Ведь необученный сильный Одарённый — беда для всех.

Без исключений.

Так что, после продолжительной лекции на эту тему в исполнении Мирославы уже никто не имел ни единого возражения.

Как-то спокойно и невозмутимо Мирослава отнеслась к тому, что к ней однажды заявились Аран с который уже день неважно чувствовавшей себя Сатин, прямо перед закатом.

И вердикт её был безоговорочен.

Сатин, как оказалось, носила под сердцем новую жизнь, о чем Видящая и поведала, попеняв будущему отцу на то, что тот вроде сильный и талантливый Одарённый, а заметить изменение в энергетических потоках своей молодой супруги не сумел.

Совершенно обезумевший от навалившегося на него внезапно счастья, Аран стал до абсурда подозрителен и даже параноидален в вопросах защиты Сатин и реальных и мнимых угроз, хоть до этого и так готов был спрятать её от всего мира.

Драконий Король был уверен — за счастье платят горем, и за эти мгновения ему придётся ещё многое потерять в будущем.

И потому боялся.

Безумно боялся.

Ведь теперь — ему вновь было что терять.

На исходе года Сатин подарила своему супругу близнецов — сына и дочь (Мирослава, лукаво глянув только, снисходительно пояснила, что у семьи Арана, по всей видимости, предрасположенность к двойням), которых назвали Арека и Деврон.

Мия и Магни нарадоваться не могли племянникам, с которыми проводили немалое количество времени, просто потому что могли.

И потому что всё действительно налаживалось.

***

Аран, не до конца отошедший от разговора с Мирославой, раз за разом погружался в воспоминания о том, как встретил того, кто когда-то был для него почти смыслом.

Единственным маяком.

— Почему именно сейчас, Брат? — спросил Аран тогда у него. — Почему не раньше?

— На то есть много причин… — ответил ему Беззубик в привычной своей манере — уклончиво, расплывчато.

— И все же?

— Всё тебе расскажи, — по-доброму усмехнулась Фурия.

Аран тоже усмехнулся — горько, с нескрываемой печалью.

— Ну, ты же меня знаешь.

— Вот потому и сейчас — раньше ты был просто не готов к этой встрече. А я, как бы ни жаждал её сам, мог и подождать, ведь впереди у меня целая вечность.

Слова самого верного и дорогого сердцу друга отдавались странным эхом в голове, бередя уже давно обратившуюся в рубец рану на душе, вскрывая её вновь и заставляя её кровоточить.

И острое чувство потери снова, как и десять лет назад, не давало вздохнуть.

Душило.

Слезами душило — теми самыми, что он так часто стал проливать в последнее время. Разорённое малое гнездо и мёртвое будущее у собственных ног, гибель родителей от его собственных рук и как венец всему тому — Беззубик.

Солёная влага, такая тёплая и щекотящая, прокатилась по холодной, покрасневшей на морозном ещё ветру щеке и собралась на подбородке, чтобы каплями сорваться и исчезнуть в снегу.

Слёзы — не признак слабости, они признак наличия сердца.

— И всё же, я — не Иккинг, — говорить было трудно — словно комок встал в горле, — и всё это так странно…

— Главное — суть, а не форма, и, будь уверен, имена играют тут последнюю роль.

— Главное — Душа?

— Верно.

Аран долго молчал, собираясь с мыслями, вспоминая все свои знания о Душе и стадиях её существования, пусть известно ему было намного меньше, чем той же Мирославе, некоторые нестыковки он всё же заметил.

И всё же решился их озвучивать.

— Но ведь твоя Душа переродилась — Руни тому наипрямейшее подтверждение.

— Мальчик действительно моя реинкарнация, но он — жив, и мне не составило труда передать некоторые знания о собственной биографии.

— Но ты — мёртв? — всё же уточнил Аран.

— Относительно, — проворчал Беззубик, закатив глаза. — Я же говорил тебе, всегда говорил — всё в этом мире относительно и неоднозначно! Но с твоей точки зрения я действительно мёртв окончательно и бесповоротно, со своей — пусть и не жив, но существую.

— Но как такое возможно?

— Рядом с тобой так часто находится сильнейшая Видящая тысячелетия — прямо-таки век талантов! — негодовал дракон. — Спроси у неё, она будет всё же более образована в этом вопросе. Теорию становления призраком мне никто не рассказывал, а практика тебе едва ли будет понятна…

— Заумные вещи ты говоришь, — вздохнул Аран в ответ.

Фурия обогнул человека по дуге и вдруг улёгся прямо на снег — и таким знакомым было это действие, что сердце удар пропустило.

Игнорируя заворочавшийся где-то внутри здравый смысл и там же заворчавшую голосом Мирославы логику, Аран так же опустился на землю, как часто он это делал рядом с Алором, а до этого — с Беззубиком.

И пусть не ощутил он спиной драконий бок, но ощущение фантомного тепла не оставляло.

И это напрягало.

— А ты так вырос… — с лёгкой грустью заметил зачем-то Беззубик. — Птенец покинул гнездо?

— И даже основал собственное.

— Я знаю — как бы то ни было, но за событиями архипелага я по мере сил слежу.

— Как это?

— Ну, принадлежность к условно мёртвым открывает новые горизонты — например, я спокойно могу ориентироваться в информационном поле этого мира, — усмехнулся Беззубик.

— Опять ищешь плюсы везде?

— А зачем просто так страдать?

— Действительно…

— Просто будь счастлив. Вопреки всему! — вдруг заявил Фурия.

Аран прищурился.

— Жить вопреки всем?

— И это тоже.

Фурия с удивлением смотрела на то, как его брат резко встал на ноги, выпрямился весь, гордо и властно, что сразу стало видно — Король, пусть и драконий.

— Я буду жить, — ох, и почему ему казалось, что не в первый раз он произносит эти слова? — За тебя и ради тебя, брат!

— Тебе есть, ради чего жить. И ради кого.

***

Кира была неприятно удивлена, когда узнала, кто именно был повинен в том, что Аран, чуть не потеряв в битве свою Ученицу, на которой он теперь, вполне закономерно, женился, отвернулся от своих бывших союзников.

Да, Драконий Владыка не стал нападать, уничтожая Кальдеру Кей, как он поступил совсем недавно с Олухом, от поселения которого не осталось ничего, кроме выжженных скал и почерневшей от пепла земли, — только чудо в виде снега не дало погибнуть лесу, который, спустя десятилетия, полностью скроет под своей сенью руины погибшей деревни.

Он даже не почтил остров Драконьих Защитников своим визитом ни разу с того дня, когда ему довелось встретиться здесь со странной воительницей, потерпевшей кораблекрушение.

Он просто оставил их без своей защиты.

Самая страшная месть…

Когда Кира поняла, чем именно было равнодушие Покровителя к их судьбе, она сначала была почти в ярости на Кровавого Владыку, но узнав причины подобного поведения, поняла, что все было справедливо с его стороны.

Аран — в своём праве.

Мала — фатально ошиблась в своей глупой зависти.

А жители Кальдеры Кей должны были выбирать между верностью своим древнейшим устоям, преданностью своей оказавшейся такой недальновидной Королеве и собственной жаждой жить, спасти свои земли и этот самый свой народ со всеми его традициями и обычаями.

Очевидный с виду выбор таковым совершенно не был — пришлось метаться между тем и другим, ища выходы из сложившейся ситуации, но находя лишь единственный приемлемый.

Они — воины.

Верно?

Значит, надо было доказать свою преданность тому, кто вызвался быть их защитником и Покровителем, и кого так вероломно предала их Королева.

Даже если для этого им придется принести Арану голову Малы.

***

Рыбьеног хвалил себя за предусмотрительность и за то, что не стал присоединяться ни к одной из сил Архипелага — Берсеркам, Охотникам на драконов и Лохматым Хулиганам, — оставаясь в тени и не высовываясь.

Не привлекая к себе внимание Покорителя Драконов.

И не навлекая на себя его гнев.

Ранее, те немногие недовольные политикой нового главы клана Ингерманов, узрев красочный пример того, чем все могло закончиться, начни они лезть на рожон и провоцировать противника на активные действия по их ликвидации, умолкли стыдливо и боязливо.