Таким взаимодействием всех членов все здание тела, будучи сгармонировываемо, растет в Церковь святую о Господе, в Коем и все созидаются в жилище Божие Духом (Еф. 2, 22). Чего ради и внушается всем, истинствующе в любви, возращать всяческая в Того, Кто есть Глава, т. е. во Христа, из Которого все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких, взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания себя самого в любви (Еф. 4, 15, 16).

В сие-то тело мы крестились и все единым Духом напоились (1 Кор. 12, 13), т. е. через крещение вошли в нее и объединились в ней духовно, обязуясь к единомыслию, единоволию, единочувствию и единодействию, – дане будет распри в телеси (1 Кор. 12, 15–25).

Судя по всему, Церковь есть лоно матернее, зачинающее, образующее, возращающее и совершающее каждого христианина: как в лоне природы разные твари засеменяются, прорастают, растут, вырастают и плодоносят во славу Божию. Как нет жизни и живых существ вне природы, так вне Церкви нет духовной жизни и духовно живущих лиц. Почему быть в Церкви, в живом с нею сочетании и союзе есть неотложное условие для желающих жить духом и в христианской преуспевать жизни.

Под нормой разумеется здесь такое правило, которое, определяя цель человека и средства к достижению ее, дает руководительное указание, куда и как следует направлять жизнь свою.

Предначертание такой нормы положено в создании человека по образу и подобию Божию и вдунутии в лице его дыхания Божественной жизни. Но привзошло падение и расстроило ее. Расстроило, но не уничтожило. Потому, когда совершилось воплощенное домостроительство в восстановление падшего, тогда помилованный и обновленный в силу его человек, хотя получил новую норму для духовно-нравственной жизни своей, такую, однако ж, которая стояла на первоначальной норме, испорченной падением, восстановляя ее, пополняя и в совершеннейшей являя форме.

Таким образом, нам предлежит начертать сначала ос) первоначальную норму нравственной жизни человека; а потом, применительно к ней, установить р) норму нравственной жизни христианской.

При уяснении нормы жизни нравственной требуется, как сказано выше, определить

α) цель человека

β) средства, какие даровал ему Бог для достижения ее; и из той и других

γ) вывести общее руководительное правило для жизни нравственной. Итак —

Последняя цель человека – в Боге, в общении или живом союзе с Богом. Созданный по образу и подобию Божию, человек по самой природе своей есть некоторым образом Божеского рода. Будучи же рода Божия, он не может не искать общения с Богом, не только как со своим началом и первообразом, но и как с верховным благом. Потому-то сердце наше и бывает довольно только тогда, когда обладает Богом и бывает обладаемо от Бога. Ничто, кроме Бога, не успокаивает его. Соломон много знал, многим обладал и многим наслаждался; но все это наконец должен был признать суетой и крушением духа (Еккл. 1, 8, 17, 18; 3, 10, 11; 8, 17). Один покой для человека в Боге. Что ми есть на небеси и от Тебе что восхотех на земли; исчезе сердце мое и плоть моя, Боже сердца моего и часть моя, Боже во век (Пс. 72, 25, 26). «В Боге жизнь», – учит Василий Великий. «Отчуждение и удаление от Бога есть зло несноснейшее даже будущих геенских мучений, зло самое тяжкое для человека, как для глаза лишение света и для животного отнятие жизни»[2]. И еще: «Что было для души преимущественным благом? Пребывание с Богом и единение с Ним посредством любви. Отпав от Него, она стала страдать» (Тв. св. от. Вас. Вел. т. 4, с. 154). Посему-то нам внушается: взыщите Господа, взыщите лица Его выну (Пс. 104, 4). Пророк Моисей поставлял зрение лица Божия краем своих желаний и после того уже, как Бог явил через него и в нем столько чрезвычайных действий Своей благодати и всемогущества: аще обретох благодать пред Тобою, яви ми Тебе Самого, да разумно вижду Тя (Исх. 33, 13), молился он. С каким страхом взывал ко Господу пророк Давид: не отвержи мене от лица Твоего (Пс. 50, 13), зная, что удаляющий себе от Него погибнут! (Пс. 72, 27). С каким желанием устремлялся он всегда к Богу: возжада душа моя к Богу… (Пс. 62, 2); имже образом желает елень на источники водныя, сице желает душа моя к Тебе, Боже! (Пс. 41, 2). С какой теплотой упокоивался в Нем едином: мне же прилеплятися Богови благо есть! (Пс. 72, 28).

Но не в этом одном устремлении всех желаний к Богу – наше благо. Жажда без утоления, алчба без насыщения, потребность без удовлетворения есть скорбь, болезнь, мучение. Ища Бога, мы хотим обрести Его, хотим обладать Им и быть обладаемыми от Него, приискренно приобщиться Его, быть в Нем и Его иметь в себе (Макария Великого послание… в начале. Москва. 1952 г. с. 429). В этом-то живом, внутреннем, непосредственном общении Бога с человеком и человека с Богом и есть его последняя цель.

Таким сие общение изображается в Слове Божием. Так Сам Бог об одних говорит: не имать Дух Мой пребывати в человецех сих, зане плоть суть (Быт. 6, 3), а другим обещает: вселюся в них и похожду (2 Кор. 6, 16). «Внимай, – говорит на сие место св. Златоуст, – кто обитает в тебе! Ты Бога носишь в себе». Спаситель обещает внутреннейшее некое вселение Бога в сердце человеческое, когда говорит: к нему приидем и обитель у него сотворим (Ии. 14, 23). Св. Иоанн Богослов учит, что когда кто пребывает в любви, то не только он пребывает в Боге, но и Бог в нем пребывает (Ии. 4, 16). У св. отцов живое общение с Богом возводится до обожения человека. Так св. Григорий Богослов изображает человека «живым существом, чрез стремление к Богу достигающим обожения[3].

Феодор, епископ Едесский, так учит о цели человека: «цель жизни нашей есть блаженство, или, что все равно, Царство Небесное или Царство Божие, которое состоит не только в том, чтобы зреть царственную, так сказать, Троицу, но и в том, чтобы получать Божественное влияние и как бы принимать обожение, и в сем влиянии находить исполнение и совершение всех недостатков и несовершенств. В сем-то состоит пища умных сил, т. е. в восполнении недостатков посредством Божественного оного влияния»[4].

У св. Макария почти в каждой беседе можно находить напоминание о живом общении души с Богом. Так в 46 беседе он учит, «что Бог сотворил душу человека такой, чтобы быть ей невестой и сообщницей Его и чтобы Ему быть с ней единым растворением и единым духом» (параграф 6). Посему, «если душа прилепляется Господу, то и Господь, милосердием и любовью подвигнутый, к ней приходит и ей прилепляется, и тако един дух и едино растворение, и един разум бывает душа и Господь» (параграф 8).

«Для человека нужно, – говорит он в другом месте[5], – чтобы не только сам он был в Боге, но и Бог был в нем».

Не подумал бы кто однако ж, что живой союз с Богом есть исчезновение души в Боге с насилием ее самостоятельности и свободы. Нет, хотя душа действительно стоит при сем под Божественным влиянием, прикасается некоторым образом Богу и проникается Его силою, однако ж не перестает быть душой – существом разумно-свободным, подобно тому, как раскаленное железо или уголь, проникаясь огнем, не перестают быть железом и углем. Она приобретает только чрез сие общение полнейшую и скорейшую силу действовать по воле Божией – свободно, но и беспрекословно. С другой стороны и то неверно, если б кто стал думать, что когда Богообщение поставляется последней целью человека, то человек сподобится его после, в конце, например, всех трудов своих. Нет, оно должно быть всегдашним, непрерывным состоянием человека, так что, коль скоро нет общения с Богом, коль скоро оно не ощущается, человек должен сознаться, что стоит вне своей цели и своего назначения. Состояние, в котором человек сознает, что Бог истинный есть его Бог, и сам он есть Божий, т. е. говорит в сердце своем Богу: Господь мой и Бог мой (Ин. 20, 28), как апостол Фома, и к себе самому: Божий есмь – Божий есмь (Ис. 44, 5), – такое состояние есть единое истинное состояние человека, есть единый решительный признак присутствия в нем начала истинно-нравственной и духовной жизни.