— Ты сейчас все равно знаешь, что я буду тебя расспрашивать. К чему всё это, Люцифер? Я понимаю, что ты переживаешь обо мне, но это дела не меняет. Ты же для чего-то начал говорить? Сказал ведь, что есть выход. Так почему ты сказал «А», а «Б» не договариваешь? Ты лучше всех меня знаешь и понимаешь, что я все равно все узнаю. Я знаю, что наша связь сильнее, чем мы думали. Я знаю, что я у тебя самое дорогое в твоей жизни, а ты самое дорогое в моей. Но, Люцифер, пойми, что без тебя мне хуже во сто крат, чем с тобой! К чему мне такая жизнь, вот объясни мне? Ты думаешь от неизвестности мне легче? Черта-с два! — Она даже не заметила, как голос стал срываться на крик. — Так вот, ошибаешься! Кстати, я и так взаперти, что ещё со мной может случиться?! Из дома меня почти не выпускают, способностей моих нет. Нет, они немного есть, но применить я их не могу, потому что Клетка меня ослабила, и я стала словно кукла. Так что о безопасности Михаил позаботился, поверь мне. И ещё, я тебе обещала бороться? Борюсь! Я уже не та истеричка, которой была! Я давно перешла на второй уровень — борьбы! И я сделаю все, чтобы тебя спасти. Давай, сделай это, расскажи мне. Что ты мнешься, как девственница перед первым сексом?!

На слове «девственность» Дьявол вяло улыбнулся. Он опустил голову, признавая, что жена права, но он слишком любил её и боялся за неё, переживал за её жизнь и не мог допустить, чтобы с его любимой женой, самой дорогой Палами что-то случилось. Нет, лучше взаперти сидеть, но знать, что возлюбленная, его любовь, его лучик света в безопасности. Но с другой стороны, Падший прекрасно знал мадам Пройс и понимал, что Палами все равно узнает правду, и скрывать что-либо от неё нет смысла. Она ведь настырная, и все равно заставит его рассказать всё, от своего не отступится…

— Ладно, — наконец согласился он. — Все равно ты заставишь меня говорить. Есть один выход. Палами, только пообещай мне, что ты не сделаешь этого! Я должен был предупредить Михаила, чтобы он не позволил тебе, но я не его глюк, и он меня не видит. Поэтому связаться с ним я не могу.

И она снова промолчала, присаживаясь около него и кладя голову ему на колени. Ответа как такового она не дала, а Люцифер, погладив жену по волосам, продолжил:

— Врата клетки может открыть Смерть. Он сильный, мудрый и он такой же, как и мой Отец. Никто не знает, кто раньше появился: он или Бог. Для вызова Всадника нужен ритуал, который знают архангелы и серафимы. С ним можно сделку заключить. Но я не знаю о цене, Палами… Вряд ли Смерть просто так согласится такое провернуть. Я не думаю, что он будет милосерден и проявит сострадание к Дьяволу. Но это единственный выход.

— То есть, — заговорила Палами, поудобнее умастившись на коленях мужа, — Смерть может выпустить тебя и без Колец?

— Да, но это дела не меняет, Палами. Ты не знаешь этого ритуала и не вздумай об этом спрашивать Михаила или Габриэля. Забудь то, что я тебе сказал, слышишь меня?! Пообещай мне, Палами. Хотя кому я это говорю… Я же знаю тебя. Только я исчезну, мы призовем Смерть. Жалко, что ты так и не хочешь понять, насколько я за тебя переживаю и насколько я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось!

Она внезапно поднялась с колен мужа.

— Обещаю… Я пообещаю тебе, Люцифер. Но выход ведь есть, и это уже что-то, верно?

— Вернее не бывает! Прости, Палами, мне пора. Не спрашивай, но я ещё появлюсь. Я люблю тебя. Береги себя. Жди меня, и я вернусь. — И Люцифер, встав с кровати, исчез.

Палами даже ответить ничего не успела… Девушка посмотрела туда, где только что стоял муж, задумавшись. Она знала, что все равно сделает по-своему, невзирая на данное обещание любимому. Она наконец-то узнала правду — и теперь перейдет к действиям.

***

Пролетело ещё две недели с того момента, когда Люцифер пришел в глюках к Палами. Была где-то середина ноября, и над всем маленьким Рамбулье выпал первый снег. Земля покрылась неровным снежным покрывалом. В первые дни снег был небольшим, с дождем. Он колюче сыпался из низких темных туч, и часто даже не успевал долететь до земли. Но, чем ближе была зима, тем сильнее менялась погода. Дожди окончательно отступили, уступая место морозам и снегу.

Температура ещё сильнее упала, и теперь было просто невероятно холодно. Такая холодная ноябрьская погода заставляла всех жителей пригорода Парижа сидеть в теплых домах и не выходить на улицу. Да и кто бы вышел на улицу, когда за окном было так неуютно? Намного лучше сидеть в теплом доме перед камином и просто попивать горячий чай.

Так думала и Палами, которая уже давно забыла, когда вообще выходила из «любимого» Рамбулье.

А Люцифер тем временем пропал. Две недели томительного ожидания — Палами даже начала отмечать дни в календаре… Безрезультатно.

Но ведь она все верила. Надеялась на какое-то чудо и постоянно задавала себе вопрос: «А, может, он все-таки придет? Завтра. Нет, он точно завтра придет. Просто вот дела пока у него важные! Тем более он сидит в Клетке».

Но все было по-прежнему. Люцифер не появлялся

И, чем дольше не было мужа, тем чаще задумывалась Палами о ритуале, о котором узнала от любимого. Она не хотела медлить и хотела поскорее спасти его. Но была проблема — она не знала принципа ритуала и не понимала того, что ей нужно было сделать. У Михаила она спросить не решалась, потому что знала, что в этом деле он не помощник, у Габриэля тоже, а у других ангелов…

***

Пройс проснулась рано и выглянула в окно. Снова снег, холод, ноябрь. Потеплее укутавшись в вязаное платье и накинув толстую накидку, девушка глубоко вздохнула и присела за письменный стол, доставая белые листы и ручку и начиная писать.

«Дорогой Люцифер.

Ты не представляешь, как мне сейчас тяжело. Ты снова пропал. Пропал на две недели, и я понятия не имею, где ты сейчас. То ты хоть в галлюцинациях ко мне приходил, и я знала, что с тобой все хорошо. Сейчас всё по-другому. Как ты переносишь заточение, как ты там, в той темнице?

Ты знаешь, как мне плохо? Я сейчас пишу тебе письмо в надежде, что ты все-таки услышишь меня и появишься, пускай даже в глюках.

Я очень люблю тебя и скучаю… Я верю, что у нас все получится, и мы снова будем счастливы. Если нужно будет, я пойду на сделку со Смертью. Я знаю, ты меня осудишь и будешь ругаться. Ты будешь иметь право злиться, но я буду знать, что ты на свободе. И только тогда я вздохну с облегчением. Меня никто не поймет, ни ты, ни Михаил… Но я готова это сделать и даже пожертвовать собственной жизнью.

Я не страдалец, а борец. И я полна решимости, чтобы помочь тебе!

Ведь есть на свете особое слово — любовь, и держится мир на нем…

С любовью, твоя Мадам».

Закончив писать, Палами отложила ручку и листы в сторону и прикрыла глаза. Она открыла письменный ящик и достала оттуда пепельницу. Вытащив из сумочки пачку женских сигарет, она закурила.

Так пролетело минут двадцать. За это время Пройс выкурила две сигареты. Комната наполнилась табачным дымом, и это заставило её открыть окно. Как только она встала, чтобы его закрыть, в комнату постучали. Стучали сильно, настырно и явно с энтузиазмом. Девушка только вздрогнула и быстро запрыгнула на кровать, подогнув под себя ноги. Но закрыть окно она все-таки успела.

— Войдите! — воскликнула она, бросив взгляд на дверь.

Как только Палами дала разрешение, в спальню девушки вошли два архангела. В руках Габриэля была упаковка дорогих французских конфет, а в руках Михаила плюшевый белый заяц. При виде деверей, Палами закатила глаза, а сами архангелы просто улыбались. Но запах курева ещё не совсем выветрился, и от него даже Палами стало немного тяжело дышать. Михаил первым учуял табачный дым в комнате невестки. Он сердито нахмурился, смотря на неё.

— Мы ещё и курим? — вскинув бровь, поинтересовался архистратиг, повышая голос: — Совсем последние мозги скурила? Если ты думаешь, что сигареты не влияют на сосуд — ошибаешься. Ещё как влияют. Посильнее даже, чем текила и виски. Не жалеешь ты себя, Палами. Тем более, когда девушка курит…