Он практически кричал. Я вжала голову в плечи, опасаясь его агрессивного тона.

— Извини, — смягчившись, произнес он, и протянул бутылку. Мы молча выпили по глотку, и он снова закурил.

— Да, я знаю, что такое любовь, — набравшись смелости, проговорила четко и громко.

Выпуская дым, Мамонов удивлённо вскинул бровь, застыв в немом вопросе.

— Любовь — это когда ты не спишь ночами, потому что постоянно думаешь о нём, а если засыпаешь, то видишь во сне только его. Когда ты идёшь на уроки только ради того, чтобы встретиться с ним. Когда умом понимаешь, что вы никогда не будете вместе, а сердцу плевать, оно хочет верить в обратное.

— Вот как, — криво усмехнулся Кирилл, — и кто же этот герой твоих ночных грёз?

Я подняла на него взгляд, и улыбка постепенно сошла с его лица. Мы смотрели друг на друга, пристально, молча. В воздухе витало напряжение, окружив нас тугим кольцом, с каждой секундой сжимающегося все туже.

Вдруг, совершенно неожиданно, он обхватил ладонями мое лицо и притянув ближе, поцеловал. Жадно, страстно, по-настоящему.

От него пахло водкой и табаком, а губы были влажными и холодными. Это был мой первый поцелуй, и он произошел с парнем, которого я любила долгих четыре года… Стоит ли говорить, что я не только его не оттолкнула, а наоборот, прильнула, ощущая себя птенцом под его надежным большим крылом.

Его руки гуляли по моей спине, настойчиво пробираясь под футболку и кружевной бюстгальтер. Дотронувшись до груди, испустил протяжный вздох, и стиснул в объятиях ещё сильнее.

Я сама не поняла, как мы очутились в высоких зарослях камыша.

Навалившись сверху, он достаточно грубо положил меня на редкую сырую траву. Скорее даже не положил, а кинул. Не прекращая целовать, а на деле заталкивать язык глубже в рот, он проворно стянул с меня майку, а затем штаны. Услышав лязганье пряжки его ремня на мгновение мне стало страшно. Я представляла все совершенно не так! Это неправильно! Всё должно быть совсем иначе!

Ощутив прикосновение его прохладных бедер к коже моих ног, промелькнула мысль, что пора это прекратить, я даже попыталась его оттолкнуть, но потом ощутила резкую боль и поняла, что уже слишком поздно…

— Ты это… извини, если что не так… — промямлил он, застегивая ширинку на джинсах и надевая через голову толстовку. Избегая смотреть в глаза, торопливо натянул кроссовки. — Я… я сейчас вернусь, хорошо? Пойду принесу тебе плед, ты вся дрожишь. Там в палатке есть, я видел. Я… сейчас…

Через пару минут хруст веток от его быстрых шагов окончательно стих. Я сидела обнаженная на холодной земле, судорожно дрожала, прикрываясь своей тонкой, порванной по шву, футболкой…

Я понимала, что сейчас произошло, и сгорала от стыда. Слёзы душили, застряв царапающим комком поперек горла, но глаза оставались сухими. Что же я сейчас натворила! Господи, что натворила!

Сильно мутило. Я боялась, что сейчас меня стошнит прямо на голые ноги, но сил подняться не было, из меня будто вытащили скелет, оставив одну оболочку.

Сейчас вернётся Кирилл и принесёт одеяло. Сейчас…

Я сидела, и, ёжась от холода, ждала его возвращения.

Он так и не пришел.

Часть 17

Санкт-Петербург, 2013 год, февраль.

Отношения с Маратом длились уже месяц. Этот мужчина заполнил пустоту в моём сердце, оживил, казалось бы, уже давно выпотрошенную душу.

Я устала от одиночества, и мне так отчаянно хотелось быть любимой!

Месяц — не так уж и много, но для меня этот месяц был глотком свежего воздуха в моей пресной жизни. Я влюбилась, я порхала и не замечала ничего вокруг, в отличии от Кости. Он-то сразу заметил произошедшие во мне изменения, как внешние, так и внутренние, и с особой тщательностью допытывался, кто же этот мужчина, который так запросто сумел вскружить мне голову. Я лишь загадочно улыбалась, отвечая, что это не его дело. Но Костя, видимо, думал иначе.

Утром четырнадцатого февраля я проснулась в отличном настроении, наконец-то этот праздник и для меня стал не пустым звуком. Скользнув взглядом по коробочке в виде сердца, улыбнулась: вчера я пробегала мимо ювелирного в торговом центре, и совершенно случайно на глаза попались прекрасные запонки от Рикардо Понти, и пусть их цена кусалась — на эту сумму я могла бы безбедно прожить целый месяц — но более идеального подарка представить было сложно: черный оникс, обрамленный каймой из белого золота, с крошечным бриллиантом по центру. Не могла налюбоваться этой красотой!

Вообще, мне никогда не нравились подобные праздники, все эти плюшевые зайцы, сердечки и ангелочки вызывали только раздражение, а улыбчивые парочки в метро приводили в уныние. Но это было раньше, со взрослой угрюмой Рыжовой, которая привыкла к одиночеству и пощечинам судьбы. Сегодня же я ощущала себя подростком, у которого будущее словно чистый лист, а прошлое осталось где-то совсем далеко, в пыльных закоулках памяти, возвращаться к которым совсем не хотелось.

Может быть, этот год принесет мне наконец долгожданное счастье?

С этими радостными мыслями я ехала на работу, ловя себя на том, что продолжаю глупо улыбаться, глядя в заиндевевшее окно маршрутки.

Забежав в бизнес-центр, отряхивая по пути налипший снег, я в последнюю секунду протиснулась в переполненный лифт, размышляя, под каким бы предлогом наведаться в кабинет к Голубю и вручить с такой любовью выбранный презент.

А может, лучше вечером? Нет, до вечера я точно не дотерплю!

Краем глаза заглянула в приоткрытую сумку: красная бархатная коробочка в фирменном пакете Понти дожидалась своего часа. Я уже представляла, как надену на него эти запонки, а потом сниму… вместе с рубашкой. Сердце застучало чаще, а в животе будто стая бабочек вспорхнула. Так было всегда, стоило только подумать о Марате.

Расстёгивая по пути куртку и разматывая длинный шарф, забежала в офис и, добравшись до своего рабочего места, буквально застыла: Костя, сгорбившись, сидел за моим компьютером, просматривая мою почту.

— Какого хрена..? — выругалась, отобрав у него беспроводную мышку и закрыв браузер.

Манипуляция заняла всего пару секунд, но я успела заметить, что забыла вчера удалить сообщения от Марата, и как раз-таки их читал Костя. Вот черт!

— Кто-то вчера перепил и перепутал своё место с моим?

— Ты хоть понимаешь, что ты творишь? — громким шепотом прошипел Костя и посмотрел по сторонам.

Остальные сотрудники готовились к началу рабочего дня и не обращали на нас совершенно никакого внимания. Все давно привыкли, что мы постоянно шушукаемся, и даже перестали отпускать шутки по поводу нашей дружбы, смирившись, что «тили-тесто, жених и невеста» — явно не о нас.

— Я не понимаю, о чем ты, — немного нервно бросила я, и подойдя к гардеробу, рывком скинула куртку. Попытка повесить ее на плечики провалилась, и, разозлившись, просто бросила несчастную парку в шкаф. Немного переигрывая с невозмутимостью, как будто ни в чем не бывало вернулась к Линькову.

— Бог мой, Рыжова, прекрати строить из себя дурочку, все ты понимаешь! Я о твоих… — он ещё раз огляделся и понизил тон, — я твоих шашнях с Голубем. Ты в своём уме?

— Во-первых, какой херасимы ты лазил по моей почте, а во-вторых, моя личная жизнь тебя не касается, понятно?

Ну вот, нагрубила. Так, соберись!

Вдох, выдох… Не позволяй этому недоразумению испортить твоё прекрасное настроение. Жаль, конечно, что Линьков обо всем узнал, но рано или поздно это все равно бы случилось, в конце концов правда в любом случае когда-то откроется, шила в мешке не утаишь.

— Я бы не лез в твою жизнь, не будь он начальником. И в твой компьютер я заглянул ради твоего же блага. У меня давно появились подозрения, цветешь и пахнешь, в кабинет к нему без конца бегаешь. Ты не читала устав фирмы? Или забыла, с каким трудом тебе досталось это место?

— Да мне плевать, понятно? Класть я хотела на эту фирму с ее уставом! Поменяла не одну работу, попрощаюсь и с этой, если понадобится.