***

Он нашёл его в одном из лесов на юге штата Колорадо. Там буквально повсюду росли деревья в основном лиственных пород. Частично их высоченные кроны даже перекрывали доступ лучам солнечного света. На самых верхушках деревьев располагались гнёзда мелких птиц, которые высиживали здесь своё потомство, а также небольшие дупла, где прятались еноты, белки и другие подобные им зверушки. Низ стволов большинства растений был окутан мхом, словно одеялом. Это, наверное, являлось самым неожиданным местом, где можно было бы найти младшего из архангелов. Можно предположить, что он будет в каком-нибудь из районов Амстердама, в окружении легкодоступных дам и большого количества выпивки, нежели здесь. Однако недавние события напрочь выбили из него желание отвлекаться на подобного рода развлечения — всё это так или иначе напоминало ему о потере лучшего друга. Раньше они вместе могли на несколько дней зависнуть в каком-нибудь баре или клубе, полностью забывая о насущных проблемах, в особенности связанных с Небесами, и беззаботно провести время. Но сейчас… Больше таким тусовкам никогда не повториться, а всё из-за категоричности Михаила.

— Габриэль, я должен тебе кое-что рассказать, — вдруг появляясь за его спиной, сообщил Самандриил.

— Отец, ты что смерти моей хочешь, Сёма?! — воскликнул архангел, явно не ожидавший, что кто-то станет его искать в ближайшее время. — Ты не мог предупредить меня перед тем, как являться? Тем более сзади. Кто так делает?

— Прости, — с сожалением опустив взгляд в пол, пробормотал юноша, но тут же поднял его обратно, повторяя ранее сказанные слова: — Я должен тебе кое-что рассказать. Это связанно с Орели.

Упоминание имени единственной племянницы мгновенно привело Гейба в режим боевой готовности.

— Что с ней? Ну же не томи, давай выкладывай. Неужели Михаил решил ещё больше испортить ей жизнь?

— Хуже, — не зная, как правильно подобрать слова, ответил ангел.

— Что может быть хуже того, что мой дорогой братишка отнял у неё её возлюбленного?

— Она… там… лежит, — начал мямлить Самандриил, что лишь больше раздражало сладкоежку, — в той самой комнате… вся в крови…

— Что?! — воскликнул архангел так громко, что перепугал сидевших на ветках птиц, которые тут же взмыли вверх. — Как такое могло случится?!

— Я-я не з-знаю, — боясь нарваться на неприятности, юноша стал заикаться от волнения. — Я уже нашёл её в таком состоянии. Тебе лучше увидеть всё самому.

После этих слов оба воина перенеслись в Рай, в Зеленую залу.

***

Первая реакция, возникшая у Габриэля при виде мёртвой Орели — оцепенение. Комната, которая считалась одной из самых фешенебельных во дворце, сейчас представляла собой жуткое, окровавленное место смерти. В этот день юный Самандриил, сопровождающий архангела, увидел всё и, как ему показалось, морально повзрослел лет на десять. Младший архангел не мог ничего сказать порядка пяти минут. Он изгибал брови, хлопал медового цвета глазами, в сердцах злясь на Орели за совершенное самоубийство — немыслимый эгоистичный поступок.

— Я… Покину тебя, — набравшись смелости, прошептал Самандриил. Несмотря на свой возраст, он отчётливо понимал, что сейчас здесь лишний.

Габриэль никак не отреагировал, тогда Альфи без разрешения покинул помещение.

Тем временем в комнату вошел Михаил. Брюнету хватило минуты, чтобы увидеть мёртвую племянницу, лужу крови под ней, а также окровавленную картину со своим изображением. Опечаленный, шокированный Габриэль скоро заметил архистратига и, изобразив на лице гнев и обиду, неожиданно набросился на него. Он сильно вцепился в блекло-синего оттенка кофту брата и, обратив внимание на себя, прошипел:

— Это все из-за тебя, Михаил. Это ты во всем виноват! Хороший сын Отца нашего, а на деле бездушный… Урод. Посмотри на результат своих трудов! Смотри на неё! На мертвую!

— Успокойся! — громче брата выкрикнул архистратиг, и зрачки его глаз стали синими. Заметив это, сладкоежка поник, пытаясь медленно унять негодование и агрессию. Несмотря на боль, он осознавал, что Михаил главнее, и один Чак знает, что может с ним сделать за такое дерзкое к себе отношение. — Да, ты прав, я бездушный, собственно… как и ты… А ещё хороший сын.

— Сколько можно это повторять?!

— Много раз, — старший архангел взял под контроль эмоции и уже уравновешенным, глубоким голосом добавил: — Бальтазар заслужил такое, потому что так правильно.

Безусловно, Михаилу было жаль Орели, в которой текла его кровь. Он корил себя за то, что вовремя не отгородил её от развратного и мятежного Бальтазара, что не помог забыть его в период разлуки, но он не терпел слез, почему и вернул себе былое спокойствие, изобразив на лице безразличие. Габриэль, в свою очередь, отпустил брата и отошел от него. Происшествие, случившееся в этой роковой зале, заставило убитого горем сладкоежку забыть обо всём на свете и перестать играть роль извечного инфанты. Он прошел к племяннице, опустился на колени перед её телом и, тронув прядь волос девушки двумя пальцами, завёл их ей за ухо. Улыбнулся сквозь силу. Он снова почувствовал невыносимую боль, теперь от потери любимой племянницы. Михаил же медленно подошёл к символичной картине и прикоснулся к ней ладонью, обращая внимание на то, с каким усердием Орели наносила кровь на полотно.

— Что теперь делать? — тихо спросил сладкоежка, гладя нефилима по голове. Он краем глаза не забывал наблюдать и за поведением старшего брата. — Что скажем Люциферу? Рафаилу? Что?

— Правду, — пройдя к соседней картине «Наполеон Бонапарт на коне», произнёс Михаил. — И ничего кроме правды… — добавил он в полтона, подняв голову на величественного императора Франции XIX века.

— Ты начинаешь раздражать, — спонтанно выдал Габриэль, когда заметил, что старший архангел упорно игнорирует погибшую племянницу. Также младшего архангела бесило, что его брат остаётся все таким же неприступным и холодным в выражении чувств. Однако о причине он догадывался.

Со слезами на глазах (которые не проявлялись уже сотни тысяч лет и больше) сладкоежка поднялся на ноги и приблизился к брату. Потом грубо схватил его за руку и развернул на себя, чем вызвал недовольство со стороны Михаила, которое тот и продемонстрировал, сильно нахмурив темные брови. Несколько минут младший архангел, не обращая внимания на собственные слёзы, всматривался в лицо архистратига, в эти глубокие, равнодушные зелёные глаза, и пытался вызвать у того хоть какие-то эмоции: сострадание, жалость, сочувствие, милосердие. Однако все было бесполезно, и Михаил оставался непоколебим, поэтому отчаявшийся сластена, не придумав ничего иного, обхватил лицо старшего брата двумя руками. И тот час же Михаил почувствовал, как начала действовать непонятная магия брата.

— Хватит быть бессердечным, — тихо проговорил Габриэль, дрожащими от не утихающей боли губами: — Прими как данность, что Орели умерла. Сними эту никому ненужную маску, Михаил. Здесь никого нет, и тебе не стоит играть столь дурацкую роль бездарного актёра.

Перед глазами сладкоежки возникла картина-воспоминание о том, как мучилась Орели в Небесной тюрьме, и он сходу придумал, что нужно сделать для того, чтобы повлиять на холодное сознание архистратига и растопить лёд. План его являлся простым до невозможности — он просто передал брату по эмпатическому каналу всю ту боль, которую испытывал сам. И это сработало. Михаил содрогнулся от подступившего видения и, больше не теряя времени, решительно подошёл к племяннице. Склонившись над ней, он нежно провел пальцем по ее мягкой коже.

— Хоть на время ты что-то чувствуешь, — молвил сладкоежка, наблюдая за старшим архангелом. — В те времена, — продолжил он, желая еще больше достучаться до сознания архистратига, — когда нам угрожали враги, те же твари За-реальности, и существовала необходимость в защите Рая, Отцу нужен был воин — сильный и бессердечный, способный защитить Небеса от потенциальных монстров. Так он создал тебя, Михаил. После того, как удалось одержать победу, Отец решил не останавливаться на достигнутом. Он искоренил всякую твою возможность испытать, что такое на самом деле дружба и любовь. Тебя с детства воспитывали, как будущего лидера Рая и именно на тебя возлагал Он надежды, не так ли? Тебе внушали, что ты когда-нибудь будешь командовать ангельскими войсками, станешь Верховным командующим, у ног которого будет лежать целое Святое воинство. Безжалостным станешь, хладнокровным… Безэмоциональным. Отец сделал из тебя бесчувственное, холодное оружие, но надо это побороть. Ты не на войне. Так жить нельзя, — философски заключил.