— Конечно. — Он внимательно наблюдал за изменениями в её лице, но сейчас оно больше походило на стеклянную пустую маску.

— Тая дала мне это. — Она потянулась к расстёгнутой куртке, пальцы нырнули за ворот футболки и вытащили… какие-то бусы. Похожи на детские. Настя сняла их через голову и переложила в ладони Антона, не убирая собственных рук. Они немного дрожали. Настя смотрела на Антона, но словно сквозь него. — Это для её Стаи. Знак, что всё в порядке. Она сказала, что я могу пойти к ней, к Стае. Ребята там меня примут.

А. Вот оно что.

Антону вовсе не больно — нечему болеть. Просто ему вдруг кажется, что под ногами разверзлась пропасть и утягивает его в свою чарующую ледяную бездну.

— Если я на это решусь, пойдёшь ли ты со мной? — Голос пуст, нет ни мольбы, ни решительности.

Зачем ты говоришь таким тоном, какой я не могу услышать?

— Там мне есть место. Но во всём этом мире, — Настя кивком указала на сиявший в ночной завораживающей картинности Авельск, — его не найдётся. А в Стае оно уже есть. Антон, ты пойдёшь со мной?

Она не могла его оставить, да? Но он и не мог что-либо ответить. «Ты уже решила, значит», — как-то глухо пронеслось между ударами горечи в сердце. Том, что не способно было чувствовать, но отзывалось, как будто живое. Антон взял бусы и накинул ей на шею, опустил, задев кончиками пальцев ключицы. Настя смотрела на него — прямо и с болью. Он знал, что его лицо хранило равнодушие. Она не найдёт в нём ответа, который её обрадует. Настя опустила руки и опустила глаза.

Она исчезнет. Вновь.

— Пора возвращаться, — сказал Антон и тут же возненавидел собственные слова. Настя вздрогнула, как от удара, но покорно кивнула и нетвёрдой походкой направилась дальше от края.

Антон в последний раз взглянул на мерцавший, подобно райской мечте, Авельск. Такой завораживающий, стоять и любоваться вечно. Но — такой презрительный и мрачный. Антон видел его худшую сторону, но ненавидеть город не мог. Наверно, потому что сам он был таким же.

И есть ли смысл тогда на что-то надеяться?

========== 5 / 4. Затупившийся меч ==========

— 21 ноября 2017

Победа требует жертв.

Настя вертела в пальцах стирательную резинку. Приплюснутый кружочек, как раздавленный мяч. Синий центр и белые потёртые края, облезающие материалом. Настя подбросила ластик на ладони, вздохнула — он трижды прокрутился, но упасть она ему не дала. Не долетев до ладони, он подпрыгнул ещё раз, и ещё, и ещё, как брошенный на воду камушек в игре. Отправляемые голосом вибрации не давали резинке упасть.

Глупо говорить, что странность — это только то, что она делает. Много нюансов. Такой безобидный фокус не вытягивал сил, но учил контролю на малом уровне; Роан посоветовал пробовать такое понемножку, чтобы приучать себя к смене интонаций. «Не всегда пробивать стены криками», как он выразился.

— Контроль зависит только от тебя. Куда важнее крупных атак — использование в малом деле. Какие-то детали, незначительные действия. Отточишь их до идеала и можешь браться за что-то значительнее. Так, по нарастающей, и учишься владеть странностью. Даже если тебя уже готовили к использованию на полную катушку, постарайся уделять немного времени в день на такие маленькие трюки. Однажды это очень тебе поможет.

Что было особенно приятно: Роан никогда не называл их с Антоном лифами. Ни разу. Даже на собрании он говорил о них как о детях, относился же соответствующе. Хороший человек. Настя со вздохом легла щекой на стол, положив ластик напротив глаз, и стала выдыхать по ноте. На высоких он подскакивал выше. Значит, есть разница.

Если бы у неё было время как следует этим заняться — но у неё времени было в обрез.

Если лифы — это оружие, то Настя — это ржавый, затупившийся меч с потрескавшимся лезвием.

Однако… ржавчину можно отскрести. Клинок можно заточить. Он будет играть в руках, как живой; в правильных руках, умелых, кому можно доверить опаснейшее живое оружие. Настя — сосуд для силы, гибкий, одушевлённый сосуд, она удобна в обращении, потому что, в отличие от неразумных железяк, обладает мышлением, может самостоятельно передвигаться и выполнять приказы. Будь она опустошённее, как и задумывалось организаторами проекта, она была бы идеальна для использования в операциях. Меч, который будет резать сам, когда ему прикажешь. Тонкая катана. А трещины можно залить новым металлом, и лезвие будет крепче…

В умелых руках она будет опасна. Как и гласило её предназначение.

Хм…

Оружие, которому нужен владелец, чтобы быть полезным…

Настя думала о NOTE. О странных людях, протянувших ей руки, сказавших, что они могут разделить с ней её боль и печаль. Летом, когда она только приехала, ей не рассказывали об её собственном прошлом, чтобы не ранить. Михаил сказал, что желал ей спокойной, человеческой жизни. Когда странность начала выходить из-под контроля, её забрал Роан, взял к себе, чтобы присматривать и не дать сойти с ума. В Авельске было опасно, и он наверняка знал, что рано или поздно Настя столкнётся с правдой. Но сейчас она и не пыталась лезть в его мотивы. Того, что он ей дарил, было достаточно, чтобы доверять. Не важно, что им двигало. Куда важнее: даже зная о её сути, эти люди старались принять её. Они такие славные.

А она теперь собиралась их бросить.

Она не может исчезнуть, так и не выразив благодарность. Но даже так — они все вместе скоро будут сражаться. Оставались считанные дни до вторжения в Третью лабораторию проекта LIFA. Туда, где ждали ещё восемь доломанных недолюдей, отточенных клинков. С ними такой ошибки Лекторий уже не допустил бы, и они наверняка целиком бесчеловечны. Лекторию не будет в тягость натравить их на их же освободителей. Но атака детей Настю не пугала; её вообще не пугало грядущее.

Так странно. Она думала, что будет бояться приближения операции, потому что теоретически девушка шестнадцати лет должна бояться кровопролитных сражений людей со сверхспособностями. Но вот было вторжение в штаб Лектория, когда её спасли «тени», перерезав столько врагов, было вызволение Роана — да, там не убивали, но крови было достаточно, Настя тоже не отделалась. Из всего этого она не помнила, чтобы что-либо откровенно её ужасало. Она не испугалась даже тогда, когда Вильгельму переломило хребет, мигом превратив его глаза в пустые стекляшки — ей тогда просто стало плохо. Но страх… Это, должно быть, какая-то атрофированная у неё эмоция. Страха было слишком много, когда они с Антоном и Саввой бродили по улицам. Наверно, с тех пор на сердце стояло табу.

Операции Настя не боялась. Её тревожили мысли, что кто-нибудь из хороших людей мог погибнуть, но не настолько, чтобы она не спала или не ела. Не спала и не ела она по другой причине: её мутило от пищи, а ночами приходили настолько живые и отвратительные кошмары. Что она предпочитала сжигать себя бодрствованием, лишь бы не смыкать веки и не погружаться в эти ужасы вновь. Ах, вот оно. То, чего она боялась. Себя. По сравнению с этим страхом остальные ничего не стоили.

Этих людей она скоро оставит. Им оставалось вместе последнее сражение. Настя быстро оделась, щёлкнула ключами, закрывая квартиру. Антон днём работал — он сказал, что не хочет продолжать учёбу, и Роан не настаивал. А сам бессмертный был у Оли Цветаевой. Настя, недавно вернувшаяся из школы, была предоставлена самой себе, припоминая при этом просьбу Роана быть предельно осторожной. Однако это уже что-то. Было приятно, что её оставили одну, не боясь, как обычно. А то куда бы ни пошли — сопровождение…

Впрочем, как будто она сейчас к Лекторию бы переметнулась, ага.

У неё ушло полчаса, чтобы добраться до штаба, и то на автобусе. Отделение NOTE в Авельске красовалось фасадами и смотрело на неё мрачно. Настя сглотнула, разглядывая его.

Её здесь не любили. На самом деле она заранее знала, каково будет отношение к одному её существованию у людей, которые когда-то наблюдали свержение её «прародителей», и не была удивлена, но всё же неприятно. Они смотрели на неё, как на диковинного зверя, загнанного в слабое тело девчонки-подростка. Настя же не ощущала себя такой. Она знала, что суть её далека от человеческой и тем более от той, какая положена по возрасту, но называть себя монстром она бы уже не стала. Испытав себя в бою, она стала смотреть на собственные тело и суть немного иначе. Она — вместилище для силы; вместе всё в ней должно гармонировать, сливаясь в мощное оружие, и не её вина, что оружие оказалось бракованным. Дефект, как говорилось. Антон — потому что силы в нём больше, чем он способен выдержать. Настя — потому что её сознание как человека и её сознание как странности существуют раздельно, хотя должны быть едины.