Право слово, проще запугать или заслужить верность, чем морочиться с постоянным контролем.

Одно дело — разово подчинить себе противника, заставить его ошибиться или, при достаточном мастерстве, если не начать атаковать его же союзников, то просто замереть и ничего не предпринимать; совершенно иное — заставить подчиняться на постоянной основе.

Для этого необходимо создать с подконтрольным одностороннюю Связь — по ней Вожак, то есть тот, кто приказывал, мог, собственно, приказывать дракону.

Все бы ничего, да только подобную Связь мог создавать, во-первых, исключительно представитель Истинных, во-вторых, тот, кто уже был признан кем-то Вожаком, причем желательно добровольно, то есть подчинить себе Волю дракона, создав с ним Одностороннюю Связь, могли лишь те, на ком уже было завязано несколько связей с другими драконами его стаи.

Исключений не было, и не предполагалось само существование в этом правиле этих самых исключений.

Двусторонняя Связь отличалась тем, что создавалась она исключительно на добровольной основе, и в ней обе стороны были равноправны, то есть подчинить через такие Узы было нельзя в принципе. Зато по ним можно было передавать сообщения даже на очень больших расстояниях, главное — иметь большой запас энергии.

Связь Вожака и Стаи отличалась от Связи между родственниками тем, что кровная связь являлась классическим примером Двусторонней Связи, в то время как Вожак всегда был главным элементом Связи.

Драконы из Стаи могли связываться со своим Вожаком, но тот мог закрыться от них — просто не позволить им сказать; драконы же никаким образом не могли проигнорировать приказ вождя.

Ментальные поединки — сражение разумов и Воли — были возможны только между двумя Вожаками, либо между Вожаком и кандидатом на его место, желательно Истинным.

Чем больше узнавал Аран, тем больше ему удавалось вспомнить из прошлой своей жизни. Нет, это не были воспоминания разума, это были какие-нибудь навыки, знания, умения.

Аран вспоминал и тренировался каждую секунду своего существования. Тренировался, учился, медитировал, вспоминая, снова тренировался.

Он стал намного сильнее, притом, что внешне это было мало заметно — он всё ещё был слишком худ по меркам викингов.

С каждым днём его тело всё сильнее менялось, подчиняясь воле Души. Зрение, слух, обоняние, рефлексы, регенерация, иммунитет — все эти показатели максимально приблизились к нормам Фурий, оставив человеческие далеко позади.

В разы повысилась гибкость, выносливость, физическая сила. Теперь Аран мог нормально дышать на огромной высоте при низком давлении, спокойно выносил низкие и очень низкие температуры, мог достаточно надолго задерживать дыхание, видел в темноте, стал невосприимчивым к очень многим ядам, опасным для людей.

Потрясающий список для человека, но далеко не предел для Стража. Многие до него добивались и больших успехов, это ему Адэ’н растолковала ясно и чётко.

Старейшина не желала, чтобы её ученик возгордился.

А потому Аран знал, что успехи у него хорошие, но не выдающиеся, не исключительные.

***

Естественно, прекрасная жизнь не могла длиться долго, к великой печали Радмира. Рано или поздно любая идиллия заканчивается и начинается реальность.

Но в этом случае получилось это проклятое «рано».

Мирослава опять взялась за своё — стала предсказывать людям на улице какие-то мелочи, и те, как назло, всегда сбывались.

Сестрёнка говорила, что ей больше не надо было засыпать, чтобы начать видеть, теперь достаточно было прикрыть глаза, отрешиться от всех мыслей и ощущений и сосредоточиться на конкретном человеке — и перед ней букетом расцветали вероятности его ближайшего будущего. Более сильные ветки, имевшие больше шансов на воплощение, «светились» в её сознании белёсым пламенем, они были более яркими и приметными, на самые тусклые вероятности же она и вовсе не обращала внимания — в этом просто не было смысла.

Радмир, конечно, радовался, что сестра сумела наконец обуздать свой взбесившийся дар, но он не знал, что подтолкнуло её к этому, и не знал — а стоило ли поздравлять её с этим.

Видеть тысячи вариантов тысяч жизней… Как Мирослава это выдерживала?

Это же безумие!

Люди, к слову, в Сангороде оказались более серьёзными — многие очень внимательно отнеслись к предупреждению от странной девочки, сказавшей то, чего она по определению знать не могла.

Самое страшное было в том, что с более-менее хорошей точностью она могла рассказать варианты на ближайшие два-три дня, не больше, ведь чем дальше в будущее — тем сильнее разветвляются вероятности, увеличиваясь с каждой минутой в разы.

И люди, которым она предсказала смерть через пять часов, действительно умирали.

Даже если прислушивались в словам юной провидицы и старались избежать сего весьма неприятного исхода, и от этого на душе у Мирославы было горько — она хотела помочь этим людям, но не могла.

Совсем.

Будущее, которое предсказали, не могло измениться, могли перемениться условия, но если большая часть вероятностей говорила об одном и том же результате, то именно им всё и окончится.

Как она ни старалась — это нельзя было изменить.

Не с её нынешними силами.

И недостатком знаний.

Нельзя же только на одной интуиции работать?

Нужно было найти себе Учителя. Такого, который не посмотрел бы на её юный возраст и воспринял бы её серьёзно.

Радмир не подходил — он был эмпатом, а не провидцем, и, кроме весьма толковых советов общего типа, дать ей ничего не мог. Но девочка всё равно была безмерно благодарна брату — за всё, что он для неё сделал, за всё то, что он сделает.

Но сейчас их пути должны были разойтись — она была слишком опасна для всех, а случайно навредить брату она точно не хотела — он был её самым дорогим человеком.

Решившись, Мирослава нашла себе достаточно тихое место в доме, где её никто не отвлекал, и где она могла сосредоточиться.

Прочь все мысли, прочь эмоции!

Прочь!

В голове стало пусто и гулко, словно в опустошённой бочке или пещере.

Лишь один единственный образ она не изгнала из своего разума — брата. Она стала с достоверностью вспоминать черты его лица, каждый волосок в ресницах, каждую родинку, каждый шрамик.

Сознание заполонили различные образы будущего — самые разнообразные, но усилием воли она усмирила их, заставила выстроиться в древо, с которым уже можно будет работать.

Не так давно она посмотрела все такие главные вероятности для её собственного будущего и примерно наметила план действий.

Осталось посмотреть, что будет с братом в этих вариантах. В зависимости от различных её действий с ним случалось всякое… Смотреть было страшно, но она повторяла для себя — этот ужас происходил только в её голове, и не стоило бояться, если она сейчас постарается и всё просчитает, то ничего из этого никогда не случится.

Наконец, Мирослава просчитала комбинацию своих действий, при которых нужная ей ветка вероятности становилась наиболее сильной, а альтернативные оставались приемлемыми — неприятно, но все негативные эффекты можно было в них нивелировать, а ошибки не были непоправимыми.

Решившись, девочка встала и надела собственноручно сделанный кулон — маленький артефакт, схему изготовления которого она узнала в одном из своих снов.

Эта безобидная и совершенно не представлявшая никакой ценности, кроме эстетической, безделушка была сильным накопителем энергии и с ней просчитывать варианты было намного проще — с ней удавалось заглянуть дальше и отбросить маловероятные ветки.

Жаль, что так досконально просчитать она могла только собственное будущее или что-то касавшееся брата, ведь их энергетика была очень схожа.

Только их.

Впрочем, пока этого было достаточно.

Вздохнув, Мирослава отправилась писать записку, которую требовалось оставить брату, ведь только в случае наличия предупреждения для Радмира, он не наделает глупостей в её поисках.

Да, ей, по факту, было лишь двенадцать лет, но ментально она была минимум в полтора, а то и в два раза старше. Как минимум, разумом она была ровесницей брату, которого его эмпатия тоже заставила повзрослеть рано.