Сейчас Антону не так везло: его странность не ему принадлежала. Отпор дать он не смог бы, даже если б постарался. Разумеется, его не отпускали на улицы, и тогда он ушёл сам. Ничего. Он извинится перед ними потом, когда вернётся. Если вернётся — но Антон был упрям и твёрдо уверен, что сможет выполнить всё задуманное и остаться целым. Если нет — он хотя бы без боя не сдастся. Не для того столько пережил.

Третий район города. Сплошняком территория, на которую никогда не ступит NOTE и на которую не позарится Лекторий, пока там есть думающие люди. Земля, где опасно находиться посторонним, но Антон таким не был. Он утратил право сюда приходить, однако сегодня всё было иначе, его примут непременно.

— Дружок, не найдётся мелочи?

Он обернулся сразу, не притворяясь, что просьбу прослушал. Антон находился рядом со старой детской площадкой, поросшей жухлой желтоватой травой; дворик полупустой, дети его покинули, закрываясь в квартирах, отдавая предпочтение компьютерам или более удобным местам для гулянок. Обратившийся к нему человек сидел на лавочке около качелей. У него была смуглая кожа, тёмные волосы, волнистые, хоть и коротко подстриженные, и тёмно-карие глаза, в которых радужка почти полностью сливалась со зрачком; лет шестнадцать, не больше, и одет странно даже для осени: много слоёв одежды и даже куртка поверх пальто ему не по размеру, как будто он сильно мёрз, но при этом всё расстёгнутое. На Антона он смотрел как будто с усмешкой — с правой стороны губы пересекал едва заметный короткий шрам, улыбка кривила.

— Ты из банды Алсу? — спросил Антон.

— А ты из NOTE? — отозвался парнишка.

— Нет. Но мне нужно с ней увидеться.

Парнишка встал. Если снять громоздкие слои одежды, он наверняка оказался бы худощавым — уличные нейтралы другими не бывают. Махнул рукой, давая знак, и прыгучей походкой направился в пересечение дворов. Антон последовал за ним; расспрашивать было бесполезно, как и сопротивляться чему-либо. Судя по всему, о нём уже знают. Дожидаются. Засада или приём — заранее узнать не получится, но не поворачивать же назад на полдороги.

— Меня кличут Ноа, — тем временем представлялся парнишка. — И я вижу всё-ё-ё в радиусе километра! Так что если выкинешь какой-нибудь свой лифовский фокус, можешь считать себя полноценным трупом.

Знает, что он лифа. Антон особо и не скрывал, к тому же, его выдают внешние приметы — и всё-таки не слишком приятно. Парнишка по кличке Ноа, чьё родное имя не имело значения, шагал немного впереди, и они быстро миновали квартал. Дорогу Антон не запоминал: он в Авельске хорошо ориентировался, да и Алсу не так глупа, чтобы всегда держать своё убежище в одном месте. Нейтралы должны быть мобильными, чтобы выживать. Там, куда его приведут сейчас, она потом не пробудет и пяти минут. Именно поэтому ловля нейтралов — что спор с ветром.

Алсу знает, что он ищет. У неё это есть. Иначе осторожная дворовая принцесса точно бы не позволила ему шастать по своей территории, отвоёванной ценой таких стараний.

Ноа привёл его к гаражам. Ничего необычного, но всё-таки лучше держаться настороже; Антон не выказывал беспокойства, но старался оценивать окружение быстро и чётко. В крайнем случае сможет ли он уйти? Вполне, даже с нынешними способностями. Принцессины охотники его не поймают. Но вот ссориться с ними в планы не входило, и без того на риск идёт.

Ноа сложил руки у рта и издал серию каких-то странных свистов — коротких и длинных. Код своеобразный, трудно запоминающийся, но всё равно одноразовый. Крайний гараж распахнул проржавевшие зелёные двери с облезающей краской, предлагая им войти. Ноа дождался, пока Антон войдёт, и юркнул следом, необычайно шустрый для стольких одёжек.

Теплее, чем снаружи, но не душно. Антон оглядывался. Сбоку промелькнуло что-то, и он вздрогнул, заметив парня в расстёгнутой парке… с тремя серебристыми полосками в тёмных волосах. Винные глаза пересеклись с винными. Человек-отражение посмеялся и скрылся из виду, по пути отображая гараж своим телом, точно зеркалом.

Антон перевёл взгляд в центр небольшого помещения. Перевёрнутый ящик, накрытый покрывалом и несколькими пледами, поверх же сидела девушка смуглая, с чёрными накрученными локонами, чёрными ночными глазами, в одежде, с первого взгляда казавшейся обычной, но при рассмотрении довольно странной. У неё был прямой нос и густые ресницы, искусно нарисованные стрелки, делавшие глаза немного раскосыми, блестевшими, как чёрные сапфиры. Вокруг её пледного трона стояло несколько человек; некоторые поглядывали на Антона с равнодушием, другие явно подозревали его во всех грехах и ожидали любого действия. Парень не стал их убеждать в безопасности своего заявления и шагнул прямо к девушке, оказавшись на расстоянии метра.

— Давно не виделись, — протянула та, вертя в ногтях с облупившимся лаком мёрзлую розу. Красный бутон покачивался, мелькая цветным пятном. Нейтралы носили разную одежду, блёклой она не была, но почему-то именно цветок привлекал больше всего внимания. Антон посмотрел на розу, но обратился уже к девушке.

— Здравствуй, Алсу. Вижу, не бедствуешь.

— Да как сказать. Лекторий своей охотой всколыхнул массы, даже если ничего не добился. Нам не нравится творящееся. Ах, да, ты же за чем-то явился, а не просто поболтать?

Её называли принцессой, но на самом деле она была торговкой. Хитрой, цепкой, изворотливой торговкой, знавшей цену каждой мелочи в городе, а потому обмануть её было невозможно — пытавшиеся уже познали ужасы её кары. Продавщица элементов, меняла, навыки которой строили целый рынок постоянного обмена. Должно быть, и NOTE, и Лекторий мечтали о получении её в свои ряды, но коварная девчонка плела свои нити, и ей не было дела до организаций. Она отвоёвывала себе пространство. Её группировка не была наибольшей и наисильнейшей, но на улицах всё относительно; Алсу была железным, несломимым лидером, и люди к ней тянулись. Даже те, которых она не покупала.

— Мне нужна моя странность, — сказал Антон напрямую. Он не умел и не желал юлить.

Алсу наигранно прикусила губу, точно придумывая, что бы ей попросить взамен. Даже если ситуация складывалась ей на пользу, она всё равно потребовала бы больше. Урвать то, что можно урвать — это в её принципах.

— А что можешь предложить? — полюбопытствовала она, отбрасывая цветок в сторону. Тот упал под свет лампы, как будто специально его владелица целилась.

— Избавление твоей пешки от страданий, — Антон хмыкнул.

Алсу прищурилась. Он оказался прав: кто бы ни принял на себя его странность, с ней явно совладать не смог. «Бартер» или «Равноценный обмен» — так называлась способность Алсу. Возможность обменивать любые элементы между людьми, будь то детали внешности или нечто нематериальное, такое, как странность — неизученный феномен, никто не мог сказать, привязывается странность к телу или нет. Антон был первым, на ком Алсу действие обмена способностью пробовала. Получилось.

Но сейчас всё изменилось, и сила нужна ему обратно.

Способности лифы — нечто выдающееся, так повторяли учёные, раз за разом вынуждая его использовать проклятую странность. Антон не мог придавать форму теням или свету, его голос не разбивал камень, его воля чужую не подавляла. Нет. Его странность в описании звучала скромнее, но он считал её самой ужасной из всех, коими были наделены ему подобные. Его сила была проклятой. Его сила проклиналась его кровью.

— Выйдите, — распорядилась Алсу, — а ты останься, Сат. Ноа, посторожи снаружи.

Ей подчинились без пререканий. Антон приблизился; девушка с недовольным вздохом поднялась со своего места, дожидаясь другого человека. Болезненный и слабый. Странность, которая не была ему чужой из-за действия посторонней силы, всё-таки ему не подходила.

— Уверен, что хочешь? — протянула принцесса нейтралов. — Опять будешь таким же, каким был.

— Я и не менялся. Просто верни мне силы.

Антон держался. Он ровно дышал, не позволяя телу болезненно напрягаться, не выдавал никак тревоги, терзавшей его уже так долго. Этот шаг был опасен, но хуже опасности был ужас. Ужас перед собственной сущностью, перед отвратительной, жестокой странностью, когда-то превратившей его в чудовище. Антон прав, он не менялся. Он остался тем же порочным зверем, утопленным в грехе созданием, которое никогда вину не искупит. Вновь чувствовать единство со странностью было страшно.