— Когда ты за рулём, — чуть позже спокойно пояснил ему родитель, — ты должен быть готов в любое мгновение ко всяким помехам и изменениям на дороге. К каждому из них, понимаешь? От этого зависит твоя жизнь и жизнь твоих пассажиров. Возможно, среди них когда-нибудь будут твои дети. Лучше привыкнуть к этому сразу.
Андрей на всю жизнь запомнил эти слова и спустя годы убедился: насколько они универсальны. Классика.
Он не имеет права поддаться этой тяге к Констанции вот так — до умопомрачения. И не в последнюю очередь ради самой девушки. Любить он себе не запрещает, да и никто ему не запретит, но нельзя доводить ситуацию до того, что его чувство будет управлять им и решать за него, что говорить и что делать. Вспомнить хотя бы то, как он оглянуться не успел, а его рука уже сама схватила её трусики и запрятала в карман. Зачем?! Что это ему даст? Что он будет с ними делать? Этого Андрей не знал, но точно понимал, что на этой земле нет силы, способной заставить или убедить его расстаться с этими маленькими белоснежными однотонными трусиками с крошечным беленьким бантиком на поясе и вернуть их владелице. До этого случая мужчина был уверен, что такие вот «трофеи» — удел только больных на всю голову пубертатных фетишистов.
«Хвост не должен вилять собакой, иначе в мою жизнь проникнет хаос», решил он, разговаривая с Дарреном и вице-президентом тракинговой «PAM Transport» Джимми Ланжем. И даже если против самого факта мужчина не возражал, но его крайне не устраивали степень и интенсивность. Это переворачивало систему ценностей и попирало законы.
Не будь он Андреем Дексенем, то мог бы поделиться своей рефлексией с Констанцией, раз уж она тут так интересуется, и отдать какую-то часть решений в её прохладные ладошки, а ему и остального хватило бы для самореализации и самоутверждения. Но тогда ответственность за результат ляжет уже и на её худенькие плечики, а этого он допустить не мог, хоть и отлично знал, что мужчина не сильнее женщины, а женщина не слабее мужчины, особенно, если двигаться от общего к частному.
Но мужчина должен принимать решения и держать за них ответ. Перед собой, перед НЕЙ, перед потомством, в конце концов. И детей рожать, и нести ответственность — это уже слишком. Да, конечно же, Эйнштейн гениален, и порядок, возможно, действительно необходим только глупцам, а гении властвуют над хаосом, как буревестники над бурей. И звучит занятно, и смысл очаровательно ироничен, и не исключено, что Андрей даже мог бы рискнуть, послать всё и вся ко всем чертям и попытаться окунуться в хаос, попробовать его на вкус, на ощупь, подчинить. Но вовлекать в это девушку, которую полюбил…
«Нет. Я сам. Всё — сам», — думал он, выслушивая Элтона о пришедшей на почту ещё одной калькуляции на кросс-маркетинг с японской «Supra».
Но.
Но упираться сильно и бороться он тоже не собирался. Во всяком случае, пока. Сила действия рождает силу противодействия.
«Нужно проиграть сражение, чтобы выиграть войну. — Хоть Андрей и не очень жаловал военную терминологию, но иногда её метафоричность приятно удивляла. — Если начну вставать на дыбы сейчас, это затянется на херову кучу времени и я, в конце концов, проиграю. Нельзя, — растянул он губы в тонкую линию, направляясь по дорожке к озеру, где начиналось огненное представление, чтобы забрать оттуда мисс Полл. — Приключений мне и так дохера. Хватает».
Мужчина понимал, что время работало на него и обстоятельства тоже. Возможно, в ближайшем будущем всё уляжется, войдёт в берега и примет вполне адекватные формы и очертания. Ему главное продержаться сейчас и не дать сдвинуть себя как систему, как хорошо налаженный механизм. Хвала небесам, теорию обратной связи ещё никто не отменял. О сохранении же самодостаточности он уже и не мечтал и не жалел о её потере. Пусть катится ко всем чертям. Неуязвимость и непробиваемость это очень круто, но с ними скучно. Да и глупо как-то.
Но самым главным в подобном «водовороте» чувств и положений, являлся для мистера Дексена реальный шанс выкрутиться, сделать всё по уму и получить за это дополнительный и весьма весомый повод себя уважать. А это очень важно. Он твёрдо понимал, что растёт, меняя статус: «мужчина» на статус: «любящий мужчина». Последний выше, вне всякого сомнения. А уж модальность: «мужчина, которому повезло встретить «ту самую» и не просрать её» являлась для Андрея довольно существенной победой и весьма знаковым приобретением. И это мягко сказано.
Иногда в голове возникали ещё и вопросы цены и расплаты. Но тут же сменялись упованием на вознаграждение и воздаяние.
Что касалось самой Тэсс, то тут он особой проблемы не видел. Её поведение, взгляды, мимика, которые зачастую отзеркаливали его собственные, вселяли надежду, что она сейчас там и с тем, где и с кем хочет быть. То есть, рядом с ним.
Может, потому что он полюбил эту девушку, и его чувства являлись первичными по отношению к её личности, а может быть, она действительно до такой степени подходила ему, но эта официальная и категоричная «колючка» оказалась практически идеальной. Девушка-мечта.
Как она смогла вот так, иногда ласкаясь, иногда дурачась, иногда умничая, а иногда брыкаясь и кусаясь вызывать в нём устойчивое перманентное чувство внутреннего согласия со всем, что делает, он и сам удивлялся и понимал, что ответ получит ещё не скоро.
И даже сейчас, когда, казалось бы, его должно раздражать, что Тэсс не замечает намёков на «продолжение банкета» здесь, в беседке, она делает это так, что только лишь разжигает любопытство и предвкушение. Заводит. Он целый день, да где там день, недели ждал, когда проведёт наконец-то это новоселье, соберёт у себя всех, кто нужен ему, оставив за забором тех, кому нужен он, после чего с чистой совестью забудется наедине с НЕЙ, отгородится ею от всего мира, а своим чувством к ней — от себя самого в этом мире. «Окунётся» в неё, «нырнёт», а потом войдёт и будет нанизывать оргазмы на эту ночь один за другим. Много. Разные. По интенсивности, по характеру, и по продолжительности.
И вот когда всё это уже почти можно было воплотить и «пощупать», когда, казалось бы, воздух наполнился таким количеством эндорфина, что впору слезиться глазам, и откуда-то из шума воды вот-вот начнут доноситься звуки их с Тэсс совершенно фантастической унисонной разрядки, девушка посмотрела на него неким мудрёным, особо доверчивым взглядом, задала пару вопросов с ещё более доверительными интонациями, и всё. Желание трахаться растворилось в венах, как сахар в стакане с чаем, мысли о члене в штанах пошли пунктиром, а потом и вовсе уступили место размышлениям о чувствах.
Она умела заложить банальный, нудный разговор о любви в какую-то неожиданную, необычную плоскость, заговорив о ней, как реалистка-мечтательница с детскими мозгами и взрослым, серьёзным сердцем. Андрей заинтересовался. И только лишь принявшись размышлять о «сокровищах и дождевых червях»***, об отношениях и названиях, о единстве и множествах, о слиянии и поглощении, спохватился, вспомнив, зачем её, собственно, сюда привёл. И улыбнулся.
«Привыкай, чувак», — посоветовал он сам себе, раз уж теперь придётся жить с тем, что Тэсс одним взмахом ресниц меняет у него конец на начало (вернее, наоборот, но не это важно), хорошее на плохое, сильное на слабое, а важное на пустяки.
И он сдался.
«Пусть командует. Как захочет, так и будет».
То ли результаты именно этой внутренней борьбы отобразились на лице Андрея, то ли на него действительно навалилась усталость после насыщенного событиями дня, но Тэсс вдруг заметила: до чего же он утомлён и насколько привычно, и не исключено, что незаметно для самого себя, игнорирует свою усталость. Залегли еле заметные круги под глазами, чуть припухло место укуса на нижней губе, и ещё эти волосы сто раз причесанные пятернёй и ею же опять двести раз растрёпанные.
«Его нужно… отдохнуть. И даже усыпить», — лихорадочно принялась соображать девушка, следом за намёками на секс, проигнорировав ещё и льстивое сравнение с кордицепсом.
