— Я тоже на то надеюсь, — хмуро отозвался тот. — Но если тебе понадобится, ты можешь обращаться.

— Спасибо. Почему-то я не ждал от Вас иного ответа.

Айзек отступил назад, вновь к тоннелю, но Каспер окликнул его, и парнишка обернулся. Светлый лик выражал сосредоточенность, мрачную решимость и непомерную тяжесть. Смерть девочки действительно его сломала — но в то же время сделала сильнее. Казус. Конфликт состояний.

— Вы угадали, — ответил Айзек на невысказанный вопрос. — Леви, умирая, как-то сумела передать мне свою странность, вытеснив мою прежнюю. Теперь «Симбиоз с тенями» — это я. И Леви всегда будет жить в моей тени. Удачи Вам.

— Прощай.

Айзек кратко поклонился и исчез, растаяв во мраке — вновь вспыхнуло ощущение использования способности, и Каспер уже не удивлялся. Вот как. Значит, это ты, Айзек, теперь будешь теряться в темноте, не в силах выбраться, но одновременно пользуясь этим, словно воздухом для дыхания… Вот какая у тебя судьба. И эта судьба с NOTE не связана.

«Надеюсь, мы никогда не встретимся врагами». Каспер отвернулся и, гася фонарик, отворил старую грязную дверь. Пара поворотов — и он будет у цели.

========== 4 / 9. Аквариум ==========

— 18 октября 2017

— Тогда мы будем сражаться с твоей болью… вместе.

Хоть Каспер и обещал, он не мог разделить с бессмертным все тяготы его жизни. Он старался, как мог, он всё отдавал и всё тратил, не задумываясь и не жалея — но не был способен заставить Роана поделиться с ним своей ношей. Роан, этот сгусток света, этот беспечный и одновременно серьёзный мыслитель, ни разу не позволил кому-то взять на себя его раны. Он сам был щитом и тащил груз ответственности за свои решения самостоятельно, никого не подпуская. То, что Касперу он хотя бы объяснял свои мотивы, уже было огромным шагом. Но всё равно имелось то, что Роан ни с кем не разделял.

Его боль. Его бесконечная жизнь, влачащая его из века в век, стала естественной и принималась как должное вечным юношей, и он разучился уделять внимание своим ощущениям, а потому и на боли не концентрировался — но она была. Она шла из года в год вместе с ним, сопровождала его молчаливой тенью, такая же неуловимая и обыкновенная, такая же глубокая и неприкосновенная. Роан бессознательно к ней никого не подпускал. Люди не могут выдержать такого груза, всё-таки веками скапливалось.

Но Каспер мог. Каспер хотел. Понемножку — начиная с две тысячи пятого года и по сей день — Каспер рьяно сражался за каждую Роанову улыбку. Не ту, что адресовалась всем и миру, а ту, что адресовалась прежде всего себе. Отвоёвывал черты характера, качества Роана как личности у самой судьбы и дивился своей храбрости при этом: можно сказать, Каспер шёл против законов всего мира, потому что это было неправильно и неестественно. Если миру нужен был проводник и он выбрал Роана, то нарушать волю никак нельзя. Но Каспер чихать на это всё хотел. Он видел Роана, чувствовал Роана и знал, что Роан из себя представляет. Каспер был единственным, кто это понимал в полной мере. Потому ли только ему бессмертный впервые раскрылся?

Но то боль душевная, терзавшие муки долголетия. Забывая всё, Роан всё помнил, такой вот диссонанс. И Каспер был в его воспоминаниях и знал об этом. Всё, что они прошли за двенадцать лет, всю эту тернистую дорогу, когда оба кололись. Они могли идти по общей тропе, широкой, шёлковой, но оба уступали друг другу дорогу безопасную, предпочитая рядом с ней шагать по битому стеклу. Они так и шагали, отказываясь ступить на путь счастья, с разных сторон этого пути, и до них не сразу дошло — не важно, кто из них пойдёт по центру. Они могут идти вместе. Им хватит сил, стойкости и желания, чтобы идти вместе, и они справятся. Нужно было только об этом поговорить. Но они не решались, а когда решились — позже, чем следовало — уже не было так больно.

Полгода назад Роан крупно провинился, но сейчас Каспер об этом не вспоминал. Он вообще ни о чём таком не думал. О том, что Роан отказался от всего, что они создали. О том, что бессмертный из глупого стремления подарить единственному близкому человеку счастье намеренно прыгнул в осколки. О том, что они — чёрт — за пролетевшее время так и не нашли минуты, чтобы помириться.

Какие же они идиоты. Оба.

Каспер, усмехаясь болезненно, спешил по опустевшим коридорам: эвакуированный персонал спасся, и скоро наверняка убежище взорвут, у Лектория везде свои пометки. Наверху гудел бой, проникая через пласт потолка и там и тут стряхивая прохладную горькую пыль. Закуток, который действительно был пристроен отдельно, Каспер нашёл быстро. Ключ сработал, и стоило ожидать, что скоро раскусят доступ постороннего, тогда и придётся уповать на Бориса, чтобы тот успел сдержать взрыв.

Помещение, в котором он оказался, предназначалось для наблюдений, здесь же красовались аппараты, компьютеры и штыки проводки. Всё брошенное, оставленное невыключенным впопыхах. Датчики работали исправно. Тот, кто здесь оставался, был жив. Высокое стекло, предназначенное для наблюдения отдельно от самой камеры, ничего не было, лишь чернота: вовремя спрятали. Чтобы пройти внутрь, нужен был ключ. Что ж, Касперу повезло.

Замок пискнул, пропуская. Каспер проскочил дальше и остановился, как вкопанный.

Помещение было затемнённым, аварийные лампочки ровно мигали: тревога уже проиграла, они были не нужны. Камера наблюдения в углу, неподвижные змеи проводов, ведущие к центру, и аппарат разблокировки на самой камере. Перед Каспером, подсвеченный в полумраке, стоял… аквариум. Это было первой ассоциацией, но камера действительно была на него похожа: заполненный ярко-голубой водой цилиндр от пола до потолка, с плотными стеклянными стенками, не отражавшими помещения, этакая закрытая ванна. Задвигавшаяся специальная дверца — чтобы вынимать подопытного и ставить туда, закрывавшаяся на тот же замок и непробиваемая. По бокам — отверстия, в которые вставлялись плотно шнуры проводов и датчиков. Но всё это вовсе не занимало Каспера. Каспер смотрел на одинокую фигуру, в безразличном оцепенении повисшую внутри аквариума.

Юноша не двигался, застыв среди неподвижной воды. К нему были присоединены многочисленные катетеры, впившиеся в кожу, словно пиявки — к открытому торсу, к рукам, ногам, там, где их не прикрывали свободные белые шорты, к шее и голове, теряясь среди золотистых волос, из-за освещения казавшихся бледными. Глаза закрыты. В воде не поднимались пузырьки воздуха, и парень в своей давившей изоляции не дышал.

«Роан!»

Каспер приблизился, как завороженный. В темноте ярко-голубой почти до лазури свет камеры щедро окидывал его. Мягко колыхались светлые пряди юноши за стеклом. Затем он медленно приподнял ресницы и взглянул на Каспера; выражение пёстро-лесного взгляда было туманным, сонным. Сколько времени он провёл здесь, не в силах утонуть? Уголки губ юноши приподнялись слегка, глаза оставались полуприкрыты, и общий вид — такой удивительный, неземной — сжимал сердце.

Роан до безумия медленно протянул руку и положил ладонь на стекло.

Между ними всегда оставалась преграда.

Каспер положил ладонь напротив. Стена была холодной. Роан покачивался в водном вакууме.

— Я пришёл за тобой, — одними губами, не ловя отзвуки своего голоса, сказал Каспер. С трудом оторвал взгляд, повернулся к выключателю и провёл магнитной картой. Створка камеры поехала в сторону, прорвалось потоком пространство. Каспера окатило ледяной водой, чуть не сбив напором освободившихся бурных волн. Одежда вмиг вымокла, но он не вздрогнул: подался вперёд рывком, ловя слабое безвольное тело, потерявшее державшую его среду. Роан — мокрый, скользкий, до изумления тёплый — едва мог шевелиться: много часов под действием странности не убивали, но вытягивали энергию.

Крепко прижимая его к себе, бережно обнимая руками, Каспер аккуратно опустился на залитый водою пол. Сердце Роана быстро билось, это ощущалось кожей. Он рвано дышал.

— Каспер… — прохрипел бессмертный, слабо улыбаясь, но от безграничного тепла его улыбки растаял бы и айсберг. Он откашлялся, сплёвывая воду, и каждое слово давалось ему с трудом, но глаза горели, он должен был это сказать, он ничего так не желал: — Я хотел, чтобы ты был счастлив, и ради этого ушёл. Я…