«Клуб горного туризма с прискорбием сообщает, что наш комрад Алан Корсаков серьезно пострадал на северном склоне Эльбруса. Причины и подробности пока неизвестны. Просим неравнодушных оказать посильную материальную помощь, а так же моральную поддержку его семье».

Я и понятия не имею, почему группа «горного туризма» оказалась в моей новостной ленте. Но всё же щёлкаю по ссылке и перехожу на новостной источник.

«На Эльбрусе серьезно пострадал молодой мужчина. Его на вертолёте доставили в больницу Тырныауза, оказали всю возможную срочную помощь, но все усилия оказались тщетны: зафиксирована смерть мозга и подтверждено вегетативное состояние. В данный момент его жизнь поддерживают аппараты ИВЛ. Родственники открыли срочный сбор средств, и надеются переправить его в больницу города Сочи, где имеется более профессиональное оборудование, где лучшие светила медицины продолжат борьбу за жизнь и здоровье пациента».

Сам не знаю зачем, ищу имя и фамилию пациента в этой же социальной сети. Алан – известный в узких кругах турист, с множеством подписчиков в «Инстаграме», поэтому его страничка выпадает чуть ли не первой в поиске.

Чуть позже натыкаюсь на группу, тут самую, по сбору средств.

Тут опубликованы последние новости о его состоянии, и выдержки из новостных статей.

«Алина Корсакова, жена Алана, планирует отключение своего мужа от аппаратов жизнеобеспечения. Мать и отец пострадавшего не ожидавшие от неё такого решения, выступают категорически против. Но Алина утверждает, что в личном разговоре с ней, Алан ясно давал понять: в случае несчастья он не хотел бы лежать в состоянии «овоща», а предпочёл бы уйти быстро и без мучений».

Моё бедное, измученное сердце сжимается и стонет. Да, я прекрасно понимаю эту девушку. Перед ней сейчас стоит самое тяжёлое решение в её жизни, и она достаточно сильна, чтобы его принять. Я тоже не хотел бы лежать на кровати, недвижимый и беспомощный, ходить под себя, и не помнить даже собственного имени. Почему-то я уверен, что эта девушка любит своего Алана и не желает ему смерти. Но она понимает: то, что осталось от него – лишь оболочка. Он не осознаёт себя, не мыслит, ничего не помнит. Он уже не является той сильной личностью, которой был раньше. А в том, что он силён, я не сомневаюсь. Ведь пошёл же он на Эльбрус. Это занятие не для слабаков… Но, если честно, в мотивации таких походов я ничего не понимаю. Может быть, они затеваются только ради приключений, может, ради просмотра красивых видов, может, ради вызова самому себе… а может, для всего этого разом. В любом случае, походы – не моя история, и мне остаётся лишь смотреть со стороны и сочувствовать этой семье.

«Безнадёжный» – мой взгляд выцепляет это слово среди нагромождений текста, и глазам вдруг становится больно. Алан Корсаков – безнадёжен. Прямо как я сам.

Сам не знаю зачем, вступаю в группу помощи. Наверное, слишком задела меня данная история, и хочется быть в курсе свежих новостей.

А новости и впрямь появляются очень скоро.

«Жена Алана Корсакова подписывает необходимые бумаги, подтверждая своё намерение пожертвовать его органы нуждающимся людям».

Моя рука сама собой тянется к груди.

Кожа над рёбрами вдруг принимается невыносимо чесаться. Мне хочется разодрать её ногтями, засунуть руку внутрь тела, вытащить слабое, плохонькое сердце, смахнуть с него пыль и копоть, и заменить новым, молодым, здоровым, энергичным.

Сейчас я, как никогда остро чувствую и обиду, и волнение и злость.

Моя душа и характер, неспокойные и жаждущие приключений, любящие жизнь, заперты в слабом, болезненном теле. Моя болезнь мешает мне жить. Она, словно клетка, а в этой клетке сидит молодая, активная и дикая птичка. В этой клетке сижу я. И это крайне неуютное и мучительное ощущение.

«Алан Корсаков много раз говорил, что хотел бы завещать свои органы науке, а тело – медицине. Но просто не успел оформить своё желание официально. Однако, его мать и отец категорически не согласны с тем, чтоб над его телом «надругались» и «разобрали на детали». Однако, мнение жены в этом вопросы первостепенно».

Да, определённо, родители настроены категорично. Но их можно понять: их любимый, единственный ребёнок застрял на пороге между жизнью и смертью. Они не знают, больно ему, или он ничего не чувствует, понимает ли он что-нибудь, или пребывает в небытии. Они хотят для него самого лучшего, и не могут поверить, что такой сильный и здоровый человек в одночасье превратился в недвижное, беспомощное тело, опутанное проводами.

А жадные до сенсаций безжалостные журналисты умудрились взять интервью у этих потерянных, горюющих людей. Мой палец снова кликает по ссылке, и я принимаюсь читать.

«– Они поженились всего за несколько месяцев до этого треклятого похода, – говорит мать Алана, Лидия Корсакова. – Я не хочу, чтобы чужая женщина распоряжалась жизнью нашего сына. Конечно, мы будем судиться за возможность оставить его на аппаратах ИВЛ. И надеемся, что вскоре ему станет лучше.

– Понимаете ли вы, что в случае Алана наступила социальная смерть, а именно стойкое вегетативное состояние, афалический синдром?

– Да. Но мы продолжаем надеяться.

– Реагирует ли он на обращённую к нему речь, на смену обстановки?

– Увы, нет. Говоря простыми словами, мозговые клетки погибли. Но мы настаиваем на том, что смерть нашего мальчика может произойти только в случае божественного вмешательства, а не от решения его жёнушки! Я изначально была против отношений, и конечно, против их свадьбы. Всегда знала, что эта его Алинка злая, равнодушная, стервозная. Себе на уме. Детей не хотела, хотя возраст уже подходит. Зато увлекалась спортом. Наверное, тем и зацепила его. Вообще, она не такая, как нормальные домашние девочки, которых я ему советовала. Я предупреждала его. Говорила, что она доведёт его до беды. И вот, оказалась права.

– Прошу вас, не плачьте. Желаю вам сил в этой борьбе и надеюсь на наилучший исход. Благодарю за интервью.

Новостной портал «Горный туризм» продолжит наблюдение за ситуацией».

Я с трудом сглатываю. Благодаря слишком яркому воображению я четко вижу всё, что происходит в этой семье. Трагедия, разыгрывающаяся прямо перед моими глазами, царапает сердце.

И зачем эти ребята пошли в такой сложный и опасный поход? Уж я бы, наверное, нашел себе развлечение поинтереснее и притом более безопасное. Если бы был здоров.

«Дело Алана Корсакова готово для отправки в суд. Он до сих пор находится на аппаратах жизнеобеспечения, тогда как его жена стремится избавить его от этой горькой участи. Увы, выздоровление, и даже просто выход из комы в его случае невозможны. Но родители пострадавшего настаивают на том, что их религиозные чувства не позволяют им вмешиваться в естественный ход событий и принимать решение, которое приведёт к окончательной смерти их сына».

«Жена пострадавшего туриста готова пойти в суд ради того, чтобы позволить ему умереть».

«Мать Алана Корсакова запускает петицию под названием «Живи, Алан!»

«Под петицией матери Алана подписалось уже более трёхсот человек, однако сайт с петицией является любительским, и подписи не являются законным основанием, которое может быть рассмотрено в суде».

Я прекрасно понимаю обе стороны конфликта. Мама Алана страшно горюет, и борется по мере сил, в меру своего понимания и своих убеждений. Жена Алана горюет не меньше, а возможно, даже больше, потому что явно была душевно близка ему, знала его секреты, помнит его мнения и пожелания. Она просто пытается проявить уважение к его чувствам, и отдать дань его собственной силе, и потому тоже борется, но не только за свои убеждения, но и за убеждения мужа. Мне жаль всех участников, жаль и самого Алана, и, прижимая руки к груди, чтобы не дать сердцу выскочить из груди, я продолжаю читать.

«В группу памяти Алана вступило уже пятьсот участников. Многие из них жертвуют деньги на счёт его родителей, тем самым внося свою лепту в оплату многочисленных медицинских счетов».

«Врачи настаивают на отключении Алана от аппаратов жизнеобеспечения».