То единственное, что он готов был защищать, потребовало от него самых серьёзных жертв.

Антон её не винил. Настя, должно быть, и не подозревала, что за буря крылась в душе её нового знакомого, и не было смысла пытаться ей объяснить. Конечно, Антон хотел бы всё ей рассказать. Усадить перед собой и говорить, говорить, говорить, вот только она не выдержит. Она слишком хрупка сейчас. Тяжёлый груз её плечи не поднимут, и аметистовая заря в глазах погаснет, сменяясь бездонным мраком. Он уже видел такое и не хочет повторять. Антон просто не имел права её ломать, тем более теперь, когда появился такой шанс всё наладить.

Антон часто молчал. Он предпочитал наблюдать тихо, внимательно, вбирая всяческие подробности и расставляя по местам. Он выбирал осторожное движение, не давая другим себя прочитать, но и этих других не читая. Так ему жилось безопаснее. Так он не чувствовал себя под гнётом треклятой судьбы. Но и госпожа Судьба в этот раз над ним посмеялась, поставив перед фактами и дав возможность выбрать — идти вперёд, будто ничего не было, шагнуть в сторону, чтобы изменить исход, или отвернуться и сбежать.

Антон умел бегать. Он мог бы обогнать даже нейтралов в их попытках спрятаться от кары собственных способностей. Но ему больше не хотелось. Не теперь. Перед глазами вставал образ единственного человека, ради которого Антон готов был сражаться, и это лишало его любых возможностей проявить слабость.

Он бы назвал себя сильным, если бы его больная точка не была девушкой-странной, которую внезапно захотел прибрать к рукам суровый и могущественный враг. Выбора у Антона и не было. Либо ты сражаешься, либо она пострадает — и так всегда, все эти чёртовые годы, все его сознательные старания. За себя он никогда не боролся. За неё — каждым своим вдохом.

С утра Роан принёс ласковую черемуху с улицы. Белые гроздья смотрелись обыкновенно — куда там им до южных соцветий, пышущих красками — но аромат дарили густой и очаровательный. Квартира мигом пропахла цветами, наполнилась тем же радостным ощущением лета, которое царило на улицах.

Бессмертный варил суп. Увы, даже в наполненной похищениями да побегами жизни странных есть место быту; обитатели квартиры налепили на календарь пометки с графиком дежурств. Вот Роан и помешивал поварешкой в кастрюле с выражением истинного кулинара, шеф-повара, знающего свой великий талант.

— Вы выглядите, как профессионал, — сказала Настя.

— У меня было много времени для практики, — улыбнулся ей учитель, но слова не пояснил. Девушка нахмурилась, опустив плечи: не похоже, что юноша готов говорить с ней открыто. Кажется, все вокруг только и делают, что таят от неё важные детали.

Вновь кольнуло пустоту в груди; Антон хотел бы всё ей объяснить, целиком, отточено, от начала до конца — но нельзя. Это не запрет от наставника или кого-то ещё, а скорее внутренняя граница. Правда опасна. Она как граната в руках знающего; чеку выдергивать нужно осторожно.

И время ещё не пришло. Антон не сможет смотреть в глаза Насти, ведя свой рассказ, потому что увидит, сколько в них будет боли — он не хочет видеть, как она сломается.

— Мне нужно уйти.

Он сказал это, не задумавшись, и лишь потом понял — выбор сделан, жребий брошен. Комната притихла, показалось, что даже газ зашелестел тише.

— Что? — удивлённо откликнулась Настя. — Куда?

«Этого я тоже не могу тебе сказать». Антон понадеялся, что не придётся заставлять себя лгать.

— На какое время? — спросил Роан. В его взоре не было ни удивления, ни негодования: только мягкое принятие.

— Не знаю. Несколько дней.

Так просто план не осуществить.

Настя испуганно вглядывалась в его лицо, и Антону вдруг стало больно. Давно сердце так не сжималось, давно… Но делать нечего. Нужно идти вперёд. Если у его жизни и был хоть какой-нибудь смысл, то его стоило оправдывать.

Он не стал собирать вещи, взял только телефон и деньги — достаточно, чтобы продержаться. Антон сам не знал, на какое время затянется дело, но вряд ли оно будет быстрее пары дней.

Тени сложно ловить.

И его не провожали, как и следует; просто попрощались у входной двери в коридоре. Роан пожелал удачи и скрылся, оставляя их с Настей наедине. Она тёрла запястья, взволнованная и непонимающая, и Антону хотелось хотя бы коснуться её, хоть немного… но он одёрнул себя.

— Постарайся не морочиться по поводу всего этого, — просто сказал он.

Настя посмотрела ему в глаза со страданием.

— Возвращайся скорее, — прошептала она.

Дверь закрылась, отрезая его от тепла и уюта квартиры, в которой — впервые за восемнадцать лет — Антон мог чувствовать себя в безопасности.

Он глубоко вздохнул и пошёл прочь.

*

Когда-то на месте этих развалин был парк, но власти города решили поставить ещё один супермаркет. Как итог — строительство продвигалось медленно, из года в год даря конструкции из балок да перетяжек лишь по некоторому дополнению. Вряд ли здание закончат до следующего десятилетия такими-то темпами.

А вот странные обосновались на этом месте с большим комфортом. Тут проходили самые интересные и опасные мероприятия вроде тусовок нейтралов, переговоров Атриума и Лектория, встреч различных группировок и других важных и неважных дел особенных мира сего.

Йорек сюда давно не заглядывал. Причина не в страхе, а скорее в чётком осознании опасности его появления: в одиночку работнику NOTE ни в коем случае показываться не стоит. Это как богатому мальчику из хорошей семьи забрести в район гопников или овечке — в львиное логово. Если бы данный статус был единственной проблемой, Йорека — решительного и не пугливого — это не остановило бы, однако другие обстоятельства отзывались эхом прошлого, и он справедливо полагал, что лучше лишний раз не напоминать уличным о своём существовании. По крайней мере, в такие времена.

«Ну я влип», — мрачно думал Йорек, натягивая капюшон толстовки пониже. У него были свои неприятели, встретиться с ними не особо хотелось.

Итак, стройка открывалась перед ним в предрассветный час, когда город только затихает, прислушиваясь к собственному дыханию. Ночь незримо отступала, но и утро не торопилось, роняя кусочки света из-за домов, боясь разогнать сумерки. Зыбкий туман укрывал закоулки и становился почти осязаем в углах недостроенного торгового центра.

Сперва казалось, что стройка заброшена, но нет: если смотреть долго и неотрывно, проступали некие детали. Коврик для сидения на высокой балке. Следы костра на земле. Валяющийся фантик.

И люди здесь были: они прятались, потревоженные рассветом, зло щурились и кутались в куртки, лениво перебрасывались обрывками фраз и цепко провожали холодными взглядами нового посетителя этой закрытой вечеринки.

Йорек прямо продвигался вперёд, то нагибаясь, то перешагивая через кучи инструментов или деталей. Встреча назначена на четыре часа утра, так что он успевает. Ещё бы не перепутать Миднайта с кем-нибудь другим — хотя при его-то стиле одеваться…

Если бы не Оля, встречи бы не состоялось. Неведомо Йореку, какими путями она передаёт вести, но точно со скоростью птичьего полёта — потому что уже на следующий день она позвонила ему (хорошо, что он додумался заранее оставить свой номер) и сказала, что Миднайт предлагает пересечься.

Вообще-то это странно. С чего бы работнику Лектория помогать работнику Атриума? Разумный человек первым делом же заподозрил бы ловушку. Йорека тоже беспокоила ситуация, но деваться некуда — он уже тут. Да и Оля обещала, что западни не будет. Полагаться на слова нейтрала — тоже не самый лучший ход, но… Ой, да к чёрту. Пора разобраться с полуночными загадками.

К Йореку никто не приближался, с ним никто не заговаривал, так что юноша без проблем преодолел пару секций стройки и очутился там, где оговаривалось. Здесь были стены, явно указывая, что понемногу здание развивается, и новые перекладины, которые каркасом образовывали верхние этажи.

На ближайшей, скрестив ноги и умудряясь не падать в столь ненормальной позе, восседал Миднайт и плёл амулеты. Занятие мирное, успокаивающее — он из ниток, камушков и пластинок что-то мастерил. Йорек остановился, задрав голову.