«Ночью вступаем в бой…» Ночью вступаем в бой. Роздан НЗ и спирт. Сегодня – пишу домой, А завтра – напишут «Убит». Сырость в землянке, чад, В печурке трещит огонь, Тихо дремлет солдат, Уткнувшись лицом в ладонь. Снится ему весна, Яблони розовый цвет, Снится ему она, Лучше которой нет. Но не дают на войне Долго солдату спать. Вон за рекой, в стороне Пушки ворчат опять. Ближе взрывы. Уже Снаряды ложатся впритык. Взрыв. И погас в блиндаже Спутник войны – ночник. Нет, не окончил письмо — Надо идти в дозор… Вышил пули тесьмой На небе цветной узор. 1943 «Налет воздушный…» Налет воздушный, бомбы свист. И… взрыв. Ты был убит, а я остался жив. И, очень может быть, что от огня Своею смертью ты прикрыл меня. 1980 «Он лежал, обняв руками землю…» Он лежал, обняв руками землю, Ветер его волосы трепал. Ну, прилег парнишка да и дремлет… Нет, убит он пулей наповал. Рядышком солдатская пилотка, Автомат приткнулся у колен. А на завтра фронтовая сводка: «За прошедший день без перемен». 1991 «На Днепровском плацдарме стоит тишина…» На Днепровском плацдарме стоит тишина. Давим вшей, амуницию чиним. Недалече маячит высотка одна — Бугорок без названья и имени. А под вечер, когда загорится закат, Незаметный, осенний, неяркий, Соберет батальон молодой наш комбат, Грянет бой быстротечный, но жаркий. Сидора за плечами, в руках пулемет, По карманам гранаты-лимонки. До высотки всего, может, метров пятьсот — Но смертельной и яростной гонки. А пока на плацдарме стоит тишина. Кто кемарит, кто тянет махорку. Недалече маячит высотка одна — Так себе, безымянная горка. 1990 «Восемнадцати лет…» Восемнадцати лет в 43-м году Побывал я в кромешном аду. У Чернигова пеплом покрылась земля, Стали угля черней над Десной тополя. И вовек не забыть мне, как в том сентябре Одногодки мои шли ко дну на Днепре: Перекошен от крика мальчишеский рот, Всплеск воды… а живые уходят вперед… А теперь вот, спустя тридцать пять с лишним лет, Сын солдат из Чернигова шлет мне привет. Так дорогой отцов вновь идут сыновья Восемнадцати лет, как когда-то и я. 1979 «Сидим в окопе, курим на троих…»
Сидим в окопе, курим на троих Обычную на фронте козью ножку. Вдруг грохот – и почти затих. Опять шарахнуло. Видать, и впрямь бомбежка. Но нет, не верится глазам: Дождь припустил и молния сверкнула. Октябрьская поздняя гроза Нас ненадолго в мирный мир вернула. 2018 «На самой что ни есть передовой…» На самой что ни есть передовой Устроился наш пулемет станковый, И я при нем – обычный рядовой, Веселый, молодой, здоровый. Веселый потому, что жив пока, Еще не ранен, даже не контужен. А по небу гуляют облака, И, дай-то бог, сегодня будет ужин. Но ужину, как видно, не бывать: Опять обстрел, и снова рвутся мины. А далеко в Москве стареющая мать Все молится и молится за сына. «Ночью угнетает тишина…» Ночью угнетает тишина. Я приткнулся к своему «максиму». Спать мне хочется невыносимо. Будь ты трижды проклята, война! Яркая немецкая ракета Виснет над нейтральной полосой. Страшно ночью на передовой. Я борюсь со сном и жду рассвета. Лазает немецкая разведка. Рыщет, добывая «языка». Слышен шорох – и моя рука Сразу же ложится на гашетку. Очередь – и пропадает страх! Да и сна как будто не бывало. Новая ракета засверкала. Я начеку – до самого утра. «Перестань куковать, кукушка…» Перестань куковать, кукушка! Все равно я не верю тебе. На войне грохотавшие пушки О моей куковали судьбе. Долгой жизни они не сулили. Пулеметчик – увы, не жилец. Вот напарника рядом убили, Да и мне предсказали конец. Отгремели давно уже пушки. Я живой, благодарен судьбе. Перестань куковать, кукушка! Все равно я не верю тебе. 2014 |
