Ко мне сегодня подошёл советник министерства финансов и попросил позондировать реакцию Уолл-стрит на возможное отделение Квебека. В силу своего положения я не могу быть ура-патриотом какого-то Квебека, который для большого бизнеса значит не больше, чем французская Гвиана. Вы что, всерьёз хотите отделиться и думаете, что у вас это получится?

– У нас нет в этом сомнений.

– По-моему, вы слишком самоуверенны.

– Почему ты так думаешь?

– Бизнес не признаёт границ и не любит неопределенности. Зачем ему нужна ещё одна маленькая страна с явно выраженной независимой националистической направленностью и непредсказуемой политикой, да ещё чуть ли не рядом с Вашингтоном? Даже если вы будете во всём лояльны и послушны, как хорошо воспитанные младшие братики, зачем нужно иметь двух партнёров, если и одного достаточно? Как только обнаружится, что вы имеете реальные шансы выиграть референдум, на вас обрушится вся мощь единой бизнес-империи, с тем чтобы свести эти шансы к нулю. Если даже наше федеральное правительство зазевается и не начнёт вовремя бить тревогу, всё равно даже в последний момент оно будет иметь вполне достаточно ресурсов, чтобы вырвать у вас победу. Мы движемся к глобализму, сепаратизм внутри нашего лагеря не приветствуется. Допустим, вы всё же выиграете референдум и тут же объявите независимость… Ведь вы же именно это собираетесь сделать?

– Да, конечно, – подтвердил Мэтр.

– Вы же не представляете себе, какая паника начнётся в деловых кругах, никто и ничто не сможет её остановить. Крупный капитал побежит из Квебека, у вас нет финансовых ресурсов, чтобы продержаться хотя бы год. Вам придётся просить кредиты у европейцев или у арабов. В первом случае вы вряд ли получите сколько-нибудь солидную поддержку, во втором – вы окажетесь связанными политическими обязательствами, которые только усилят панику.