— Эй, я не шутки шучу!

— Ладно, ладно. Продолжай.

— Вы, значит, оба знали, что место, в которое вы Антона отправляли, насквозь гнилое… но отправили? Зачем? Хотели характер воспитать? Или потому что там дерутся много?

Роан задумался. Не потому что не знал, как ответить, а потому что не был уверен, что его объяснения будут понятны. С ним всегда так, на то Каспер и нужен: персональный переводчик с языка бессмертных, понимающий смысл даже тогда, когда сам Роан путается. В добрых мотивах она не сомневалась, но в чём глубина?

— Характер сильный воспитывается разными способами, — протянул бессмертный. — Есть способы жесточе. Однако вы знаете, я не из тех, кто воспитывает силу словами вроде «будь таким, ведь так нужно». И не из тех, кто бросает в огонь, не давая в руки воду. Детдом, в который Антон был отправлен, — место гнилое, да, и там много плохого случилось и случалось. Столько, что про его выпускников предпочитали забывать, настолько сильны были отпечатки того дома на них…

Он замолчал, бросая взгляд на Каспера. Тот задумчиво кивнул.

— След того дома на нём перекрывал след ослабленной изменённой странности, — сказал брат.

— Да, — с облегчением вздохнул Роан. — Славно, что ты сразу понимаешь. Так вот, Люси. Уходя с улиц, Антон обменял свою странность на другую, более простую и слабую. Таким образом, сущность лифы была в нём несколько подавлена, и уличные её больше не чувствовали. А уже аура жестокого места, в котором он рос, подавила ощущения от наличия слабой странности.

— Ради его безопасности?

— Коль нужно короче выражаться, да.

Люси вспомнила Антона. Молодой парнишка, восемнадцать лет, всего на четыре года её младше — а как будто старше на целый десяток. Стоит ровно, но чуть напряжённо, как бывалый боевой зверь. Глаза безразлично-холодные, винного оттенка, смотрят внимательно, пристально, за спокойствием кроется сталь. Лицо непроницаемо, равнодушно, выражения почти не меняются. Первый раз Люси увидела его улыбку лишь осенью, когда гуляла с ним и Настей; улыбка была обращена к девочке, а больше никогда не появлялась.

— Его эмоции, — пробормотала девушка-метаморф.

— К сожалению, за всё платится цена. — Роан откинулся назад, упираясь руками в одеяло. — Однако если бы в мире было всё бесплатным, разве был ли смысл в том, чтобы делать хоть что-нибудь? Я предпочёл человеческим чувствам Антона его сохранность и предупредил об этом. Но он уже тогда был угасшим. Несчастное дитя. Ему нужен был отдых, своё местечко в пустоте, где он мог залатать раны и привыкнуть к шрамам. Всё остальное — это нынешние старания. Его, Настины, мои. Жизнь без эмоций — это страшно. Но, знаешь, чувства — такая вещь, которая возвращается, даже если кажется, что больше не вернётся.

— На собственном опыте убедился? — Каспер улыбнулся.

Роан улыбнулся в ответ.

— Да, — честно и весело отозвался он. Повернулся к Люси: — Не беспокойся за него. Тоша — сильный мальчик. Он справится. Даже если сейчас всё кажется статичным, всё уже меняется. Он в том числе. Этих детишек ещё многое ждёт, но они справятся. Настя — потому что сильнее, чем думает. Антон — потому что слабее.

Интересные у тебя схемы, бессмертный. Люси вздохнула, разглядывая этих двоих. Они и Йорек — самые близкие ей люди. Брат, наставник и подопечный. Двоих из них она могла потерять. Она ещё помнила атаку на Первую лабораторию, а потому не могла не бояться за них. Сердце льдисто сжималось.

И в то же время почему-то стало спокойно. Не потому что Роан бессмертен, Каспер может оставить в сохранности одну из версий, а Йорек просто пройдёт оружие насквозь. Потому что они сильные, эти трое, а кроме них есть ещё другие странные, которые поддержат и не дадут друг другу так запросто сложить головы на поле боя. Они не позволят своим умирать. Они справятся.

В этот раз они справятся лучше.

— Поправляйся, — пожелала Люси брату, вставая: в дверях палаты уже маячил силуэт доктора, отвечавшего за обход пациентов.

Роан, поднимаясь, поцеловал Каспера в макушку. Тот, улыбаясь, помахал им ладонью, уже готовясь получать «втык» за то, что отказался от слежки приборов. Вообще-то так нельзя поступать, но больным, лечившимся у Кевинского, почему-то всё с рук сходило. Почему же, хе-хе. Люси и Роан вышли из палаты.

«…они справятся».

Она будет в это верить.

*

— 20 ноября 2017

Оля с сосредоточенностью на лице рассматривала распечатки.

— Я могу это устроить, — наконец, сказала она. В голосе — лишь лёгкое недовольство. Оторвала взгляд от бумаг и подняла на Михаила; уголки глаз красные, слишком много читала в последнее время. Зрачки уставшие и мрачные. Видеть её такой было непривычно. — Но вы ведь отдаёте себе отчёт в том, насколько это опасно?

«Вы» — это NOTE. Михаил оставался сотрудником организации, даже если Оля звала его «братом» и относилась, как к члену семьи. Работа есть работа, ничего не поделаешь; их стороны были разными, одна крайняя и одна промежуточная. Во всяком случае, повезло, что на сторону Лектория Оля с её немалыми способностями не вставала. Дело даже не в потенциале странности, а в ней самой — в том, как она держалась, как говорила и как думала. К ней стоило прислушиваться, и даже буйные нейтралы подчинялись, если она правильно подавала свою просьбу. Опасный враг. Замечательный союзник.

— Привлекать их всегда рискованно, — заметил Михаил. — Но необходимо. Организация вряд ли даст нам много сил, а компанией в какие-то два десятка странных, и то не все боевые, соваться в целую лабораторию с обученным штатом… сама понимаешь.

— Это крик о помощи?

— Это просьба. Нейтралы ведь тоже ненавидят подобные опыты.

— Да, ненавидят. — Оля снова взглянула на распечатки. Подробные схемы. План. Её всё ещё тревожили условия. — Но смотри. Они неуправляемы.

— А что с твоим авторитетом?

— Мой авторитет, Миш, — она покачала головой, — это то, с чем я могу обращаться, но не то, с чем я могу требовать. Я помогала им, контролируя уровень проявления их странностей, если те выходили из-под контроля, и они помогают мне, когда я прошу. Для них закон взаимопомощи обязателен. Но вести их в бой? Нет. Нейтралы — это дьявольская орава, у которой нет вожака. Это хаос. Я не сдержу их и даже не направлю.

В комнате было светло. Вовсю работало отопление, так что ноябрьские ветры не заставляли ёжиться обитателей; Оля, в прошлом году провожавшая осень с лёгкостью и весельем, в этом отчего-то угасала. Она со вздохом убрала с колен ноутбук, водрузив его на рабочий стол, и распечатки положила поверх.

— Если допустить нейтралов до лаборатории, они будут убивать всех, — продолжила она. — Всех, понимаешь? Для них не будет вопросом, откуда ты, из NOTE, из Лектория или из лиф. Да даже если столкнутся враждующие группировки. Это просто мясорубка! Они будут резать и сражаться, а в итоге жертв будет больше, чем планировалось. Орава голодных, алчных ртов.

— Звучит так, как будто ты их ненавидишь.

— Я не ненавижу их. Мне их жаль. — Оля вздохнула. — Я не была на улицах, но общаюсь со многими их обитателями. Улицы — это страшно, Миш. Они отбирают у людей души. Они всё высасывают, всё, кроме жестокости. Поэтому, да, я не ненавижу их, я жалею, но моя жалость не изменит положения. Чем могу, я им помогаю. Я делю с ними боль и выручаю, если её становится слишком много. Но я не их лидер и не спаситель. Нейтралы мне неподвластны. Если ваш Борис уверен, что сможет сдержать их неизмеримую алчность, пусть пробует, но я заранее предупреждаю: это будет тяжело. Очень.

Как бы ни хотелось верить в то, что Борис может всё, Михаил не был глуп и отлично понимал: даже у этого человека есть предел. Свору диких бойцов с закалкой ненависти он сдержит, но цена будет огромна. Борису всего тридцать три, сил много, и всё равно — нет, понятно же, Каринов не даст ему так рисковать. Хм. Нужно искать альтернативный вариант. Что-то, что не даст нейтралам сорваться и хлынуть волной. Может, по очереди договоры заключать? В чём они больше всего нуждаются? В крове? В деньгах?