Она сразу заметила, что на работе вокруг нее возникла пустота. Подружки полдничали без нее, Гюнтер перестал приходить и отвечать на телефонные звонки. В дополнение ко всему как раз сегодня позвонил руководитель кафедры и, запинаясь, разъяснил, что Марта уволена с работы и больше в университет может не приходить. Перед ней словно упал жесткий мрачный занавес, навсегда отрезав ее от прошлой беззаботной жизни. Она не представляла, что ей делать дальше, и безучастно устроилась в кресле, завернувшись в плед. В этом состоянии ее и застал Арним. Выслушав сбивчивый рассказ Марты, прерываемый рыданиями, и оглядев разгром в комнате, он быстро понял, что произошло.

– Послушай, девочка, – твердо сказал он Марте. – Отец уже не вернется. Тебе сейчас нужно думать о себе, как ты будешь жить дальше. У тебя остались какие-то средства?

Марта несколько обескураженно заметила:

– Я как-то не подумала о деньгах. Все финансовые дела обычно вел папа. Он мне давал деньги на ежедневные расходы. Наверное, у него осталось что-то на счете в банке.

– Если гестапо не арестовало его счет, – мрачно подытожил дядя Арним. – Я это постараюсь выяснить. Теперь давай договоримся. За тобой может следить гестапо, чтобы поймать на каком-то неосторожном поступке и отправить вслед за отцом. Будь крайне осторожна в общении со знакомыми и особенно с незнакомыми людьми. По любому непонятному для тебя вопросу обращайся сразу же ко мне, приходи прямо в магазин. Не надо предварительно звонить по телефону, гестапо может его прослушивать. Когда пойдешь ко мне, обязательно возьми с собой какую-нибудь книгу отца. Якобы ты ее принесешь на продажу. Если кто-то будет интересоваться, на что ты живешь, ты как раз и скажешь, что понемногу распродаешь редкие книги отца. О том, что мы давно знакомы, никому ни слова. Ты все поняла? – строго спросил Арним.

– Да, да, – поспешно закивала Марта.

– Ну хорошо, – вздохнул дядюшка. – Я тебе оставлю деньги на первое время, а пока постараюсь найти для тебя подходящую работу. Встряхнись, начинай обычный образ жизни, продолжай дома подготовку той научной статьи, которой ты занималась в университете. В свое время я пообещал твоему отцу, что, если с ним что-нибудь случится, я буду заботиться о тебе. Ничего не бойся, считай, что у тебя появился приемный отец.

Марта заплакала от благодарности и прижалась к плечу дядюшки Арнима.

– Да, – как бы вспомнив о чем-то, спросил он. – Где у тебя Библия Гутенберга, которую я помог купить папе? Девушка стала рыться в книгах, но это издание на своем месте не нашла.

– Нет, видимо, и альбома с гравюрами Дюрера, – задумчиво предположил дядя Арним.

Его действительно среди книг не оказалось.

– Послушай, Марта, ты не можешь вспомнить внешность гестаповцев, которые искали антифашистскую литературу? – спросил Арним. – Не было ли среди них такого субъекта? – И дядя подробно описал внешность Лемке.

Марта вначале отмахнулась, заметив, что ничего не запомнила. Но затем удивленно подтвердила, что весьма похожий тип рылся на полках, где хранились исчезнувшие книги. Арним попросил ни в коем случае даже не упоминать кому-либо об этом человеке. На том и распрощались.

Букинист еще долго колесил на своей машине по Берлину, посещал булочную, почту, прачечную и авторемонтную мастерскую. Здесь он поручил знакомому механику посмотреть тормоза, а пока попросил разрешения воспользоваться телефоном в небольшой конторке. Механик добродушно кивнул в знак согласия. Арним набрал номер телефона.

– Уважаемый доктор, у меня назначен прием завтра в семнадцать часов. Я могу рассчитывать, что процедура состоится?

– Да, приезжайте, – коротко ответил врач. Арним рассчитался с механиком и через некоторое время оказался на автостраде, ведущей в Мюнхен.

В три часа пополудни на узенькой средневековой улочке в правобережной части Зальцбурга из небольшого старинного дома, прилепившегося к горе Капуцинерберг, вышел подтянутый моложавый мужчина. Справа от окованной фигурным железом дубовой двери висела надраенная медная табличка: «Штефан Фаркаш. Доктор медицины. Бальнеолог. Прием по предварительной записи». Мужчина не спеша начал спускаться к набережной реки Зальцах, рассекавшей город на две части. Одет он был по типичной для местных жителей национальной моде: темно-зеленая тирольская шляпа с пером, такого же цвета пальто, сильно расклешенное книзу, в руках неизменный зонтик-трость. Дождя пока не было, но низкие тучи уже цеплялись за местные горы. Ежедневный, пусть и короткий дождь был визитной карточкой Зальцбурга. Доктор с иронией вспомнил раздраженные слова одного из французских императоров, посетивших однажды город: «Зальцбург имеет полное право претендовать на звание главного писсуара Европы».

На набережной Зальцаха Фаркаш, как всегда, на минутку остановился, чтобы лишний раз полюбоваться чудной картиной красивого средневекового замка «Высокий Зальцбург», раскинувшегося прямо перед ним на горе Менхсберг в центре старого города. Сказочный вид несколько смягчил внутреннее напряжение, которое испытывал доктор, и в душе даже всплыл какой-то фривольный мотивчик из оперетт Штрауса. Встречавшиеся Фаркашу редкие прохожие приветствовали его, вежливо приподнимая шляпу. Он отвечал им тем же.

У живописного моста через Зальцах местный житель в тирольском охотничьем костюме ловил нахлыстом приличную горную форель.

– Петри хайль, – доброжелательно поприветствовал его доктор обычным для этих мест пожеланием удачного улова.

– Петри данк, – так же доброжелательно ответил рыбак.

Штефан Фаркаш неспешно перешел через висячий мост в старую часть города и остановился у памятника Моцарту, чтобы послушать местный аттракцион «глокеншпиль», чудный колокольный перезвон местных соборов. Затем он решительно углубился в узкую старинную улицу Гетрайдегассе и сразу же растворился в толпе прохожих.

Вдоль обеих сторон улицы мелькали вывески многочисленных небольших магазинов, лавочек, кафе и ресторанчиков. Фаркаш иногда останавливался и разглядывал рекламные предложения, но нигде не задерживался. Через некоторое время он оказался на рыночной площади, пересек ее и вошел в здание местного земельного банка. Пока клерк оформлял оплату счетов, доктор со скучающим видом разглядывал через широкое окно рыночную площадь. Она в это время была практически безлюдной. После посещения банка Фаркаш узким средневековым переулком прошел ко входу в местный университет и поднялся на второй этаж по широкой лестнице. Знакомая сотрудница библиотеки сразу же подала ему каталог новых поступлений по медицине. Доктор внимательно ознакомился с ним и сделал несколько выписок в свой блокнот. За это время в читальный зал никто не зашел.

Фаркаш покинул библиотеку и, огибая небольшую гору Ноннберг, проследовал в католический госпиталь при монастыре. Некоторое время у него заняли консультации двух пациентов, по завершении которых он вышел из госпиталя и в нерешительности некоторое время постоял у входа. Затем направился по узкой, вымощенной грубым булыжником тропе в сторону горы Менхсберг. Метров через пятьдесят показалась удобная скамья, где доктор с удовольствием передохнул и поглядел на часы. Время двигалось к пяти. Фаркаш вернулся вниз и зашел в уютный дворик большой монастырской пивной «Августинер келлер». Это заведение было в некотором роде достопримечательностью Зальцбурга. Ее содержали монахи одноименного монастыря, варившие уникальное пиво «Августинер», которое можно было попробовать только здесь. Своеобразной особенностью пивной было установленное здесь самообслуживание посетителей. Каждый гость у входа брал со стеллажей глиняную кружку, сам мыл ее в проточной воде источника, бившего из скалы, оплачивал в кассе пиво и подходил к прилавку, где дюжий монах нацеживал ему из огромной бочки вожделенную влагу.

В буфете можно было купить немудреную закуску. Но дозволялось приносить ее с собой. Этим с удовольствием пользовались местные крестьяне, которые приезжали за покупками в Зальцбург, захватывая из дому свежие окорока и колбасы. Официантов не было, и это особенно устраивало Фаркаша. Он знал об их профессиональной памяти на лица и способности даже через год узнать того или иного посетителя и его собеседника.