Потом из-за угла появилась девчонка.

Ах-ха. Судьба, о которой поэмы слагал Миднайт, вернулась новой шуткой: особа, из-за которой всё закрутилось, теперь пришла сама, остановилась в полуметре, глядя на него без испуга или ненависти, как раньше — с угрюмой насмешкой. Она знает, что он не без причины мучается. Ах, он же её дружка ранил. И подружку тоже. А она как сказала? «В следующий раз я не промахнусь» — эти слова вспыли в алеющем сознании ясной вспышкой. Она сказала это, лишив его слуха, пусть и временно.

Её звали Анастасия.

— Ты? — фыркнул Файр, сохраняя остатки злости в голосе, хоть что-то ещё существовавшее. Показаться сильным в этой ситуации он не мог, и девчонка отлично это понимала.

— Поплатился-таки, — заметила она холодно, вскинув брови. Хотя на мгновение в её взгляде вспыхнула ярость, она угасла мгновенно, сменившись чем-то более глубоким. Это была даже не ненависть. Презрение — полное и уничтожавшее в Файре остатки гордости. Он поморщился.

— Давай, радуйся.

— Я не радуюсь, — возразила девушка, — мне всё равно.

Он почему-то понял, что она говорит правду. Прорычал что-то через плотно сжатые зубы. Как ни грустно осознавать, это правда. Никому до него дела не было, и даже горем он не оставит отпечаток. Лишь его поступки, а не он сам. Человек делает всё, чтобы остаться в памяти других, но на самом деле остаются его поступки — он же живёт дальше, лишь если по-настоящему кому-то себя подарил, целиком и честно. Это ли не есть драгоценность? Файр осознал слишком поздно.

Она приблизилась — нечего бояться умирающего. Присела на корточки в полушаге, так, что могла бы дотянуться. И — призраки отступили. Перестали давить на глотку, разжали тиски вокруг шрамов, прекратили бултыхаться в горячей крови. У Файра дыхание перехватило — как это возможно? Почему? Он застыл, глядя в ярко-сиреневые глаза Анастасии, и вдруг вспомнил то, что считал уже давно незначительным…

— Смерть, Кровь и Феникс. — Он почти просмеялся, только смех его больше хрипел.

Он считал, что это означало неудачу в убийстве. Миднайт не стал тогда отрицать, потому что видел куда больше, чем мог рассказать подчинённому. А ещё Файр всё-таки вступил в отряд Гамлета, пхах. Всё предвидел шаман. Всё с самого начала.

Его карты значили не неудачу в убийстве. Его карты значили совсем иное.

— Однако Смерть — это и гибель, и ношение проклятия, и неудача. Кровь говорит о родстве, о связи некой и об убийстве. Феникс же рассказывает о новом шансе, о перерождении и о…

Жаль, что он тогда не договорил. Зато теперь всё становилось на свои места. Файр смотрел на Анастасию с глубинной усмешкой, в краях рта пузырилась кровь, а девушка ждала, замерев, и её сиреневые глаза отражали его залитый кровью силуэт таким, каким он был. Всего за несколько минут до финала Файр заметил, как они с ней похожи.

Если бы тогда он справился, может, жизнь сложилась бы иначе. У него были отец, мать, сестра, дядя, дед, бабушка. Большая семья. Сгорели все — кроме него.

— Убей меня, — пробормотал Файр. Говорить было трудно. Лёгкие уже заполнялись кровью, но дыхание всё ещё терзало горло: если он останется так, то будет умирать ещё долго. Анастасия тоже это понимала, и он видел биение мысли в её взгляде, живое и понятное, как ясный день. Файр сморщился. Страх больше не получалось сдерживать, и он выступал в уголках глаз искристыми слезами. — Прошу.

Девушка смотрела без сочувствия, и он отлично знал, что сам заслужил. Но если она — то никто. Файр всегда бахвалился и лгал, но как момент настал, он испугался смерти и того, что она несёт. Забвение и полная пустота.

— Ты не заслужил лёгкой гибели, — тихо проговорила Анастасия. Не сводя с него глаз, она потянулась к поясу и выхватила из ножен вытянутый кинжал. Взяла рукоять аккуратно, почти бережно. У неё были недлинные, но аккуратные и тонкие пальцы и обгрызенные ногти. Файр охватил её одним взглядом, дрожа от слёз. — Однако…

Да уж. Лифа и наёмник. Прекрасная из них получилась семья.

«Если ты знал, что смысл предсказания — смерть от рук кровного родственника, то почему не сказал, хмырь туманный?»

Настя перехватила кинжал удобнее, чуть склонила голову, не моргая. На ресницах её дрожали отблески ламп, а зрачки окрашивались кромешным мраком.

— Не бойся, — сказала она спокойно, — я не промахнусь.

— Прошу.

Он бы мог сказать «извини», но смысл? Это не облегчит груз на нём и не принесёт ей удовлетворения. Его грехи не искупить простыми словами, а вот смертью можно вполне. Файр наблюдал, как мелькнул на лезвии последний отсвет люминесцента, и успел ещё подумать, как занятно получилось, что разрозненные пути оказались едины с самого начала.

— Амулет пригодился. Ты действительно выделяешься среди других. — И бесшумное заливистое хихиканье. Призрак маленького ребёнка среди полуразрушенной лаборатории. Чёрные у корней и белые у концов прямые волосы. Улыбка и большие чёрно-белые глаза. — Миднайт не ошибся…

Анастасия смотрела сосредоточенно, но не грустно; ни эмоции не мелькнуло в её взоре, когда кинжал со свистом рассёк воздух, серебряной молнией разрезал пространство, а вместе с ним — и Файра — наверх, по артериям горла. Хлынула кровь, и всё свело до потери пульса, и Файр только успел уловить отголосок мысли.

«Если бы я мог всё заново…»

*

Эти двое были в самом дальнем отсеке — возможно, самые опасные образцы. Настя добралась туда первой из всех, преодолев препятствия и толком их не запомнив, только образ Файра отпечатался в сознании, словно вечная печать. Настя была готова ко всему, ступая под потолки лаборатории, но такого точно не ожидала — того, что спустя месяцы она столкнётся с тем, с кого начались сомнительные приключения в Авельске. Даже странно было обрывать эту связь. Ещё более странно — что она исполнила его просьбу.

Настя опустила глаза на свои ладони. Испачканные кровью, как и одежда, и лицо, и волосы, хотя она постаралась стереть её со щёк. Полуобсохшая и уже не горячая, но оставившая мёрзлой и гадкое ощущение на коже. Это кровь Файра. Умирая, он смотрел потерянно и с мольбой, но почему она всё-таки его убила? Откуда этот приступ слабости? Ей ведь вовсе не было его жаль.

Однако же не всё человек о себе может знать.

…Ей выскочили навстречу двое спасшихся — сами, вау, умные дети. Правда, с «детьми» Настя погорячилась: на вид старший из них был года на два её младше, не иначе. Оба мальчики, в одинаковых одеяниях лиф, и оба тяжело дышавшие от бега. Первый — повыше и постарше, с очень красивыми чертами лица, серыми глазами и светло-серыми волосами. Второй — пониже и помладше, с карими глазами и короткими чуть вьющимися волосами светлого оттенка. Они застыли одинаково, увидев Настю, но тут же отмерли, видимо, узнав её. Лифы лифам не вредят, и не важно, из какого поколения встретившиеся.

— Вы в порядке? — быстро спросила Настя.

— Да, — отозвался старший. Он разглядывал её с любопытством и без страха, в отличие от «брата». — Ты пришла за нами, сестра?

Вновь это обращение, как у «Сиана»… Должно быть, им так указали. Но Настя, по сути, не против. Лифы всегда были её стаей… Стаей. Точно. Вот оно что. Поперхнувшись пониманием, Настя кивнула головой и сделала шаг навстречу мальчикам, взяла за руку старшего. У него была сухая ладонь, светлые изящные пальцы. Прикосновение испачканной кровью Насти его не потревожило и не заставило вздрогнуть. Не брезгливый и не боязливый. Готовый ко всему, но не безучастный. Не человек — ни одного оттенка ни в глазах, ни в мимике — но способный им стать. Уловив мысль, старший взял младшего за руку; Настя развернулась и как можно быстрее, чтоб не терять аккуратность, повела их к выходу. Лифы должны быть спасены. Все до единой. Таково их желание — быть свободными.

Свобода… сейчас было странно думать об этом. Должно быть, сегодняшняя битва изменила больше, чем Настя предполагала, и это заставляло сердце трепетать, а пальцы — леденеть. Смысл был во всём. В каждом взгляде Антона, каждой улыбке Роана, каждом прикосновении Михаила, каждом вздохе Каспера, каждом смехе Люси, каждой усмешке Йорека, каждом — всём.