— Ты всё равно передашь Таисии, — вздохнул Круценко, уже и не здороваясь. — Однако это не то, о чём ей стоит знать в подробностях. Мы не знаем, чего ожидать от её Стаи.

— Ты уже признал Стаю самостоятельной группировкой? — с любопытством спросил Каринов. Он прикинул про себя сроки, но особенного не обнаружил. В принципе, они действительно группировка нейтралов. Разные тусовки неприкаянных между собой тоже различаются. Однако если Борис оформит их как отдельную часть подконтрольных, придётся следить за ними особенно. Так-то понятно, всё-таки бывший эксперимент во главе и ещё один в членах, но не очень хотелось устраивать надзор сейчас.

— Я признал, — согласился Борис. — Но в базе данных они не указаны. Только Таисия, но они все с лифами были занесены.

Он не вписал в своды правил Стаю? Это уже что-то любопытное. Присутствие сотрудницы явно мешало Борису откровенничать, а тут ещё притащенная Михаилом девочка, тихо сидевшая рядом и сверлившая Круценко неоновыми глазами…

— Пройдёмся, — сказал Борис. Прямо-таки сказал, не предложил. Ах, где твои манеры, друже? Михаил легко согласился, приняв у него из рук лёгкую тонкую папку — всего несколько листов. Вот за чем они приехали. Настя покорно встала, и Белль отшатнулась в сторону, когда она прошла мимо. Девочка сделала вид, словно не заметила.

— Всё-таки придётся привлечь нейтралов. Смотрю, ты подготовился.

— Сложно подготовиться к хаосу.

— Но сейчас мы хотя бы представляем, с чем имеем дело.

— Естественно. Ничто не стоит на месте.

С его лица взгляд Бориса перекинулся дальше, и Михаил тоже оглянулся через плечо. В общем зале часто бывали сотрудники, вот и сейчас компания молодых людей шушукалась в углу за дальним рядом мест. Какие-то парни и девушка с наушниками; они постоянно оглядывались на одинокий силуэт ближе к центру помещения. Там сидела Настя, терпеливо ждала Михаила — девочка наблюдала за ним или опускала глаза на экран телефона. Хотя внешне это не проявлялось, чуткий Михаил напряжение в воздухе ощущал: тугое, гудящее, как натянутая упругая струна. Готовая свернуться в спираль, ударив змеиным хвостом. Настя знала, что на неё открыто глазели, но не подавала виду.

— Отношение к лифам, мне думается, тоже несколько изменилось, — вздохнул Михаил. — Во взглядах, в которых тогда были ужас и презрение, сейчас любопытство и пренебрежение. Как к непонятным уродливым созданиям. Интересно, но жутко. Они боятся лиф, но почему-то не боятся себя.

— Ты никогда не отличался безучастностью, — сухо усмехнулся Борис. — Справедливость, да?

— Я не строю из себя героя.

— Не строишь, но таким запоминаешься. — Борис оглядывал помещение с таким видом, словно это были его владения, его чертоги. Впрочем, разве это не являлось правдой? Он в любом месте становился лидером, хозяином территории. Он был отличным руководителем, жёстким и властным, но его стремление к власти не крылось в алчном желании повелевать. Наоборот, сам по себе он не любил ощущение покорности от остальных. Однако он всегда становился центром, а руководство — его предназначение, и он этим пользовался. Подчинять Борису было легко. Странно при этом, что на Михаила его подавляющий характер не распространялся. Должно быть, так и проявлялась его дружба.

— Я всегда кажусь лучше, чем есть, — со вздохом заметил Каринов. — Послушать здешние слухи, так они колеблются между позициями «светлый, как рыцарь из сказки» и «совсем ненормальный приручатель лиф». Что из этого ближе к правде?

— Всё равно. Но на ненормального ты похож больше.

— Всегда знал, что могу рассчитывать на твою поддержку!

— Можешь рассчитывать, — кивнул Борис, специально что ли отвечая на шутку серьёзностью. Если в отсутствии чувства юмора у него ещё можно было сомневаться, то в логичности каждого шага — нет, и Михаил задал другой вопрос, интересовавший его куда больше всяких самокопаний.

— Мы сейчас именно здесь, потому что ты хочешь показать лифу отделению?

— Дай угадаю, «как зверушку на выгуле»? — закатил глаза друг. — Нет, Каринов. Не как экспонат. Мне необходимо, чтобы сотрудники привыкали к присутствию лиф. Анастасия напрягает их меньше, чем Антон, от неё не так пахнет кровью. Но с лифами бок о бок им ещё придётся сражаться, и лучше пусть сейчас смирятся, чем потом будут дёргаться и путать планы.

— Хм, мне понятна затея, но не знаю, выйдет ли что-то. — Михаил закрыл папку. — Спасибо за информацию. Я передам Оле.

Он не спрашивал, уверен ли Борис в своём решении. В конце концов, Круценко делает только то, в чём уверен, а импровизация — далеко не его стиль. Всё продумано и с возможными комбинациями. Мелочи, конечно, будут меняться и досаждать, но Борис всегда найдёт выход. Не знаешь, как поступить, — передай ему дело, он справится. Тяжела ответственность, а он держится круто. Михаил хлопнул друга по плечу, про себя размышляя, что ему во многом повезло побрататься с этим суровым и жёстким, но умным и верным человеком. Когда-то они уже смогли друг другу помочь. Смогут и сейчас.

— Пригляди за Анастасией, — сказал Борис. — Её состояние нестабильно.

— Да, я и сам чувствую. Что могу, конечно…

— Опять прыгаешь выше головы.

— Привычка такая. Бывай!

— До встречи.

Михаил кивком подозвал Настю; она сразу соскочила и приблизилась, не оглядываясь на сотрудников. Стояла прямо, внешне довольно спокойно, но Михаил узнавал напряжение в её сведённых лопатках и натянуто равнодушном лице. Это напоминало его самого. Ещё одна перенятая черта… но если она помогает Насте держаться, то он только рад. Хоть что-то, что он смог ей дать.

Автомобиль нырнул под вытянутую тень дороги, проносясь синхронно с ровными жёлтыми разметками; поворот за знаком, белые стрелки на голубом металле, сложный манёвр выкручивания в дорогах — далёкий от водительства запутался бы. Солнечные лучи плясали на ремне безопасности и стыли на светлой коже; иллюзорно отражались в боковых зеркалах машины и прыгали по лицам. Ещё поворот — общая дорога. Там почти пусто; слепящий яркий день заливал широкими волнами переплетающиеся пути и мешался расчёрканными линиями по серому асфальту.

Слева протекала река, и день плясал на её лёгкой ряби. Дальше берега — ограда, никаких аварий, мол, потом появился закуток; автомобиль завернул туда. Здесь ограда прерывалась, раскорёженная, но не мрачная, мёрзлый бурый песок неподвижно сводил к мини-пляжнику, частично растерявшему траву, а там начинались серые камни, галька и сама вода. Река здесь сходилась воедино, и другой берег был совсем далёк, напоминая о себе лишь очертаниями зданий и клубами дыма вершин ТЭЦ.

Они остановились тут, вышли. Косыми протяжёнными лучами солнце дрожало на каждой отражающей детали, складывая из мозаики мира вокруг нечто цельное. Ослепительный диск неспешно и неразличимо поднимался на вершину небосвода, своей обители, окрашенной в льдисто-голубой с размытым маревом рыжеватых отсветов на низких у горизонта обрывках облаков. Шум трассы окружал, одновременно смешиваясь с негромким плеском воды, лизавшей гальку, и вместе они создавали иллюзию полной тиши. Призрачное тепло проникало через материю, не бодря и не усыпляя. Звуки гасли в воздухе и трепетали, словно живые. Всё — неподвижное и активное в один растянувшийся в бесконечности миг.

Они устроились на капоте, опираясь на его блестящий бок и глядя на солнце. Лучи тонули в светлых глазах и рикошетили от тёмных, но выражения столь разных лиц были схожи, и сейчас никто посторонний не сказал бы, что это не родные друг другу люди. Однако посторонних здесь не было. Были только эти двое. Не родные, но и не чужие. Могут ли вообще в мире столь разрозненном, но так крепко связанном существовать чужаки? Теперь, когда реальность поделилась на сторону обычных и сторону странных? Возможно, они все друг друга знают, просто не помнят, где видели — в яви или во сне.

— Я была тут? — спросила Настя, щурясь, когда солнце плескалось искрами в зрачках, опуская ресницы, на которых танцевали радужные блики. — С Вами…