Следователь выронил ложку и подался вперед. Такого подарка судьбы он не ожидал:

– Неужели? Кто это?

– Олег Петрович Будченко, – радостно пропел эксперт. – Наш клиент, рецидивист, кстати, проживающий на соседней с Гольдбергом улице.

Беспальцев удовлетворенно кивнул:

– Молодец, Степаныч. Чай заслужил. Кстати, ты обедал? Жена приготовила мне бутерброды с паштетом, который сама сделала. Очень вкусный, будешь просить добавки.

Панков глотнул слюну и сморщил широкий нос:

– Да ну? Вот повезло мне. Представляешь, моя старушка уехала к дочери, так что я питаюсь в нашей столовой. Сегодня позже встал и не успел позавтракать.

Геннадий посмотрел на часы:

– Судя по всему, и не пообедал бы. Усаживайся поудобнее. – Он достал завернутые в газету бутерброды и разложил на тарелке. По кабинету разнесся умопомрачительный запах, и судмедэксперт закрыл глаза. – Бери, не стесняйся. Вот тебе и чаек. – Он бросил в кружку чаю и налил кипятку. – А я тем временем буду совмещать приятное с полезным, – Беспальцев снял трубку и принялся крутить диск. – Алло, Максим? Срочно разыщи мне личное дело Олега Петровича Будченко. Да, чем скорее, тем лучше. Это его пальчики мы обнаружили на стакане в доме часовщика. – Положив трубку, он улыбнулся, глядя, как Степаныч уничтожал бутерброд – так, что даже сытому есть захочется. – Моя Галя делает паштет из говяжьей печенки и добавляет туда свиное сало. Правда, вкусно?

– Нет слов, – отозвался Панков с набитым ртом и прислушался – Кажись, Вдовин. Он и ко мне так же робко стучится. Скромный молодой человек.

– Точно Вдовин, – кивнул Геннадий и крикнул: – Заходи, Макс.

Оперативник распахнул дверь, блеснул золотом волос и потянул носом.

– Кажется, я хорошо попал. – Широкая улыбка озарила его румяное лицо, и молодой человек указал на бутерброды. – Умоляю вас, хотя бы кусочек! По вашей милости я не успел в столовую.

– Ну, мы исправим это недоразумение, – Беспальцев придвинул к нему тарелку и посмотрел на замусоленное дело Будченко в картонной папке с пожелтевшими завязками. – Садись с нами, не стесняйся, бумаги положи на стол. Поешь – бери Горемыкина, и бегите домой к этому Будченко. Если нам повезет, мы в скором времени закроем дело.

– А если он не имеет отношения к преступлению? – Вдовин надкусил бутерброд.

– Ты веришь, что вор-рецидивист просто нанес ему дружеский визит? – усмехнулся следователь. – Или проходил мимо, а Гольдберг позвал его на чай? Ты же не первый год работаешь в милиции, чтобы делать такие глупые предположения. Или я не прав?

– Вроде правы, – Максим пожал плечами, – только чудно, что мы так быстро раскрыли дело. Обычно не меньше месяца возимся. Кроме того, наш подозреваемый только что откинулся. Неужто даже отдохнуть не захотел?

– Бывает в жизни и такое, я имею в виду везение, – заметил Беспальцев и потянулся к бутербродам. – Кстати, у рецидивистов свое понятие об отдыхе. Заговорили вы меня, друзья-товарищи. Сейчас все съедите, а мне и крошки не останется. – Он вцепился в самый большой бутерброд, всем видом показывая, что готов драться за него. – Так-то, дорогие мои.

Южноморск, наши дни

Сергей проснулся еще до сигнала будильника на телефоне, взял мобильный в руку, чтобы посмотреть, кто звонил вечером, и с удивлением узнал, что с ним хотел поговорить дядя Виктор.

Так получилось, что дядя Виктор был старым другом и отца, и матери, разумеется, больше отца, потому что с ним они учились в одном классе и мечтали о подвигах в милиции. Однако после окончания школы дядя Виктор поступил на экономический факультет, окончил его и работал на местном заводе. После развода родителей он остался в хороших отношениях с матерью, часто звонил, даже помогал деньгами, когда она просила. Сергей знал, что про отца они не говорили: для матери это оставалось одной из самых болезненных тем, и хорошо, что дядя Виктор это понимал.

Мать восхищалась его преданностью жене. Когда та умерла от инфаркта, дядя Виктор не привел в дом другую женщину, чтобы она заменила мать его единственному сыну, угловатому хмурому парню, сам вырастил его, а потом отправил учиться за границу (после того, как завод, где он работал, приказал долго жить, дядя Виктор занялся бизнесом, и очень успешно). Давая деньги матери Сергея, мужчина никогда не требовал их возврата и брал только потому, что гордая женщина обещала оставить их на пороге его трехэтажного загородного особняка.

Ивашов-младший, заставив себя встать с постели, набрал его номер, и дядя Виктор откликнулся сразу, будто знал, что Сергей обязательно перезвонит. Впрочем, может, и знал. Он вообще прекрасно знал их семью.

– Здравствуй, Сережа, – послышался сочный баритон дяди Виктора. – Вот думаю, как тебе сказать.

– Если вы об отце, то мне все известно. – Ивашов перевел дух и выпалил: – Я был очевидцем его смерти.

Виктор охнул:

– Но как? Он встречался с тобой в ресторане?

– Да, он назначил мне встречу ни с того ни с сего, мотивируя это тем, что нам надо поговорить, – пояснил Сергей. – Отец сказал, что нуждается в моей помощи. Но когда мы уселись за столик, он стал говорить о наследстве. А вы же знаете, как мы с мамой к этому всегда относились, – добавил он, стараясь, чтобы его слова звучали как можно убедительнее.

– Знаю, и в этом вопросе никогда ее не поддерживал, – отозвался Виктор. – Неужели ей было приятно, что он тратит деньги не на собственного сына, а на молодых пассий, которые менялись, как перчатки?

– А я понимал и поддерживал, – буркнул Сергей. – Нам ничего не нужно от предателя. А отец нас предал. Тогда, восемнадцать лет назад…

Произнеся эту фразу, Ивашов почувствовал ком в горле. Перед глазами возник отец, лежавший на холодном полу ресторана, с белой пеной на губах. И это воспоминание всколыхнуло затихшее было чувство вины.

– Значит, ты видел, как он умер, – дядя Виктор прерывисто задышал, – я знаю, мой мальчик, что ты спешишь на работу, и не хочу тебя отвлекать. Не мог бы ты заехать ко мне после работы? Мы попили бы чаю – мне известно твое отношение к алкоголю, – поговорили.

Ивашов хотел было отказаться, но подумал, что ему и самому хочется высказаться, и лучше излить душу знакомому человеку, чем незнакомцу.

– Хорошо, дядя Виктор, – твердо пообещал он, – я заеду часов в семь вечера.

– Отлично, – обрадовался мужчина. – Я буду дома один. Впрочем, ты знаешь, что я всегда один после того, как умерла Зина и как Кирюшка решил остаться в Лондоне. Будешь дорогим гостем. Жду.

Как деловой человек, он не стал больше занимать чужое время. Странно, но после разговора с дядей Виктором Сергей почувствовал облегчение. Он принял душ, выпил чашку кофе, дав себе слово перехватить булочек в кондитерской по дороге на работу, оделся, придирчиво осмотрел себя в зеркале и вышел. Солнце уже начинало пригревать, и вездесущие бабульки, как всегда, сидели на скамейке возле подъезда, обсуждая всех и вся. Он знал: больше всего их злила импровизированная стоянка машин во дворе. Так уж получилось, что в округе не было никакой стоянки – ни платной, ни бесплатной. А ставить автомобили за несколько километров и потом добираться до дома на общественном транспорте никто не хотел. Бабуль злило и то обстоятельство, что в доме приобретали квартиры люди небедные, и в каждой семье имелось по несколько машин.

– Люди у нас стали какие-то непонятливые, – заговорила одна из них, его соседка по лестничной клетке, которую Сергей про себя прозвал старой Мальвиной. Седые волосы, черт знает чем крашенные так, что стали фиолетовыми, платья чуть ниже колен, открывавшие дряблую морщинистую кожу на ногах, но девичья фигурка – сзади старушенция вполне могла сойти за молодую женщину. – Да, непонятливые, – уже громче произнесла она, боясь, что Ивашов ее не услышит. – Здесь, между прочим, дети гуляют и животные, а вы машины ставите. Сколько несчастных случаев произошло во дворах! Или вы, молодой человек, телевизор не смотрите?