Последней каплей оказалось то, что Сибилл явно чувствовала тоже только приятность, и ей этого, за глаза, хватало. Вполне. Судя по всему, это то, к чему девушка привыкла, что знала и принимала с внутренним согласием.

Ему захотелось взреветь, встряхнуть её и заорать на весь Манхеттен.

«Это всё, да? Это всё, что тебе нужно? И ты этим довольствуешься?»

— Грёбанный мир 2D, — засунул Андрей в штаны свой член, отбросив подальше презерватив.

— Что, прости? — плохо расслышала мисс Дадда, натягивая через голову платье.

Он сделал руки в карманы, расставил ноги на ширину плеч и уставился на девушку задумчивым взглядом.

— Я говорю, мне не понравилось, — сказал так, будто обсуждал её рваные грязные колготки. — У тебя рыхлое тело и широкое влагалище. Даже мой член проваливается, как в ведро. Я еле кончил.

Платье соскользнуло вниз по её «рыхлому телу», и Сибилл застыла с поднятыми вверх руками.

А вот следующую фразу Дексен добавил с совершенно определённой целью.

— Пошла вон, — спокойно подвёл итог своего выговора.

— Ч-что? — прищурилась любовница.

— Во-о-он! — взревел он, сгибаясь в поясе и не вытаскивая кулаки из карманов. Андрею нужнее был этот выход эмоций. Разочарование — страшная вещь.

Но девушка его удивила. Она встала с гостиничной кровати с незастёгнутой молнией на платье сзади. Хотела видимо подойти, но не решилась и осталась на месте.

— Ты… — она безвольно показала на него рукой, — как бы… не расстраивайся. — Её голос звучал примирительно и даже где-то заискивающе.

Он устало опустил плечи.

— Ты настоящий. Я ошиблась в тебе… в тот раз. Это, — она обернулась и посмотрела на смятую гостиничную постель, — не твоё.

Андрей подозрительно усмехнулся.

— Не дождёшься. — И улыбнулся шире.

Они расстались если не друзьями, то вполне миролюбиво. Дексен был уверен, что Сибилл напомнит о себе и попробует переубедить, но был приятно разочарован и, в благодарность, даже пару раз вывел её в свет, так как, после этого случая, плюнул на женщин, и пары у него не имелось как таковой.

«Херня всё это». — Он понимал, что ему нужна Тэсс. Только она. Воспаление продолжилось. Что у него болело? Ничего. У него «ныло» неимение человека рядом. Фантомная боль отсутствия.

И тогда он глубоко нырнул в работу. Это тоже выход.

Кроме всего прочего, на повестке лета стояла школа в Миллинокете. Дексен перезаключил один из договоров с филиалом Банка Америки в Мэн, подвязавшись проходить в их партнёрах ещё пять лет, а они выступили спонсорами, пустив всё это дело под статью о благотворительности, и ещё привлекли пару местных ребят.

Посреди рутинной суматохи он даже не обратил особого внимания, что Тэсс вышла замуж за это убожество, но вскоре грянула новость, что она беременна.

А вот это было уже серьёзно.

И настолько, что Дексен напился. Он на девяносто девять процентов знал, что ребёнок его, и когда промилле в крови достигли критической отметки, телом и душой завладела навязчивая идея лететь в Мэн. Спас, оставшийся, чертов, один процент, и последующая отключка. Больше он так не рисковал, хоть ему и понравилось, то чувство, когда ничто не имеет значения, и у тебя впереди встреча с девушкой. Сладкой и любимой.

Он долго думал над тем, стоит ли вытаскивать информацию сейчас? Допустим, ему достанут данные из её медицинской карты, а вдруг, там отцом записано это недоразумение? И что тогда? Да, даже если и указан он, Андрей Дексен, то что? Он и так в этом почти уверен. Да, конечно, можно посмотреть дату последних месячных и прочее, но как-то всё это не очень чистоплотно выглядело. Словно в замочную скважину подглядывать. Мало того, он не планировал унижать себя и Констанцию даже тестом на отцовство.

«Без него разберёмся».

И всё-таки не выдержал и дал ребятам задание попробовать проникнуть в это «женское царство» под названием «гинекология». И, каково же было его удивление, когда ему доложили, что одна из медсестёр, со страшными от ужаса глазами, поведала, что теперь миссис Тиглиниди документы некоторых беременных и пациенток хранит в сейфе с наркотическими веществами и печатями. Не то кто-то уже пытался пробраться, не то ещё чего — никто ничего не знает, потому что все боятся скандала и увольнений и молчат как статуи на острове Пасха.

«Скорее всего, Даррен, — задумался тогда Андрей. — Но могли и журналисты». — После того, как исчезла Констанция, и он появился с Сибилл на выставке гидродизайна в «Cooper — Hewitt», подозрительно активизировалась пресса, и зачастили звонки с просьбами об интервью.

И вот, когда он намучился и вымотался, до полного опустошения, и решил лететь в Мэн, уже абсолютно на трезвую голову, ребята доложили, что «мудак» «топчет курочек» в пансионате «Мери-Джо» денно и нощно. Андрею полегчало. Появилась надежда.

Дальше — больше. Его усилия начали приносить плоды — «урод» принялся хлестать спиртное, как не в себя. Дексен слушал доклады ребят и высокомерно кривил губы.

«Блять, с кем воюю, а! С тлёй!»

А потом подошло время ЕЁ появления в Нью-Йорке.

К сожалению, девять женщин не могут выносить ребёнка за один месяц, поэтому ему приходилось терпеть, каждый божий день проклиная этот, грёбанный, один процент.

Когда Тэсс поселилась у Берча, уже будучи глубоко беременной, Андрей выдохнул — дядя дело знал тонко, и девушка у него «хранилась» как в Швейцарском банке. Племяннику доложили, что миссис Стюарт «пасут» субъекты некой конкурирующей организации. Пока узнавали: кто такие, однажды на тротуаре её чуть не снёс какой-то «хер — любитель здорового образа жизни», который на бегу засмотрелся на свой шагомер. После этого её начали «водить» по улицам уже в, так называемой, шаговой дистанции. Андрей хотел предложить Берчу и своих парней, но понимал, что дядя его пошлёт очень быстро, резко и далеко.

«И правильно сделает», — кривился племянник.

Когда он встретил Контанцию на улице, для него явилось неожиданностью только то, что она его заметила, всё остальное он уже видел. На фотографиях и видео.

Но, всё равно, не смог не зависнуть на её неуклюжей фигурке. Может, сработал эффект неожиданности, а скорее всего, проявился «эффект Тэсс» — только лишь упёршись взглядом в её живот, он почувствовал тепло. У него потеплело внутри. Чувство знакомое, но забытое и до слёз желанное. Его расслабляло на глазах, он разомлел за секунды. Вот-вот появится нежность и тяга к ласке.

А нежиться и ласкаться ещё рано.

Поэтому он трусливо сбежал, хоть и не чувствовал этого — вечером ему опять позвонят ребята, и он снова начнёт обсуждать с ними ситуацию и её героиню.

Может это и странно, но красную ленточку эпохи «нежности и ласки» для него перерезал Берч — сам Дексен запретил парням приближаться к Констанции после родов и фотографировать малыша и даже толком не знал: почему.

Поэтому именно дядя избавил племянника от его мучителя — одного процента.

— Ты стал отцом, умник, — с улыбкой в голосе проговорил в трубку Берч.

— Что заставило тебя так думать?

— Пусть наш президент думает, ему за это платят, а я знаю. Ты бы видел шевелюру пацана. Поздравляю, кстати, с сыном, придурок. С тебя национальный фуршет в Гуггенхайме, — от предвкушения Берч довольно заржал.

Только лишь услышав слово «шевелюра», Андрей потерял почву под ногами. Мир покачнулся, и, как-то так, причудливо исказились углы кабинета, а горизонтали с вертикалями, того и гляди, норовили поменяться местами.

С роскошными причёсками на голове рождались все темноволосые члены их клана: бабка Клементина, Берч, Елена, он и сестра Джо. Причём, никаких особых последствий это за собой не влекло — все они, с возрастом, имели неплохие, но вполне обычные волосы. Но, тем не менее, при рождении их чубы и чёлки чуть ли не закрывали глаза.

— Извини, не могу говорить, — промямлил он Берчу и отключился.

«Сто процентов». — Мистер Дексен завис.

Когда встречаешься с женщиной, которая родила тебе сына, что нужно делать? И делать ли вообще что-нибудь? К этому нужно готовиться или нет? И если да, то как? Прийти словно в обычный день с работы или торжественно-помпезно? Нужно что-то купить? И что именно? Приготовить слова? Или лучше молчать?