Странность молчала. Настя шла, опустив голову, но всё равно оглядывалась внимательно, вслушиваясь и подмечая детали. Голоса. Много голосов. Нейтралы разговаривали друг с другом, заключали сделки, союзы и соглашения, их же расторгали, менялись, обманывали, загрязняли пространство ложью, словно пачкая чёрной краской пролетавший безрассудно свободный ветер. Они не знали иного существования. Они даже не знали, что такое жизнь.
Теперь стало немного страшно. Зато они пришли.
Антон беспрепятственно отогнул полог одной палатки, широкой, с потрёпанными тканевыми стенками, вошёл одновременно с Настей, не пропуская её вперёд и не проходя первым: здесь существовала постоянная опасность, нельзя доверять даже моменту. Внутри было душно и накурено. В освещении камфорной лампы таяли колечки дыма. Человек с трубкой в руках сидел у дальней стенки палатки, опираясь спиной на многочисленные свёртки и пледы-подушки, замызганные и пропахшие дымом; скрестив ноги и покусывая изящный серебряный мундштук, он равнодушно взирал на гостей.
— Назовитесь, — приказал он.
— Те, кому нужны ответы.
— Пф. — Человек выпустил ещё призрачное колечко. Настя пригляделась: среднего возраста мужчина. — Дурные привычки. Всё ещё к ним не привыкну. Нейтралы себя никогда не называют.
Антон повернулся к нему спиной, приподнял шапку и оттянул несколько вьющихся прядей с затылка, обнажая номер. Мужчина удивлённо кашлянул.
— Сами лифы? Какая честь.
Настя рассматривала палатку. Полумрак и плохой запах. Скакавшие в беспорядочной пляске тени. Другой человек, закутанный в широкий грязный плед, опустивший голову; светлая шапка вполне себе чистая, из-под неё высовывались чёрные пряди. Не двигался, плечи были расслаблены. Спал? Антона его присутствие не смущало.
— Где? — спросил он, усаживаясь напротив мужчины, и Настя опустилась на потёртый коврик рядом. — Где бы ты спрятал пленника?
— Точно не на земле нейтралов, — сухо хмыкнул мужчина. — Так и сказал уже. Не тут.
— А где?
— Откуда мне знать? Я ушёл из Лектория шесть лет назад. Много воды утекло.
Антон порылся в кармане куртки и бросил человеку что-то, тот легко поймал и повертел в пальцах. Настя заметила, что это какой-то небольшой предмет, похожий на зажигалку. Это что-то дорогое? Она не подавала голоса и не двигалась, наблюдая за всеми в палатке. «Будь внимательна. Каждая деталь имеет своё значение», — говорил ей Роан.
Если бы она больше его слушала, сейчас всё было бы иначе…
Шум в голове почти стих: она приноровилась к среде и больше не беспокоилась. Зато ситуация всё ещё тревожила своей естественной мрачностью, и девушка не шевелилась и дышала через раз; дым царапал лёгкие.
— Где? — повторил Антон.
Мужчина нахмурился.
— Проваливайте, — бросил он.
В следующий миг всё произошло быстро. Антон прыгнул вперёд, опрокидывая человека; мундштук в его руке, мелькнувшее в пальцах мужчины лезвие, Антон перехватил его, оцарапав человеку предплечье, и уже в секунду к горлу мужчины был приставлен нож. Маленький, почти чёрный от скопившегося в нём багрянца. Кровь, вытянутая из царапины, покорно приняла необходимый вид. «Форма крови», странность лифы 2BI… Настя никогда не видела её в действии.
Но не испугалась. Она резко обернулась к четвёртому человеку, заметив его движение, однако он лишь повёл плечами.
— Отвечай, — рыкнул Антон, прижимая нож к пульсировавшей артерии. Мужчина под ним сглотнул; зашевелил побелевшими губами, но был прерван другим голосом.
— Он уже ответил. — Человек сбросил с плеч плед и поднял лицо. Точёное, красивое, с ярко-жёлтым пронзительным взглядом. — А вы-то что тут делаете?
— Каспер? — недоверчиво пробормотала Настя.
— Привет. — Парень поправил шапку, под которую, видимо, заправил волосы, и обратился к Антону: — Отпусти, он уже всё сказал. И вообще, пташки, где ваш временный воспитатель?
— Он согласился.
Антон отпустил мужчину. Тот, чертыхаясь, завертелся в поисках чего-то пережать царапину; Антон опустил руку, и нож, на глазах смягчаясь и превращаясь в ручеёк, плавно перетёк в разорванные сосуды. Мужчина, бранясь на чём свет стоит, замотал руку куском ткани, о стерильности явно не заботясь.
Каспер тоже что-то ему бросил: скорее извинение, чем плата. Потревожили и чуть не убили, в общем-то.
— Пойдём, — сказал Каспер ребятам. — Потом поговорю с теми, кто вообще-то присматривать должен был…
— Сумасшедшие, — проворчал им вслед мужчина, вновь раскуривая трубку. — Чтоб я ещё с лифами связывался…
— Его не могли протащить на территорию нейтралов. Мы с Йореком и Люси всё обшарили, так что нет смысла больше искать здесь — ни на земле, ни под ней. Похвально, конечно, что вы бросились за ним, и всё-таки глупо. Вы ещё дети. Не стоит напрасно рисковать собой, если не знаете, во что это выльется. И будьте добры, сначала предупреждайте меня или Бориса, а не спрашивайте у Михаила, если знаете, что он согласится. Да, вы знали, иначе бы так не ломанулись. И Роан не для того на крайние меры шёл, чтобы теперь вы в самое пекло лезли…
Каспер не был зол и говорил ровно, мрачно. Шёл он быстрыми широкими шагами, но лифы не отставали, легко за ним поспевая. Начинался дождь, но это никого не волновало: жгла изнутри тревога, и её болезненной пылкости хватало, царапая рёбра и сердце неприятно сжимая. Небо серело и окрашивалось серебром. В белёсых просветах мелькала октябрьская гроза.
— Но Вы тоже здесь, — сказала Настя. Каспер обернулся, и она пожала плечами.
Он вздохнул; чёрные узкие зрачки смотрели неподвижно, но всё-таки не скрывали тяжёлой угрюмости. Такого Каспера они ещё не видели. Обычно он держался довольно приятно: простой в общении, улыбающийся дружелюбно, с бодростью в голосе, всегда объяснит и поговорит. А вот сейчас проступила другая сторона, и она удивляла своей непохожестью на привычное поведение. Вот оно как. Люди NOTE тоже могут таиться.
— Я здесь, потому что знаю, кого спрашивать, — сообщил Каспер, отворачиваясь. Со стороны Антона было видно его вполоборота: мрачный. — И вы тоже, пташки? Точнее, ты, Антон?
— Я знаком с ним по улицам. Он был в Лектории. И продаёт опыт.
— Весьма удобно для тех, кто ищет. Прижмёшь его в угол и расскажешь про его прошлое — обрушишь всё. Из страха перед этим он выдаёт информацию за бесценок… И всё-таки поумерь пыл. Если ты будешь нападать на каждого со своей странностью, можешь не надеяться на мирное существование.
— Но я живу.
— Это легко изменить. — Каспер бросил на него косой и недовольный взгляд. — Не переоценивай себя. Есть вещи гибче прямого применения способности. Как бы ты ни был силён, ты не сможешь постоянно побеждать.
Разве он мог что-то знать? Антон перевёл взор в сторону. Всё равно его слова ничего не сдвинут в сознании: Антон так тесно сросся с осознанием своей силы и её пределов, что какие-то наставления вряд ли его заставят передумать. Антон сильный, потому что он знает, как убивать, и может применить эти знания. Должно быть, в том и была суть того, что он не терпел поражений: Антон не понимал мягкости. Его растили, подавляя, а на улицах он учился жестокости и хладнокровности. Откуда взяться жалости — даже к себе? Он может побеждать, потому что не признаёт иного исхода. Антон справится, он сильный, его странность — ещё сильнее.
Территория нейтралов почти закончилась, и они оказались у границы. Границы такой условной, призрачной, как застывший во времени ветер, но всё равно ощутимой: Антон почувствовал её, перешагнув. Отлично, теперь они на земле Лектория. Седое небо скрылось за крышами красивых домов, и они приближались к мосту через реку. Здесь их сложно не заметить, но, возможно, Каспер и не собирался подставляться. Действительно, он свернул в сторону, и компания оказалась в каком-то небольшом закутке. Скамья с резными ножками, сухая, но никто не сел. Настя переминалась с ноги на ногу и правой рукой незаметно придерживала левое запястье. Запаха крови Антон не почувствовал, поэтому успокоился на её счёт.