Ближе к поверхности — отсек, занимавшийся бумагами. Расчёты, итоги, планирование. Как сделать, как воздействовать, что затронуть в этот раз. Антон проверил каждый кабинет, но документов не осталось: либо выгорело во время битвы, либо размякло от воды и давно превратилось в комья бесполезного мусора.

Дышать было трудно, словно сам воздух мешал. И стоял дикий холод: при выдохе во мраке рассеивались облачка. Парень поёжился, радуясь, что оделся более-менее тепло, и по второй лестнице спустился на этаж ниже.

Камеры содержания. Здесь реальность размывалась во что-то ещё больше запутанное, шуршащее-молчашее. Гробовая неподвижность приборов. Застывший во времени сон. Снаружи могут проходить часы, дни, годы, даже прямо сейчас — возможно, Антон выйдет уже стариком. Нет, нельзя поддаваться; встряхнувшись, юноша пошёл вдоль камер.

Детям лаборатории не воспрещалось взаимодействовать. Некоторых к этому даже подталкивали разными способами, и не все были мягкими. Лиф на самом деле было вовсе не девятнадцать: их было больше, но за каждое место нужно было сражаться. Слабые вылетали быстро. Антон был одним из сильнейших, пока его не сломали.

Те, кому позволялось видеться, общаться толком не умели — лиф учили говорить и считать, слушать и подчиняться — но хотели. Дети находили разные способы. В комнате, куда время от времени лиф приводили и оставляли, порой собиралось по нескольку человек, и они понемногу играли. Не так, как дети обычных людей, но всё-таки играли. Антон вспоминал, как Афанасий из ладоней создавал снежинки и бросался ими в Настю, как Виталий, не способный использовать странность без близости земли, наблюдал за ними с завистью, как Савва веселился. Антона часто просили показать способность, но он никогда не соглашался. Если молчание Насти оправдывалось тем, что она слишком много кричала, или отказ Румии тем, что она с трудом свой огонь контролировала, то у Антона было мрачнее: его странность была выращена исключительно ради убийства.

Лифы были сиротами, но не все оказывались полностью одинокими. Антону было десять, когда он узнал, что мальчик из соседней камеры и его близкий — слова «друг» он тогда не знал — его родной брат. Не сказать, чтобы он был в восторге или, наоборот, в ужасе. Ну, кровь одна, и что? Это не влияет. Поблажек им не дают. Савва страдает наравне с ним. Потом Настя в игровой комнате обмолвилась, что говорила с Таей о том, что такое семья, и что они решили, что в семье друг друга защищают. Тая — девочка, с которой Настя никогда не виделась, но которую несколько раз встречал Антон. Таю редко к кому-то подпускали, потому что её странность давила на психику и плохо контролировалась, а детям нужно было сохранять хотя бы отголоски рассудка.

Потом их разделили. По счастливой случайности Антон, Настя и Савва остались в одной лаборатории.

Когда началась битва, Антон выбрался первым. Когда его не пичкали дрянью, он действовал быстро. До этого он пытался уже сбежать, и всякий раз подавляли проявление странности, но теперь, когда некому было за ним следить, он позволили себе сойти с ума. Он перебил всех, кто стоял у него на пути. Он отыскал Савву — потому что «в семье друг друга защищают». Он нашёл и Настю. Они втроём спаслись, и больше не оглядывались.

Он вернулся спустя столько времени, и всё так изменилось.

Настя его не помнила. Вспомнив, запаниковала и оттолкнула. Приняв, стала метаться, не понимая собственную двойную память. Антон смотрел на неё и не узнавал: то был другой человек, не девочка, ради которой он всё перенёс. Он жил на улицах. Он отдал её людям, которые нашли ей дом, а сам остался снаружи, выживая среди нейтралов, пробивая себе дорогу. Он попался к работорговцам, когда спасся — был подобран Роаном, пристроен в приют, где в тёрках провёл времена чуть спокойнее, чем всю жизнь. И вот — Авельск, междоусобицы, понимание, что всё было бесполезно.

Антон не ненавидел Настю. Нет. Он не мог её ненавидеть.

Но он всё делал ради неё. Скрывался на улицах, чтобы про неё скорее забыли, обратив внимание на него. Он никогда не искал её, привлекал к себе охотников, чтобы она жила в безопасности. Возможно, всё из-за глупого чувства долга перед ней, из-за ответственности, из-за желания защитить — единственного оформленного желания, которое у него было.

И он был виноват. Он погубил Савву.

Это случилось неожиданно. Улицы непредсказуемы, а дети в лохмотьях не знали, что существуют территории. Лекторий поймал их тут же, а там и нейтралы отыскали. Схватка. Странности. Антон прятал своих спутников, а потом их нашли. Кто — он так и не успел понять. Настю волокли за волосы, она кричала, но странность, дробившая камни, блокировалась обратной способностью; перед Антоном поставили выбор. Схватившие их звери, видимо, хотели развлечься, устроив гладиаторский поединок. А тут и лифы подвернулись, чем не прелесть.

Умирая, Савва не плакал. Только от боли пара слезинок выкатилась. Он улыбался, бормоча, что всё в порядке, он не обижается, Антон правильно поступил. Нужно защитить Настю, она из них самая слабая.

Антон его убил. Никакие обстоятельства не оправдывали этот грех.

…Вздрогнув, юноша отвернулся от разбитой изнутри камеры. Другая лестница, этаж ещё ниже. Здесь воды было по щиколотки, и она была леденящей, хотя почему-то не замерзала. Истерили датчики электроприборов. Здание лаборатории было вытянутым, но не слишком глубоким; этот этаж числился последним. Глубинка. Мороз пробирал до костей.

Вообще-то из лаборатории были вынесены и уничтожены все документы, а информация в компьютерах стёрта, но… Но Антон знал, что у него получится. На этой неделе он говорил с разными нейтралами, он искал так упрямо, что в конце концов нашёл: здесь действительно хранился шифр. Про него и Лекторий-то забыл, сославшись на слишком надёжную шифровку, а сам просвещённый нейтрал, как и его сородичи, проклятых мест вроде руин проекта избегал. Забрать код может только кто-то из организаторов — но что, зря Антон отказался датчик вынимать? Нет уж.

Главный компьютерный блок отозвался, просканировав запястье. Технологии сохранили работоспособность, хоть и барахлили. Загорелся огромный экран, задвигались поля, повысовывались ошибки и сбои в системе. Антон, не обращая внимания на выскакивавшие окна, застучал по клавиатуре. Он не разбирался во всяких инновациях, но от нейтрала получил подробную инструкцию. Возможно, тот человек когда-то здесь работал; всё равно Антон не горел жаждой мести, не убил его. Итак, информация. Длинный шифр. Антон скинул всё на флешку — это самое ценное, что у него при себе теперь имелось — и убрал её во внутренний карман .

Пора было убираться.

Девочка, следившая за ним, спаслась? Если да, то за ним скоро повесят хвост. Вряд ли кто-то посмеет зайти в лабораторию так, как он: его выпитая материя жалеет лишь потому, что он часть её воспоминаний — мальчик без сердца, не знавший ни горя, ни радости. Других она не пощадит. Лаборатория умеет хранить свои секреты.

Антон поднялся наверх, торопясь скорее избавиться от ощущения тянущей смерти в костях: тело его стыло, тепло его покидало. Вакуум высасывал энергию, словно чёрная дыра. Самый яркий пример того, почему странные должны контролировать свои способности — и почему им ни в коем случае нельзя воевать.

Снаружи он уселся прямо на голую пепельную землю, обхватив себя руками и унимая дрожь. Озноб постепенно удалялся, и Антон привык к сдержанному режиму мёртвой природы. Чем дальше отсюда, тем будет теплее. Нужно пройтись.

Антон поднял голову и поднялся сам. Одна только проблема возникала впереди: он был здесь не один. И, судя по энергетике, это был враг.

*

— 7 октября 2017

Обмен был назначен на вечер. Новости растеклись подобно сухому пожару, прогорели в переулках; когда Михаил прибыл на место, он тут же столкнулся с целой ордой нейтралов. Ну, образно это была орда — человек двадцать минимум, расселись по балкам или стояли, к чему-нибудь прислоняясь, кто-то крылся в тени, кто-то показывался на глаза; они смотрели с любопытством или настороженностью, прогнать их не было и шанса.