Иногда Андрей с удовольствием гостил и у Берча в Нью-Йорке. Когда тот, по его же собственным словам, «отдыхал от тёлочек», и в его квартире на девятой улице женщины не появлялись неделями, с Берчем было клёво. Они ели, что хотели, одевались как хотели, бросали, где хотели носки, матерились, как умели и смотрели порно. Именно к Берчу Андрей приезжал и на университетские каникулы из Англии. Из года в год в их общении всё меньше становилось баловства и разгильдяйства, всё больше — созидания и конструктивности. Дядья, в основном Берч, иногда рассуждали с племянником о бизнесе, приводили к себе в офис, показывали работу с персоналом, брали на встречи, разговаривали при нём по телефону. Андрей впитывал каждый байт информации, всё подмечал, запоминал и мотал на ус. А когда выпускник Оксфорда, новенький, только что «с конвейера» магистр экономических наук, коммерсант, поселился у Берча окончательно, дядья приняли парня к себе на работу и, зная его такую маниакальную любовь к северу и Мэну, отдали ему «на растерзание» для начала небольшой заводик по производству целлюлозы близ Западного Форкса в Новой Англии. Ну, племянник и показал, что он настоящий фон Дорфф и через полтора года расширил производство, прикупил ещё одну площадку и развернул деятельность там. Когда он замахнулся на третью точку, вмешался антимонопольный комитет штата и приструнил честолюбивого бизнесмена.
Во время этих разборок умер дед.
Сенатора от Вермонта Арнольда фон Дорффа при жизни внуки видели мало. Он общался в основном только с сыновьями и, справедливости ради стоит признать, довольно тесно — они часто летали к нему в Вашингтон. Андрей же знал деда не очень хорошо. До смерти матери он один раз встречал его в Нью-Йорке и один раз они с Еленой ездили к её отцу в столицу, когда была ещё жива бабка Клементина. После того как Арнольд забрал дочь к себе и поместил её в Мэрилэнде в клинический центр Национального института здоровья при Департаменте здравоохранения США, в Неваду она уже не вернулась — её так и похоронили на кладбище Oak Hill в Вашингтоне рядом с матерью. После этого Андрей один раз летал с сестрой Джо и Дарреном к деду и ходил на могилку. Поэтому, даже будучи старшим внуком фон Дорфф, он очень удивился, когда узнал, что Арнольд указал в завещании его лично, оставив кругленькую сумму и своего ангела-хранителя — Элтона. Всю ценность и щедрость такого наследства парень смог оценить только лишь немного позже. Эл оказался настоящим добрым гением. Он был почти как мама только не прокурор. На дедовы деньги Андрей купил завод по производству осветительных приборов на солнечных батареях, а также немаленькую квартиру в Восточной стороне Манхэттена и забрал туда Элтона с сестрой Джо.
А чуть позже ещё и женился. Должен же был наступить конец его любовным мытарствам.
Когда Андрей грозился рассказать Констанции о своих романтических, и не очень, похождениях или даже отношениях в школе, он безбожно врал. Правдоподобно, но безбожно. Всё дело в том, что никаких таких вот прямо уж эпопей у него в школе не свершилось. С самого начала Дексен в классе был тихоней. Не лузером или ботаном, а именно тихоней. Для девочек — загадочным тихоней. Его не было ни слышно, ни видно. До поры до времени, разумеется. Обижать себя он не позволял, но и верховодить или лидировать тоже не торопился. Мальчишка уже тогда осознавал, что за руководство вообще-то людям платят деньги, и иногда немалые, а забесплатно управлять стремятся только бездари и неудачники.
А уж к кому, к кому, но к неудачникам Андрея отнести нельзя было никак. Второй результат в своём потоке по успеваемости, внешность распахивающая девичьи рты и глаза как по щелчку пальцев, рост и размах плеч, внушающие уважение, дедушка в Сенате и мама в кресле окружного прокурора.
Поэтому, даже в Неваде, в новом классе к его высокомерию и надменности очень быстро привыкли. И если поначалу это объяснялось тем, что другого и ожидать не стоило от мальчишки, при взгляде на которого девчонки теряют дар речи и не всегда верят своим глазам, то со временем к такой очевидности прибавилось ещё и четкое разграничение парнем поводов для осуждения и насмешек. Он относился свысока, в основном, к глупости и дутой помпезности и никогда — к дешёвым кроссовкам и природной неловкости.
Своей выдающейся внешностью красавец не сказать, чтобы пользовался, но и не стыдился. Игнорировать её он, кстати, тоже не собирался. Но всё-таки настырное, откровенное девчачье любование его реально раздражало, а их наглая назойливость получала достойный отпор в виде, далекой от рыцарства, грубости. Девочки, только лишь пришло время, конечно же, попробовали взять эту «крепость» по имени Андрей Дексен, но пара резких, ироничных реплик по поводу их похотливости, доступности и фонтанирующего либидо, а также несколько метких поправок далеко не блестящих ответов на уроках, высмеивание их скудоумия и, оставляющую желать лучшего, живость мышления, довольно успешно остужали любительниц украсить себя кроме татушек и перекиси водорода ещё и первым красавцем школы. И так повторялось из раза в раз. Андрей ужасно не любил себя дарить кому бы то ни было вообще и идти на поводу. Даже у преподавательниц. Он любил брать. И желательно то, что необходимо ему и именно ему. Чужие желания и чаянья его интересовали очень мало и слабо, а в большинстве случаев, так и вовсе откровенно раздражали.
А порой он свою красоту ненавидел. Бывало и такое. Иногда, глядя на себя в зеркало, ему хотелось залепить себе хук прямо в переносицу. Юноше казалось, что его внешность ему только мешает. Она путается под ногами, вернее, перед глазами. В лучшем случае, у людей срабатывают связка «прекрасный снаружи — прекрасный внутри», и от него априорно уже начинают чего-то ждать, в худшем — им просто любуются. Тупо и незатейливо.
И к первому, и ко второму парень старался относиться свысока и со снисхождением. В его глазах эти люди своей примитивной реакцией обкрадывали сами себя. Он бы мог показать им свой внутренний мир как нечто странное, необычное, неожиданное, свою «карту» понятий и взглядов раскрыть как невидаль, некий сюрприз, но если им хватает только лишь эстетического наслаждения от его внешности и разбитых иллюзий по поводу его идеальности и прилежности, то быть посему.
Конечно же, он бы мог открываться перед людьми и как некое исчадие ада — такое внутри у Андрея тоже имелось — но идти на поводу у толпы и делать что-то в пику стереотипам и штампам — всё это стояло ниже его самоуважения и интеллектуальных способностей.
А потом Андрей смирился.
К концу школы парень на все эти натиски внимания и акты восхищения взирал в лучших традициях звёзд Голливуда: с принятием и равнодушием — на то они и девчонки, чтобы всё время в кого-нибудь влюбляться и по ком-нибудь «сохнуть». А по ком ещё, если не по красавчикам, правильно? Но на этом его понимание внезапно обрывалось. Всё, что следовало дальше и прилагалось сверху, он уже считал проблемами самих девчонок, и много лет спустя это же понимание не помешало ему на вопрос: «Самое твоё нелюбимое качество в человеке» ответить: «Похоть».
Ну, да как бы там ни было, но первый сексуальный опыт у Андрея всё-таки случился.
Конечно же, в основном заигрывать с ним и обозначать свои притязания на него осмеливались в основном такие же первые красотки класса/школы, как и он сам. Но и те, кто «экстерьером» попроще, а значит и в «табеле о рангах» подальше и пониже ненавидеть его не спешили. Значит, он всё делал правильно. Дошло до того, что одна из последних всё-таки решилась выделиться из этих стройных, во всех смыслах, рядов и попытать счастья.
Ребекка Слейнджер или просто Бекки уродилась девочкой не очень красивой и изяществом фигуры не отличалась. Мальчики на неё внимания не обращали все вместе, разом и дружно. Кстати, не очень любили её и девочки — тихая и скромная Бэкки популярностью в классе не пользовалась. Что уж и говорить, что когда она осмелилась выказать Андрею свою симпатию, тот просто обалдел. Причём сделала это поклонница очень ненавязчиво и тактично, явно абсолютно ни на что не надеясь, на День Святого Валентина подошла и положила перед ним на парту книгу Теодора Драйзера «Сестра Керри» с валентинкой сверху и тут же боязливо и стеснительно отошла подальше. И красавец действительно её оттолкнул — не прочитав открытку, всунул её в книгу и отодвинул подарок на противоположный край парты.
