Терпения на педикюр у тёти Гали уже не хватило…

Отложив это занятие тоже на завтра, она посмотрела на часы – стрелки чуть-чуть передвинулись с цифры два. После двух часов ночи, как заметила Галя, кошмары уже не мучили, а потому, не отвлекаясь больше ни на что, она отправилась спать. Вставать приходилось рано – отводить внучку в детский сад. Следующая часть дня оставалась свободной и Галя всегда жалела это время, которое проходило в основном впустую – запросто она могла бы ещё где-нибудь работать, но в семьдесят лет на работу уже никто не принимал. После обеда она забирала внучку из сада и водилась с ней до того времени, когда малышку полагалось укладывать спать. Теперь, когда погода наладится, свободное время Галя планировала проводить исключительно на пляже…

Подумала о своих тамошних друзьях.

В первую очередь почему-то вспомнила о Николае. На пляже многие звали его дядя Коля, потому что были намного моложе его. Ах, все эти добавки к имени – все эти «дяди» и «тёти»… Думают ли когда-нибудь молодые, что и они тоже со временем удосужатся таких заслуженных званий… А дядя Коля, несмотря на свои пожилые годы, хвастал тем, что до сих пор менял любовниц. С мыслями о нём и улыбкой на губах, тётя Галя заснула.

Николай в это время всегда уже спал – сегодня припозднился.

Обычно ложился пораньше… Тоже разные мысли лезли в голову: и о старости своей, и о том, как хотелось бы подольше наслаждаться полноценной жизнью. Не всегда теперь получалось: и зубы вот пришлось вставить, а из всех любовниц осталась лишь одна последняя – средних лет глухонемая. Может и не расставался с ней, потому что не знал, как объяснить, что больше не придёт – боялся всю жизнь женских слёз, а глухонемую было вдвойне жаль обижать. Но с другой стороны всё это считал мелочами жизни, главным же выделял хорошую погоду, которая наконец-то обещалась установиться в ближайшие дни и тогда – на пляж.

Местное так называемое Майами-бич старик обожал особенно: здесь вволю пялился на красивых девчонок в купальниках, совсем мало что прикрывающих, иногда даже говорил им что-нибудь, шутил, и они изредка отвечали. Наверно потешно было молодым наблюдать за старым дедом – тоже сильно загорелым, как и они, да ещё в плавках по последней моде.

По поводу этой самой моды дядя Коля всегда советовался с внуками – они наряжали его, как ровесника, но старику на удивление шло… Подзагореть он всегда старался до начала пляжного сезона – стеснялся, как и многие, показывать посторонним свою белую дряблую кожу. Загар становился словно прикрытием: под ним не всегда получалось точно разглядеть, кто ты и сколько тебе лет. Но если тётя Галя ходила на пляж уже с марта, пытаясь там по чуть-чуть подставлять своё тело Солнцу, то дядя Коля так не выпендривался – загорал на балконе. На удивление, у него это даже получалось, и он махал рукой на все предрассудки о том, что якобы угол падения солнечных лучей на балконы совсем другое – не для загара. Глупости! Вот он же загорал, значит всё было в порядке и с Солнцем, и с лучами.

А как загорал, порой становилось смешно и ему самому, и окружающим людям.

Старый Лук прозвал этого своего пляжного товарища майским жуком, а почему, оставлял всем догадываться: может за неугомонную его страсть поболтать, а может потому что в самом деле особенно любил Коля этот месяц и майское Солнце – такое обжигающее и торопливое.

Разумеется, на балконе не получалось растянуться во весь рост как на пляже. Но скрючившись, в самом деле не загоришь – надо постараться, приноровиться. Тогда дядя Коля старательно приноравливался. Ставил рядом три табуретки, на них опрокидывал свёрнутый матрац – получалось высоко, точь-в-точь на уровне балконной перекладины. Солнце в самый раз таким горячим теплом ощущалось на всём теле. Лежать, конечно, на этих табуретках было совсем не удобно и приходилось держаться за что-нибудь, чтобы не упасть. До ног лучи и вовсе дотягивались едва, так что загоравший цеплялся время от времени пятками прямо за перекладину, сгибая ноги в коленях. Перевернуться не боялся – с первого этажа не высоко лететь. Зато серьёзные неприятности доставляли злые языки.

Особенно надоела одна вредная бабка, живущая в их подъезде.

Как раз тут под окнами ходила она каждый день в аптеку – непонятно только, зачем ходить туда каждый день. Может быть наивно надеялась, что когда-нибудь наступит заветный миг и поступит в продажу эликсир вечной молодости или бессмертия. Но такого, разумеется, не могло произойти – дядя Коля точно это знал, поэтому в аптеку не ходил, наслаждался жизнью, не обращая внимания на морщины, вставную челюсть и перебои с потенцией. Иллюзий относительно долголетия не питал, хотя и воспоминаниями пока не увлекался, рассчитывал получить от жизни в свои пенсионные годы пусть не слишком сладостный, но всё же заслуженный десерт. И бессмертием не грезил – смотрел правде в глаза, лишь иногда задумывался, что когда-то этот роковой час наступит: для кого раньше, для кого позднее… А эта тётка закричала на него однажды – он сильно вздрогнул, перевернул табуретку и чуть не упал.

– Бесстыжий развратник!

Почему-то сразу догадался, что кричит ему.

– Почему развратник? – изумился в ответ.

– Лежишь тут голый совсем! – пояснила тётка чуть тише.

– Я у себя дома – как хочу, так лежу.

– Но видно ведь!

– А ты не смотри…

– Бесстыжий! Старый, а какой бесстыжий…

– Сама будто молодая…

Дядя Коля поворчал и расстроенный ушёл с балкона.

Так стало продолжаться изо дня в день.

Но как-то раз выдался тихий денёк – тётка или устала ругаться и прошла молча или вовсе не проходила. «Померла может от своих лекарств», – подумал Николай. И в этот момент словно знак свыше на его ноги откуда-то сверху вылилось целое ведро нечистот.

– Вот зараза! – воскликнул старик, вспомнив, что эта вредная особа живёт выше него где-то на пятом или на шестом этаже.

Забежал в квартиру, сразу бросился в ванную.

– Дозагорался, – посмеялась ему вслед престарелая жена.

– До-за-го-рал-ся, – передразнил старик и закрыл дверь.

Давно они уже жили вот так – отгораживаясь друг от друга закрытыми дверями. Лет двадцать назад, в самый разгар измен и разврата Коля всерьёз хотел развестись – сын не позволил, пригрозил, достал даже охотничье ружьё… И вправду мог наверное застрелить.

– Куда уж тебе, стрелять-то, – махнул на него отец, но разводиться всё же не стал.

Может быть даже напугался… С сожалением понимал, что у них с женой не получилось вырастить детей такими, чтобы смогли они достичь в жизни значительных высот. Как и все вокруг, их дети стремились обогатиться, видимо рассчитывая таким образом стать счастливыми. Да, деньги современные люди считать умели все без исключения. А дядя Коля не раз задумывался, что же всё-таки значит и как это – быть счастливым по-настоящему…

Всю жизнь он просто жил, как получалось, но получалось не всегда хорошо.

Думал о богатстве, как о чём-то особенном и недоступном, но наверное потому что денег всегда не хватало. И потому в общем полагал, что счастье, предназначенное ему, прошло по ошибке мимо – может забрело в соседнюю дверь или на пятый-шестой этаж… А может и вовсе не появлялось оно в этих краях, где обитала одна беднота. Со временем стал старик отождествлять счастье со всем, чем не удавалось обладать… Солнце только радовало, ведь наслаждаться его теплом могли все – без усилий и затрат.

Любовь, как человек этот понял в один давний момент, тоже не осчастливила его своим присутствием. Тогда стал её искать, здраво рассудив – полюбить гораздо проще, чем разбогатеть.

…Отмыв в тот злополучный день перепачканные нечистотами ноги, дядя Коля не бросил своё занятие, и на следующее утро снова вышел на балкон. Обнаружил теперь, что спереди загорел весь очень даже хорошо. Спина сильно отличалась – была заметно бледнее. А вот задница оставалась совсем белёхонькая. Тогда решил позлить соседку ещё больше – высунул над балконной перекладиной свой голый зад.