Смягчившийся дождь ласково накрапывал. За тучами проблесками золотилось высокое солнце, окрашивая в серебро туманную серость грозы; его сил не хватало, чтобы разогнать непогоду. Закрылась дверь машины и тут же хлопнул зонт, распрямляя блестящие спицы, укрывая светлую голову водителя своим нейтральным узором. Прохладный воздух обволок человека, прокладывая путь к штабу.
Авельску было около трёх веков, и центр его сохранил архитектуру соответствующего времени. Красивые фасады, искусные украшения, налепки, чудесный стиль; высокие потолки внутри, высокие окна, кое-где крохотные балкончики. Даже гулять здесь было приятно, и человек бы с удовольствием прошёлся по улицам, любуясь домами, если бы не спешил на встречу.
За аллейкой красовался не менее искусным фасадом Авельский штаб организации по делам странных — организации NOTE, сердцу потаённого мира необычных людей. Сотни сотрудников, десятки опорных пунктов; разноцветная сеть с переплетениями связей, многочисленные уловки, секреты, постоянные утайки. NOTE говорила о своем альтруизме, о желании помочь странным — так и было, по сути, если рассматривать дело со стороны тех же Роана, Бориса, Каспера; на деле же слишком многое граничило с пропастью. Им нужно было балансировать, чтобы удержаться от краха, но как тут себя сохранишь, если так и не получилось даже элементарные вещи предречь? NOTE не имели права позволить Лекторию существовать. NOTE не имели права позволить саму идею проекта LIFA. Но всё это произошло, и виноваты были они.
NOTE старается всех уберечь, но это плохо получается.
Михаил вступил сюда не для того, чтобы спасать души, не для того, чтобы разграничивать миры, чтобы связывать странных между собой и помогать им выстоять. Нет. Ему не был свойственен такой альтруистический энтузиазм, на котором чёрт знает сколько времени полыхал Роан, и он не собирался беречь человечество от потрясений, чем занимался Борис. Михаил был дипломатом, потому что именно в этом чувствовал своё предназначение — всё, что ему требовалось, это работа с людьми и хотя бы слабое утешение, что он старается как может, что он способен загладить ошибки NOTE перед другими сборищами странных. Он мог поставить ситуацию так, чтобы сбавить риск, хоть кровавую плату NOTE заплатить не был готов; они ошибались, но он пытался выразить это иначе.
Михаил был первым, кто заподозрил неладное за Лекторием, и первым, кто рискнул бросить всё ради охоты на их проект по созданию армии. Опять же, не из желания помочь людям. Он просто не мог выносить мысли, что эти упрямцы из верхушки NOTE на всё закрывают глаза.
Тогда ему поверил лишь Борис, всё и стало известно. NOTE не протянет долго с такими приоритетами. Им надо или вычищать состав, проталкивая вперёд горящих верой в себя и в картонные идеалы ребят типа тех же Короля или Каспера, или целиком разрушаться, чтобы молодняк, искренне стремящийся к желанному раю, смог построить что-то новое. Михаил любил NOTE, но ненавидел её проржавевшие устои. Если они хотят на самом деле сохранить мир, им придётся действовать быстро и решительно.
Если ещё не поздно. Не похоже, что Лекторий будет ждать, пока проведутся реформы. Они уже приступили к делу, и никто не знает, чем обернётся следующий шаг.
Дело Михаила — дипломатия. Он здесь, чтобы войну хоть как-то предотвратить; он сказал так Оле, он признался в этом Борису, когда тот рассказал о ситуации в Авельске через переписку. Всё, что от Михаила требуется — убедительно говорить и показывать убедительные фрагменты при помощи своей странности, а остальным займутся другие люди. Ему лишь бы отодвинуть тяжёлый рок. Ему просто нужно время на действие.
Было бы ещё это самое время…
В штабе его встретили уже у ресепшна. Михаила поджидал не кто иной, как сам Роан, беззаботно болтая с дежурным за стойкой; светловолосый парень с пёстрыми глазами, в слегка футболке и джинсах. Он всегда казался одинаковым, даже если менял вещи — наверно, понимая это, Роан не заморачивался над стилем, а новую одежду закупал тогда, когда приходила в негодность старая. Например, когда её разрывали пули.
— Здравствуй, — улыбнулся Роан Михаилу, крепко пожимая его протянутую ладонь. Они не были близко знакомы, но в прошлом их свёл занятный инцидент; бессмертный по-дружески хлопнул Михаила по плечу, но голос понизил так, что сотрудник за стойкой не услышал бы: — Это срочная тревога, но я надеюсь, что она не выйдет за пределы штаба. Есть кое-какие мысли насчёт детишек, но мне нужно обговорить это с тобой.
— Насчёт Насти? — уточнил Михаил, превращаясь в слух. Даже сейчас эта девочка оставалась его приоритетом.
— Да. И не только — детишки нынче разные. Потом поговорим, это не срочно. — Роан хмыкнул задумчиво. — Мне не нравится сегодняшний дождь. Есть вероятность, что она вовсе не дома.
— Что? Почему вы так решили?
Роан покачал головой, взглядом стреляя в сторону ресепшиониста. Михаил кивнул: не тут им разговаривать, не у самой богатой на сплетни позиции. Бессмертный со вздохом предложил ему пройти, в конце концов, к месту собрания, и Михаил последовал за ним, по дороге расстёгивая пальто — в гардероб сдавать было бесполезно, он не задержится надолго. Во всяком случае, он на то надеялся.
Они поднялись на второй этаж по широкой лестнице, мало кого встретив. Авельск раньше не считался важной стратегической точкой, потому ли про него умудрились забыть, довести до такого-то состояния? Теперь тоже было не так много людей. Михаил перед поездкой постарался запомнить основной ударный отряд, остальных же опустил, так что не мог здороваться с немногочисленными встречными, как то делал Роан. Роан, казалось, знал всех. Возможно, так и было.
В коридорах стояла рабочая тишина.
— Что вы имели ввиду под словами о девочке? — спросил Михаил; называть по имени лифу, которую чуть не поймали их прямые враги, было опасно даже тут.
Роан не выглядел радостным, он вообще никаким не выглядел сначала. Михаил всегда сиял, умел держать лицо, но даже он не был способен так прятать все эмоции и тревоги. Бессмертный не позволял увидеть свои чувства, если того не желал, а сейчас вдруг выказал беспокойство, и этот акт доверия Михаила удивил.
— Боюсь, за малышкой сейчас будет след вестись, далёкий-далёкий след, — протянул Роан. — Мне позвонил Дмитрий. Она всё вернула.
Михаил вцепился в поручень, остановившись на половине шага. Бессмертный тоже замер, мрачно глядя на него с верхней ступени — единственное положение, в котором двадцатилетний юноша был выше.
— Сейчас ты ничем не можешь ей помочь, — сказал Роан, будто не представляя, как задевает собеседника. — Я — могу. Но не сделаю. Есть битвы, которые нужно вести в одиночку. Битва с собой и со своими ошибками — одна из таких.
— Она может сойти с ума.
— Может. Вполне вероятно, что на самом деле её личность как девочки-странной сотрётся, уступив девочке-лифе. В этом мире и его запутанной логике нет невозможного, само существование странностей это доказывает. — Роан вздохнул. — Мы не знаем, что случится, и всё, что мы можем, — сейчас защитить её отсюда способом, доступным лишь нам.
— Я сделаю всё. — Михаил смотрел на него прямо. — У вас уже есть план?
— Не столько план, сколько просьба. — Бессмертный склонил голову. — Когда всё закрутится, не ищи Настю. Именно сейчас нужно разделить желания с долгом. Ты больше ей поможешь, если применишь все силы на уравновешивание в переговорах с Лекторием, если Борис решит их провести.
— А вы будете её искать?
— Посмотрим. — Он был непроницаем. — Ничего обещать не буду. Нам нужно только верить в неё и в её стойкость, а потому прими и иди с честью, сотрудник NOTE. Остаётся лишь действие.
Михаил кивнул. Что бы всё это ни значило, даже если окажется, что… нет. Сейчас нужно прежде всего сконцентрироваться на своей работе, чтобы предотвратить худший поворот событий; Насте он может помочь только так. Если у них всё получится, может, хватит времени, чтобы отыскать её и уберечь — хотя бы от самой себя. Михаил будет действовать, как всегда и поступал.