В голосе моей собеседницы была какая-то весёлая, наигранная грусть, и потому собственная, зарождавшаяся где-то в глубине сердца, тоска показалась мне особенно острой.

Почто обжигающей…

В сердце?

Может, это просто у меня болела рана от той стрелы?

— Я ведь погиб?

Да, погиб — раны и в помине не было, и связи со всеми моими подчинёнными, вассалами и учениками не ощущались совсем, но не так, будто они оборвались, а так — словно их (учеников и поданных) просто не существовало в этом мире.

Или меня не существовало.

— Да, это так.

— И что дальше?

Самый закономерный сейчас вопрос, если честно.

И самый своевременный.

— А дальше у тебя есть несколько путей, на самом деле, — ошарашила меня своей щедростью девушка. — И выбирать только тебе.

— И что это за пути?

— Первый: ты, как и многие до тебя, и многие после тебя, продолжишь своё Странствие, твоя Душа отправится на перерождение, а такой личности, как Аран, больше не будет существовать.

— Нет, это неприемлемо, — отрезал я сразу.

Зачем идти стандартным путём, если можно не идти им?

— Второе: так как ты так внезапно завершил свой Малый Круг, ты мог бы продолжить своё существование, как Страж, не перерождаясь, но и в этом случае личность Арана будет по сути не то чтобы утеряна, но перестанет выделяться из других — двенадцать Разумов сольются в один. Однако — ты мог бы получить силу, соразмерную этим жизням, стать практически Высшим Стражем, а ведь те становятся таковыми только пройдя Полный Круг, все сто сорок четыре жизни.

Предложение было заманчивым, но кое-какие моменты, вроде исчезновения меня, как личности, тоже меня мало устраивали.

Ведь там беззащитной осталась моя семья.

И все мои подданные.

Я был нужен им!

— Нет, это тоже мне не подходит.

— Ну и третье: Ты мог бы стать именно Стражем, не тем подобием, которое за них принимают смертные, а именно высшей ступенью развития подобных Одарённых, сохранив себя, как личность. Но тогда ты лишишься не малой части сил, которые мог бы получить, выбрав второй вариант.

— Не зная, что теряешь, трудно ощутить чувство утраты, — ответил я после нескольких мгновений раздумий.

— Мудро, — улыбнулась моя собеседница. — Твой ответ?

— Третий вариант.

— Так тому и быть.

— Стой! Как зовут тебя?

— Лаун.

Воспользовавшись моментом, я ещё долго расспрашивал Странницу, и чем больше времени проходило, тем больше мне становилось любопытно, но мне пришлось дать Обещание.

И я намеревался его выполнить.

Уже потом, много позже, Аран узнал о том, что Мирослава предстала его жене на Кругу точно такой же — черноволосой путницей с глазами всех оттенков фиолетового, подтверждая тем самым слова той Небесной Странницы.

Подумать только…

Мирослава — вполне себе Небесная Странница, решившая пожить среди людей.

В принципе, не удивительно.

С её-то силой…

Аран улыбнулся, вспоминая, как поведал ей об этом — невзначай, мельком, внимательно наблюдая за тем, как замерла и словно закаменела девушка, услышав имя Авен.

А потом просто кивнула.

Пусть — так.

Чего только не случалось с ними — с Одарёнными.

Когда я вновь открыл глаза, я понял, о чём говорила Лаун, касательно того, что слишком много Одарённых развелось в нашем скромном мире — он не мог вынести такое громадное количество постоянно и в больших объёмах циркулировавшей сквозь нас энергии и потому порождал Бури, самые сильные из которых были вызваны рождением новых Небесных Странников.

Или таких, как я.

И притом рождением называлось не появление на свет, а именно то, что случилось со мной, и даже вернее это было бы назвать смертью.

И воскрешением.

(Неужели так воспеваемый людьми с Большой Земли сын их Бога был Небесным Странником?)

Так или иначе, новая Буря, пусть и не той силы, что предыдущая, выла и ярилась, спутывая сознание и даря какую-то странную, практически неуместную сейчас эйфорию.

И, почему-то, энергия этого мира теперь казалась чужой.

Да, он мог с лёгкостью её пропускать через себя, но… отторжение, скорее на уровне сознания, какое-то неприятие этого мира не желало пропадать.

Вынимать стрелу из груди пришлось в срочном порядке — в разы повысившаяся регенерация обещала позднее не позволить мне это сделать, поэтому пришлось делать всё быстро.

Несмотря на боль.

Я, потряхивая головой, чтобы удалить из волос всякий мусор, поднялся на ноги, краем глаза замечая, как рана на груди стремительно затягивалась, сияя при том ярко-фиолетовым (Что за странность? Везде этот цвет!).

Немая сцена.

Гриммель смотрел на меня, как на что-то до невозможности страшное и в то же время почти невозможное, что, в принципе, так и было, если хорошо подумать.

Мирослава отстранённо бормотала что-то о том, что этого не было в Вероятностях…

Конечно же не было!

Ведь при всей силе Видящей, находясь в человеческой ипостаси, она не могла предусматривать вмешательства Небесных Странников.

А Сатин…

Она смотрела на меня, почти как Бога.

Но почему-то казалось, что прежде, чем обнять, она меня ещё пару раз убьёт, и лишь потом попробует выслушать.

Близнецы и Фурии просто были в шоке.

И только Руни с мелькавшим где-то в тенях скал и леса Беззубиком, пугавшего зверьё своими невероятными глазами, были совершенно спокойны и словно ничему не удивлены.

Я не был разгневан на Сатин и детей — пусть.

Всё закончилось.

Теперь я не допущу повторения такой ситуации, теперь я знаю, что мне делать и что меня ждало впереди.

— Итак, ничья? — сказал я, повернувшись всем корпусом к Гриммелю.

Мой противник как-то заторможено кивнул.

— Что ты сделаешь с моим Учеником? — спросил он как-то хрипло, имея в виду, стало быть, не совсем удачное убийство меня любимого.

Хм…

Хороший вопрос.

— Ничего, — ответил я. — Только хочу посмотреть ему в глаза. Любопытно познакомиться с тем, кто оказался способен застрелить меня.

И через минуту я уже рассматривал парнишку, немногим меня помладше, что сумел-таки сделать то, что казалось невозможным столь многим моим противникам.

Молодец, однако.

С удивлением, почти шоком, я понял, что могу без особого труда разобрать, каков именно дар у моего почти убийцы, — неужели это бонус от пребывая не совсем живым?

Не о том ли говорил Беззубик?

Он мог считывать воспоминания предметов.

— Не трогай мой меч — тебе не понравится, — предупредил я, уже успевший поднять и убрать в ножны моё прошедшее через всю мою жизнь оружие.

Через всю жизнь Арана…

— Я предлагаю перемирие, — улыбнулся я Гриммелю.

Ранее казавшийся таким грозным и опасным враг теперь был растерянным, притихшим — конечно, не каждый день на твоих глазах убитый твоим учеником враг поднимается, отряхивается и предлагает тебе мир.

Его можно было понять.

Тем более, что, в принципе, цели у нас были почти что общими, просто методы различались.

— Зачем тебе это? — спросил меня мой противник почти безнадёжно.

— Ты про то, что я могу вас одним пальцем теперь раздавить? — мне было так весело почему-то. — Это-то да, но мне оно не нужно — я всегда был против насилия, как ни странно.

Он мне не поверил, что ли?

Нет?

Тогда что это за взгляд такой был сейчас?

— И всё же?

— Ты верно сказал, на самом деле, что нет мира между Светом и Тьмой, — ответил я просто. — Но люди исказили сами эти понятия, чем себя и губят.

— Поясни, — чуть нахмурился Гриммель.

— Тени не существуют без Света — Тьма не может существовать вместе со светом. То, что названо многими Злом, Мировой Тьмой — всего лишь Тень мира, оборотная сторона его Света, который не может существовать без этой самой Тени. Тьма же вполне себе самодостаточна, ей никто не нужен для уравновешивания.

— То есть?

— Я не мешаю тебе — ты не мешаешь мне. И не лезть на территории друг друга. Однако, не всё так просто — я предлагаю тебе на двенадцать лет прекратить твою столь активную деятельность, а потом — весь мир твой, — объяснил я.