В отделении её презирали и откровенно не принимали, но она и не просила. Ёжилась, было неловко и неприятно среди них находиться, но тут же приходили навыки почти что прошлой жизни. Приёмные родители Насти — семья Кариновых — была родом высокого положения, и девочку всегда приучали держаться на людях. «Будь замкнутой, но не выдавай эмоций, держи маску, держи спину ровно» — и так до бесконечности. Поэтому подчёркнуто пренебрежительное отношение к себе она переносила достойно. «Просто не давай их яду впитаться в тебя, вот и всё», — сказал ей Михаил. Дядя сам рос в семье Кариновых, естественно, он знал, что Настя выдержит.

Однако приходить сюда в одиночку… М-да. Оставалось надеяться, что всё пройдёт гладко.

За стойкой сидела девушка с наушниками на голове. При взгляде на Настю она тут же подскочила, щёки её заалели, но губы побледнели. Настя остановилась напротив, неловко улыбнувшись — веди себя вежливо, если хочешь добиться своего.

— Здравствуйте, могу я поговорить с Борисом Круценко? — спросила она предельно аккуратно.

— Ты ведь лифа, да? — Взгляд девушки метался. — Извини…

— Тебе нельзя здесь находиться!

На это восклицание Настя оглянулась: на лестнице стоял другой человек, молодой ещё парень, тоже тут работавший, с рыжими волосами и веснушками. К нему подбежал пацан помладше, глядя на Настю чуть ли не с ужасом. Со стороны входа тут же появился мужчина в полицейской форме, остановился в нерешительности. Они не подходили, и Настя вздрогнула, поняв: они просто её боялись. Боялись, как боятся неизвестного, опасного хищника, пусть даже находящегося в клетке. Девушка нахмурилась, оглянулась на Белль, ту, что теперь уже стояла напротив.

— Я не причиню вам вреда, — очень мягко, спокойно проговорила Настя, опуская руки, вытягивая пальцы. Голос звучал ровно и негромко, так, чтобы они не ощущали опасности. — Я всего лишь хочу встретиться с Борисом. Я ненадолго.

— Тебе лучше уйти, — покачал головой человек в форме.

— Извини, — пискнула Белль, — но…

— Я не причиню вам вреда, — повторила Настя. Дёрнулся уголок рта. Она проглотила сухость. — Я ваш союзник.

На неё смотрели — нет, на неё взирали — глаза злые, испуганные. Они давили тяжестью океанских глубин, они холодным мраком затмевали робкие лучи. Вот оно что. Хах. Эти люди её не считали за человека. Эти люди считали её за то, что неизменно представляет угрозу. Они не пускали угрозу в свой дом, к своему лидеру, потому что она была непредсказуема, безумна. Какой же они её видят?!

— Уходи, пожалуйста, — сказал парень на лестнице. У него была боевая странность, и Настя уже видела дымок, поднимавшийся от его ладоней.

Настя содрогнулась; изнутри всё словно льдом покрылось. Если она сейчас отступит — она сдастся и навсегда проиграет. Если она шагнёт вперёд — она перережет последнюю возможность поладить с этими людьми. Оставаться на месте? Но они так и не поймут, а она не может вечным столбом показывать, что не за злом пришла. Она подконтрольна. Она оружие, но оружие, не бьющее кого попало. Она союзник им, а не враг! Она лифа, создание Лектория, искусственная странность, но она не враг!

Настя приоткрыла рот, собираясь сказать уже хоть что-нибудь…

— Что тут происходит?

Прямо из стены за стойкой выступил парень. Золотистая макушка, тёмные волосы на висках, проколотые уши. Серо-металлические глаза с насмешливым выражением лёгкого прищура. Узкие зрачки. Кроссовки, чёрные джинсы, куртка. Настя обернулась к нему затравленно, ожидая всего, чего угодно, но Йорек смотрел не на неё, он смотрел на собравшихся, взгляд его был нечитаем, но он, кажется, всё понял правильно. Недовольно сощурился.

— Привет, Насть, — сказал он будничным тоном. — Если ты к Михаилу, то его нет.

— Нет, — ей плохо удавалось поддерживать спокойный тон. — Я к Борису. Хотела обсудить… кое-что.

— Он в кабинете. — Юноша кивнул, слегка усмехнувшись. — Пойдём, покажу, где.

— Йорек… — начал было парень на лестнице, но был прерван.

— Вы уже переходите все границы! — рявкнул тот. Он подошёл к Насте, взял её за руку и потянул к лестнице. Они поднялись до стоявших там, и Йорек, в глаза глядя сотруднику, обронил: — Это уже перебор. Эти дети — наши друзья. Их нельзя притеснять.

— Не учи, что можно, а что нельзя, — прошипел в ответ сотрудник. — С каких пор лифы тебе друзьями стали? Или потому что сам недалеко ушёл?

Йорек только покачал головой, ничего не возразив, но взгляд его кольнул, как лезвие кинжала. Он потянул Настю дальше, и она не дрогнула, когда пришлось пройти мимо сотрудников. Йорек отпустил её руку, но шаг не сбавил, и она поторопилась за ним.

Эти люди ей чужие. Они не такие, как Роан, Михаил и ребята. Ей пора учиться разделять в своём представлении странных не только на категории «хорошие» и «плохие».

— Спасибо за помощь, — вздохнула она.

Йорек оглянулся, его глаза сверкнули.

— Да не за что. Не слушай этих типов.

— Ты их недолюбливаешь?

— Сама слышала, — он пожал плечами, видимо, не считая нужным скрывать. — Я недалеко ушёл.

Настя кивнула, принимая к сведению. Йорек постучался в дверь кабинета, и та открылась, любезно приглашая гостей. Йорек махнул девушке рукой и скрылся, шагнув в соседнюю стену и тут же с ней слившись. Ему, видимо, совсем не нравилось ходить, как обычный человек…

— Сама? Ладно. Садись.

Настя приглядывалась к нему с интересом. Молодой мужчина, крепкий, в строгой одежде, весь такой чёрно-белый и с ярко-голубыми глазами, строгий, суровый почти что. Он говорил сдержанно и чётко, каждой фразой рубя, не слушать его было трудно — странное ощущение, словно он подавлял любое сопротивление и невнимательность вокруг себя, затачивая концентрацию внимания. Настя, тонко улавливавшая атмосферу, тем не менее, не чувствовала себя неуютно. Её стойкости хватало, чтобы не слишком пригибаться к земле от такого давления. Сосредоточенный Борис же действительно гнул к земле, и её ещё удивляло, что вокруг него не сминалась в плоскую лепёшку материя.

Его странность тоже работала. Печатавший принтер получал новую бумагу, как только расходовал листы, и ручка сама танцевала над бумагой. Над картой парили кнопки и булавки, то и дело расчерчивая что-то новое. Борис же стоял у открытого окна и дышал свежим воздухом, когда Настя вошла. Он повернулся к ней, готовясь слушать, и она, опустившись на стул, постаралась собраться с мыслями. Она много думала. Время переносить мысли на слова.

— Роан говорил нам, что по плану мы должны идти следом за ударной группой, прикрывать тыл, — заговорила она, тщательно подбирая выражения.

— Да. Хочешь оспорить?

Прямо в лоб. Ну, зато можно начистоту.

— Скажите, пожалуйста, это из-за того, что нас принимают только как лиф?

— Отношение важно для командной работы. Но вообще я определил так из-за степени контроля. — Он смотрел не пристально, но пронизывающе, как лазер сканирует кости. — Если есть, что предложить, предлагай и не трать напрасно время.

— Я хочу сражаться! — Она выпрямилась, встретившись с его глазами. Сейчас или никогда. — Я пришла просить, чтобы вы использовали нас по полной.

— Это уже интересно. — Борис обошёл кресло и сел в него, положив руки на стол перед собой и переплетя пальцы. — Продолжай, — кивнул он.

Ни капли одобрения или неодобрения, но Настя приободрилась.

— Мы, лифы, созданы как оружие, которое идеально действует и в тандеме, и поодиночке. Пусть у наших создателей не получилось добиться успеха — по многим причинам — они достигли желаемого в нескольких пунктах. Мой контроль, контроль моей странности поддерживается искусственно. Я не могу подчинить свою способность, потому что изначально не должна была; за меня всё должны были решать мои направляющие, так же, как решать за Тимура, какого объёма и формы будет тело, которое он создаст, и как решать за Таю, чью волю она подчинит. Сейчас Тимур может выбирать сам, он сумел переучиться, а Тая, используя странность, охватывает сразу несколько целей вместо одной — потому что она не контролируется системой. Я много думала, и мне кажется, что проблема в этом. Изначально тембр моего голоса, сила атакующей волны, направление должны были задаваться не мной. Моя странность — искусственное оружие для искусственного контроля.