Возле стены напротив импровизированной помойки сидели и лежали на полу с десяток рабов и слуг. Некоторые из них уже, видимо, успели попасть в руки врача, и теперь сжимали относительно ровно обмотанные окровавленными бинтами головы и конечности.
Другие же все еще придерживали свои импровизированные повязки, либо вовсе лежали без движения. Никто из них не произносил ни звука, не делал ни одного движения. Полные боли и страха глаза были обращены к самому врачу. Антей не сразу разглядел его, между ними оказался конус света потолочной лампы.
Не церемонясь, Герон окликнул врача. Тот разразился гневной тирадой, но оторвался от своего занятия. Это был высокий старик в кожаном переднике мясника. Засученные рукава открывали тонкие руки, до локтей покрытые потеками крови, облепленные кусочками мяса и кожи. Антея ощутимо затошнило. За спиной врача на столе лежал обезображенный труп – именно в нем он ковырялся.
- Ну что еще?
У него был неприятный визгливый голос, подходящий к внешности. Привычного к такому охранника это не смутило и он, не моргнув, солгал.
- Господин велел подлатать раба.
Врач на секунду задумался и подошел ближе, разглядывая рану.
- Это волк?
Герон кивнул
- Тогда почему он еще жив?
На это охранник лишь пожал плечами.
Сварливый старикашка, высохший как щепка, отер руки уже изрядно запачканной тряпкой. Он принялся злобно орать на помощников, бесшумно скользящих по помещению. Получая требуемое, он резко оборачивался к Антею, словно тот был его злейшим врагом. Резкие тычки инструментов в плоть, едкая химия и рывки нити, соединившей края раны, заставляли его морщиться, но он терпел. Врач сначала расширил и вычистил рану. Раствор, которым он ее промывал, немилосердно обжигал, непроизвольно дернувшись, раб вызвал очередной всплеск гнева
- Что вы стоите, как пни. Держите его.
Охранники не перечили. Их руки стальными тисками сомкнулись на нем, не давая пошевелиться. Наскоро, не заботясь об аккуратности, врач зашил рану
Перевязав плечо раба, врач выпроводил всю троицу во двор, сопровождая их громкой руганью.
Все еще пошатывающегося Антея довели до его стойла и на прощание швырнули большой сверток с едой. Он не прикоснулся к тряпице.
Опустившись на сено, он застыл на нем словно безвольная сломанная игрушка. Азарт схватки прошел, вместо него накатила боль от очередного осознания своей ничтожности. Он старался перестать думать, но не мог. Закрыв глаза, он провалился в тяжелый тревожный сон.
Его снова преследовала волчья стая. Серо-черные тела проскакивали так близко, что он мог коснуться их, если бы захотел. Он оборачивался, слыша издевательский смех в рычании зверей. Падая от изнеможения, он останавливался и выхватывал кинжал, ожидая, пока дикий звериный хоровод стянется вокруг него и его враги окажутся достаточно близко. Звери, однако, не подходили, они стояли на границе некоего круга, за которым начиналась тьма и только желтые огоньки глаз были в ней заметны.
Антей вынужден был постоянно вертеться на месте, чтобы не дать подойти со спины, но потом кто-то из волков все-таки прыгал на него и сбивал с ног. Он быстро вскакивал на ноги, но противник уже исчезал в темноте. Потом атака повторялась, и так было снова и снова.
Проснулся он от хорошо знакомого шума, который поднимали молги, завидев хозяев.
Он встал через силу и отправился выполнять свои обязанности, от которых его никто не освободил.
========== Глава 14. Травля. ==========
Мягкая морда пепельно-серого молга ткнулась ему в ладонь, а потом вся огромная голова зверя скользнула ближе к Антею, требуя свою долю ласки.
Давно прошли те дни, когда, посчитав его забитым слабаком, молги пытались атаковать его, утверждая свое превосходство. Несмотря на это, он хорошо делал свою работу, в отличие от равнодушных рабов.
У тех животных, которыми занимался он, всегда было больше сена, чище кормушки, в отличном состоянии сбруя, которая нигде не натирала их хоть и не слишком нежные, но все же живые тела. Они всегда были здоровы. Шерсть была гладко вычесана, в ней не было ни единой колючки и даже с таким вот окрасом – играла и переливалась на свету, когда скакун гордо гарцевал по залитому солнцем двору.
Ценили ли молги его заботу или их отношение изменил запах волчьей крови и то, что изменилось в нем самом? Как бы то ни было, между ними установился тот баланс, который можно было назвать дружбой.
Однажды, заскучав, он мимолетно коснулся морды одного из них, проведя по короткой шерсти до круглых настороженных ушей. А животное прикрыло карие глаза и, потянувшись ближе, тяжело вздохнуло. Врядли хозяева когда-либо ласкали их – все-таки, они использовались как боевые звери.
Ему было все равно. С тех пор он безбоязненно подходил к самым злобным и норовистым зверям, хозяева которых удивленно наблюдали за бесстрашным рабом.
Он слышал их разговоры о том, что у него не все в порядке с головой после боев, но лишь прятал улыбку.
Ему самому трудно было в этом признаться, но мягкое касание живого тепла помогало ему справляться с теми чувствами, которые грозили затопить его разум и толкнуть на необдуманные поступки.
Вот и сейчас, погладив полученного из рук солдата зверя, он приподнял его лапу с мощными когтями, способными разодрать на клочки взрослого волка. Он потер подушечки специальной щеткой, счищая грязь и прилипшие к ней мелкие камни и куски коры. Из шерсти между пальцами он извлек щепки. Осмотрев и очистив остальные лапы, он занялся шкурой. Здесь было немного работы – он вычесывал их каждый день и сейчас по его пальцам, словно вода, рассыпались шерстинки, каждая из которых была длинной с ладонь.
Пройдясь гребнем по всему телу скакуна, Антей уловил слабый запах крови исходящий от его шерсти. Человеческой крови. Почему-то он был в этом уверен.
- Кого же твой хозяин убил на сей раз?
Конечно, он не разговаривал с молгом, просто размышляя вслух, но звук речи почему-то вспугнул животное. Покосившись на человека и всхрапнув, молг слегка дернулся, но Антей успокаивающе похлопал его по шее.
Закончив уборку, он перешел в соседнее стойло, где своей очереди на ласку и уход дожидался еще один зверь.
С наступлением лета дни стали теплее и длиннее, все больше наездников оставалось ночевать за пределами замка и многие стойла пустовали, он мог позволить себе уделять больше внимания каждому молгу, которые охотно платили взаимностью, перестав пытаться избавиться от него.
Он вышел во двор и бросил взгляд на солнце. Примерно полдень и в цитадели царила почти полная тишина, нарушаемая легким гулом кузницы и далеким шумом скотного двора.
Поставив ведра для воды на землю, он вытянул руки над головой и, сцепив ладони, с удовольствием потянулся.
Он услышал легкий хруст смещающихся суставов и почувствовал сладкую боль в растянутых мышцах.
Он бросил взгляд вглубь конюшни. Там слышалась возня бледных полумертвых рабов, которые боялись даже света солнца, не говоря о том, чтобы выйти вот так во двор.
В отличие от них, он, вынужденный работать, предпочитал делать это на свежем воздухе, подставляя свое тело лучам жаркого солнца. А поскольку он был молод, его ничуть не смущало ни оно, ни холодные ливни, ни снег – он же на нем не спал. Кожа его приобрела бронзовый загар и стала куда плотнее, привыкнув и к жаре, и к вьюге. Ее и кожей теперь было сложно назвать, скорее шкурой. Если так пойдет и дальше – она будет похожа на ту, что используют шорники. Он не раз грустно улыбался, размышляя, не таким ли будет его конец. Не решит ли Рагнар за какую-то провинность содрать ее с него и использовать по назначению?
Подойдя к колодцу и зачерпнув воды, он с удовольствием обрушил на себя этот ледяной водопад. Вспотевшее, покрытое пылью, тело благодарно отозвалось на эту передышку. Конечно, на жаре он высохнет моментально, но почему бы и нет?
По обнаженному до пояса телу скатились ручьи воды. Кожа покрылась мурашками, встопорщив отросшие волосы на голове и загривке. Он по-прежнему следил за собой, но стрижка выходила не очень ровной.
