4) Наконец, смерть сия, по силе своей простираясь на весь род человеческий и на все времена, по цене должна соответствовать бесконечной правде Божией, оскорбленной грехом, иметь беспредельное значение, как беспределен Бог: чего стяжать она опять иначе не может, как быв усвоена Богом, или сделавшись смертью Бога; а это будет, когда Бог, восприяв на Себя человеческое естество, умрет его смертью.

Эти положения не из ума взяты, а заимствованы чрез наведение из того, что говорится в Слове Божием о воплощенном домостроительстве нашего спасения. Ибо спасение наше уже устроено и готово для всякого желающего приять его. Сын Божий и Бог воплотился, крестной смертью принес Богу жертву умилостивления за род наш, снял с нас вину греха и примирил нас с Богом. Сводятся указания о сем Слова Божия воедино, чтобы явно было, что воплощение Бога-Слова не есть избыток милосердия Божия; но, хотя есть свободное дело благоволения Божия, такое, однако ж, без которого состояться нашему спасению не было возможно. В силу такого домостроительства Бог праведно нас милует и спасает.

Вот что говорит о сем Слово Божие:

Един Бог и един Ходатай Бога и человеков, человек Христос Иисус, давый Себе избавление за всех (1 Тим. 2, 5). Им разорено средостение ограды (Еф. 2, 14), и водворен мир между Богом и человеком (Рим. 5, 1; 10, 11). Его предложил Бог, в жертву умилостивления чрез веру в кровь Его, чтобы показать правду Свою в прощении грехов… дабы познали, что Он праведен и оправдывает (не без ничего), но верующаго во Христа (Рим. 3, 23–26), и таким образом праведно примиряет в Нем мир с Собою, не вменяя людям прегрешений (2 Кор. 5, 19). В Нем и мы, чада гнева по естеству, безнадежные (Еф. 2, 3; 12), избавясь от изнеможения и ослабления душами (от упадка духом по причине безнадежия) (Евр. 12, 13) и возникши к надежде и упованию спасения (Гал. 5, 5; 1 Пет. 1, 3; Евр. 7, 19), имеем дерзновение и надежный доступ ко Отцу во внутреннейшее за завесы (Еф. 2, 18; Евр. 6, 19), – имеем свободу входить во святилище посредством крови Его, путем новым и живым, который Он вновь открыл нам чрез завесу, т. е. плоть Свою (Евр. 10, 19, 20). Ибо Христос искупил уже нас от клятвы законные, быв по нас клятва (Гал. 3, 13), и истребил рукописание, бывшее против нас, взяв его от среды, и пригвоздив ко кресту (Кол. 2, 14).

А для сего Он -

1)[1] Приемлет от Семене Авраамова (Евр. 2, 16), чтоб иметь, что принести Богу (Евр. 8, 3), во всем уподобляется братиям, чтоб быть за них первосвященником для умилостивления за грехи (Евр. 2, 16, 17);

2) Пострадал, как праведник за неправедников (1 Пет. 3, 18), претерпел крест вместо предлежащей Ему радости (Евр. 12, 2), не ведев греха соделался по нас грехом, дабы мы были правда Божия о Нем (2 Кор. 5, 21), ибо таков и должен был быть для нас первосвященник, – святый, непорочный, непричастный злу, отлученный от грешников и превознесенный выше небес (Евр. 7, 26);

3) Не многократно приносит Себя – иначе многократно надлежало бы Ему и страдать, – но единожды явился с жертвою Своею для уничтожения греха (Евр. 9, 25, 26) и сим единократным приношением тела освящает всех (Евр. 10, 10); вниде единою во святая вечное искупление обретый (Евр. 9, 12); пребывая вечно; Он и священство имеет непреступное; почему может всегда спасать приходящих чрез Него к Богу, будучи всегда жив, чтобы ходатайствовать за нас (Евр. 7, 24; 25; 1 Ин. 2, 1, 2);

4) Такою ценою куплены мы (1 Кор. 6, 20), не сребром или златом, но драгоценною кровию Христа, яко агнца непорочнагои пречистаго Христа (1 Пет. 1, 18, 19), лучше глаголющею Авелевой (Евр. 12, 24), и очищающею паче крови козлей и тельчей, и пепла юнчаго (Евр. 9, 13, 14); ибо с нею явился Христос пред самое лице Божие о нас (Евр. 9, 24); и сим приношением снял с нас клятву, быв по нас клятва (Гал. 3, 13); и тем явил как правду Божию беспредельную (Рим. 3, 25), так и богатство благодати Своей (Еф. 1,7).

Для оправдания человека мало того, чтоб только снять с него виновность в грехах, надо еще восполнить недостаток в его жизни дел правды и добра. Живя в грехе (разумеется здесь непрерывное грешение до обращения и прорывающиеся грехи по обращении), он не только опускает дела правды и добра, тратит время не на должное, но и наполняет его положительными делами неправды и зла, подлежащими соответственному наказанию. Когда снимается с него вина греховная чрез помилование и прощение и устраняется соответственное за нее наказание, тогда изглаждается только неправое и нечистое из его жизни, делается для его жизни то, что сих неправостей и нечистот как бы не было в ней. Но время жизни, проведенное в грехе, освобождаясь таким образом от бремени греховного, не приобретает еще чрез то дел правды и добра, которыми оно обязательно должно было быть наполнено, по первоначальному назначению. Так как правда Божия требует, чтобы вся жизнь человека была наполнена делами правды и добра, то помилованный только и оправданный еще не вполне прав пред Богом; для сего надобно еще пустоты его жизни наполнить делами правыми и добрыми.

Как же это возможно? Очевидно, что сам человек, обратившийся, раскаявшийся и прощенный, сделать этого не может, возревновав приумножить свои добрые дела. Потому что, что бы он в сем роде ни делал, будет делать лишь то, что для него обязательно делать в то время, когда делает, и чем потому нельзя восполнять прошедших опущений. Таким образом и это восполнение недостатка должных дел, как и прежде изложенное требование жертвы умилостивления, возможно для него только чрез усвоение ему таких дел чужих, или дел другого лица.

Кто же может быть для нас таким лицом, из богатства дел которого мы могли бы заимствовать себе дела для покрытия недостатка их в нашей жизни?

Он должен быть человеком, чтоб творить дела человеческие, дабы ими можно было восполнять недостатки таких дел в жизни человеческой. Но – в нем самом такие дела не должны быть обязательны для него, не должны быть его собственными делами или принадлежать ему: иначе их нельзя усвоять другим, взамен недостатка в них таких дел. Это же как возможно? Не иначе, как если какое-либо существо восприимет на себя человеческое естество и, сочетав со своей личностью, его силами будет творить дела человеческие, не будучи обязано творить их по своему естеству, чтобы, имея их в себе свободным богатством, иметь власть обогащать ими других. А таким существом, чтоб восприять другое естество и творить дела его силами, необязательные для него самого, – кто может быть? Из тварей никакая не может быть такой. Всякая тварь свое назначение имеет и свой круг дел, которыми должны наполняться все моменты ее бытия и жизни. Потому она не имеет времени делать дела за других и для других. Это ей возможно только чрез опущение своих дел: что то же было бы, что, спасая других, себя губить. Кроме же тварей есть еще только Бог, ни от чего не зависимый. Итак, обогащение нас делами правды и добра, для восполнения ими недостатка их в нашей жизни, наипаче возможно, как когда Бог благоволит принять на Себя естество человеческое и силами его творить дела правды и добра – человеческие. Ибо такие только дела, будучи свободны от обязательства, и могут быть усвояемы другим, как свободное богатство Бога воплощенного.

К тому же, так как в таких делах имеет нужду жизнь каждого человека, жизнь всех людей, и настоящих, и бывших, и будущих, то богатство их должно быть столь велико, чтобы могло удовлетворить всех, и сила их должна простираться по всем временам и на все человечество. Но сила всякого тварного существа, равно как значение дел его не могут простираться далее пределов его естества и никак не могут взойти до такой силы и пространства, чтобы обнять все человечество. Потому дела правды и добра, потребные для восполнения недостаточности таких дел в жизни каждого человека, чтобы иметь такое безмерное и вечное значение, должны быть совершены человеческими силами, но от такого лица, которое по своему существу вечно и беспредельно, т. е. от Бога; а это возможно только при ипостасном соединении Божества с человечеством в одном лице, или при воплощении Бога.