— Натан переживает за свой замок, — махнула рукой я. — А ты не хочешь давать мне оружия.

— Чтобы ты прострелила собственную ногу на потеху Тамашу? Или ты собралась вбивать ему осиновый кол в сердце? Ты молот-то удержишь, бедолага? А где сердце знаешь?

Я, конечно, внутренне согласилась с его доводами, но моя деятельная душа жаждала хоть какой-то иллюзии защиты.

— Надо было уходить с охотниками, — признала я.

— И где бы ты их искала? А мы бы где? — Теодор был сегодня особенно терпелив. — Ты уверена, что они в безопасности?

— Убедил. Когда он позвонит в дверь, скажем, что нас нет дома.

Я села на пол и разревелась. Тедди понаблюдал за мной с минуту, потом так же молча ушел. На лестнице, ведущей на минус первый этаж, раздался грохот, как будто кто-то с силой лупил по каждой ступеньке куском доски. Я временно забыла про своё горе и выглянула в коридор. Тедди тащил свой гроб наверх, периодически врезаясь в углы, задевая балясины и прыгая по каждой ступеньке днищем – короче, церемонился со своей драгоценной собственностью не сильно. Такой поворот сюжета кто угодно сопровождал бы обсценной лексикой, только не наш белобрысый джентльмен. Я задумалась, что за всё это время ни разу не слышала от него прилагательного страшнее «мерзкая» или «отвратительный». Разве что «стерва», хотя я была абсолютно уверена, что это дословная цитата из Натановых жалоб на меня. Тедди решительным движением распахнул дверь моей спальни и с трудом пропихнул гроб в дверной проём. Впрочем, он очень быстро выскочил оттуда, слегка дымясь:

— Джи, какого черта?!

Я непонимающе посмотрела на него, вытирая остатки слёз рукавом.

— Почему у тебя там крест?

— Для профилактики, — уведомила я разъяренного вампира. — Чтобы никто не нарушал мой покой.

— Убери!

— Зачем?

— Я не могу возле него находиться!

— А зачем тебе находиться возле него?

— Джулия, ты вынуждаешь меня вести себя бестактно, а я этого очень не хочу, — сообщил Тедди. — Если ты так переживаешь за свою жизнь, я решил, что буду тебя охранять. Даже днём.

— Он собрался прийти к утру, ты не успеешь лечь спать.

— Я готовлюсь к долгой осаде. И буду рядом, если что. Поэтому, будь любезна, убери. Против Тамаша он бесполезен, а мне хватает стресса от одного взгляда на обстановку.

— Хорошо, — согласилась я, войдя в комнату и расправляя балдахин. — Ставь свой… свою… мебель вот здесь, у кровати. Я задвину тумбочку тканью так, что с твоей стороны крест будет не виден. Убирать не буду, и не проси.

Я вернулась к своему наблюдательному пункту у окна. К бесконечно курящему мужчине присоединился хрупкий юноша с длинными кудрявыми волосами до лопаток. Он вылез из кабины и тоже стоял и беззастенчиво осматривал дом, временами перебрасываясь с товарищем парой слов. Юноша был в белой рубашке и брючках, ничего таинственного в нём не наблюдалось. Тумана явно прибавилось.

— Вампиры? — спросила я у Тедди, подошедшего к противоположному краю оконной рамы.

— Нет. Ох, не нравится мне этот кудрявый, подозрительная физиономия. Мошенник на доверии, не меньше.

— Как ты думаешь, почему они с Тамашем?

— Понятия не имею, что этот отвратительный старикан им наобещал. И знать не желаю.

Я почувствовала, как меня опять накрывает волной паники.

— О, нет-нет, только не слёзы, — взмолился мой новоявленный телохранитель. – Когда люди нервничают, они…

На долю секунды на лице его промелькнуло странное выражение – наверное, Архимед примерно с таким же бежал по улицам Сиракуз.

— Мэри… или Сью… — выдохнул он и куда-то направился быстрыми шагами. Я так удивилась этой странной перемене, что последовала за ним на второй этаж. Он сосредоточенно рылся в небольшой тумбочке с красным крестом. На пол летели какие-то пузырьки и блистеры, пока вампир торжествующе не извлёк баночку с таблетками. Подписи на ней не было.

— Вот! — он победно поднял её над головой. — Мне их показывала Сью… или... впрочем, не важно! Она говорила, что они — лучшее лекарство от депрессии! Их забыли здесь в прошлом году, кто-то из тех весёлых студентов, что носили разноцветные шапочки и вечно чем-то дымили.

— Я бы предпочла просто выпить, — уведомила его я. — Что-нибудь жидкое.

— И это легко можно устроить, — согласно закивал головой новоявленный Асклепий.

Нам пришлось спуститься вниз, к бару, откуда он извлек небольшую непрозрачную зелёную бутылку с неясным мне содержимым. Когда он её открыл, до меня донесся сильный запах трав, особенно аниса.

— Что это? — с подозрением спросила я.

— То, что позволит тебе расслабиться и почувствовать себя лучше, — Тедди налил мне в бокал совсем немного зеленой жидкости, а потом поджег зажигалкой, оставленной на столе ещё со времен уничтожения моего завещания. Накрыл другим стаканом, подождав пока потухнет, перелил и протянул мне. Другой рукой он подал таблетку:

— На. Будем бомбить изо всех орудий.

— Ты уверен, что это орудие меня не убьёт?

— Абсолютно. Поверь мне, я знаю, что делаю!

Я положила лекарство на язык и, зажмурившись, запила горькой горячей дрянью.

Комментарий к Убежище (1) Житие – жанр церковной литературы, художественное описание жизни святого.

(2) Патерик – жанр аскетической (см. ниже) литературы, сборник изречений святых отцов и описание сценок из их жизни.

(3) Аскетика – “методика достижения духовных целей через упражнения в самодисциплине, самоограничении, самоотвержении, исполнении трудных обетов, порой включающих самоистязание” (ц).

(4) Монашеское правило – определенный набор ежедневных молитв, который обязан соблюдать каждый монах.

(5) Фердинант Антонин Младота – граф, химик, алхимик, известен своими опытами. С помощью хитроумных приборов, которые действовали на принципах физических законов, снискал себе репутацию пособника дьявола, войдя в городские легенды. Жил во всемирно известном мистическом Доме Фауста в Праге.

====== Исчадие (1) ======

Я лежала с закрытыми глазами и категорически не желала их открывать. Гори всё огнём, разразись война, сойди лавина, начнись апокалипсис — я твёрдо решила лежать и не шевелиться.

Лучше бы я умерла.

Мне было тяжело двигать даже мыслями в голове. Вот бы и они закончились! Но нет. Руки не слушались, ноги не слушались, в голове кто-то настойчиво и однообразно бил в гулкий набат, и с каждым новым ударом к горлу подкатывала тошнота. А ещё эта слабость. И обрывки ужасных воспоминаний.

Я немного пришла в себя в полной темноте и попыталась сесть. Не смогла. Во-первых, у меня ничего не получилось бы из-за того, что мое тело внезапно решило пожить отдельно от головы, выделив последней только ощущения, связанные с адскими муками. Во-вторых, я пребольно стукнулась обо что-то этой самой головой и упала обратно. Не торопясь, борясь со своими мышцами за каждый новый миллиметр, я ощупала то место, куда упала моя голова. Мягкая подушка. Возможно, с оборочками. Хоть на этом спасибо. Скользкая холодящая ткань у висков. Кто я, если начать сначала? Где я?

И тут перед глазами снова пролетели обрывки воспоминаний, от которых я опять подскочила, ударилась лбом и с громким стоном опустилась на подушку. Потом раздался чёткий стук. В моей голове? Где-то рядом? Такое ощущение, что кто-то близко к моему лицу побарабанил в деревянную дверь.

— А ну не дёргайся там, упырь недобитый, — хриплый прокуренный голос, казалось, ножом проник в воспалённый мозг, минуя уши. Я опять застонала. Лучше бы ты меня пристрелил, незнакомец, зачем оставляешь в таких страданиях.

Я с трудом подняла руку и нащупала что-то твёрдое напротив лица. Какие-то холодные, скорее всего металлические, детали. Выпуклые шарики. Линии. Если бы пальцы слушались, я, как художник, могла бы больше доверять собственным ощущениям. Справа был какой-то мягкий бортик. Слева — тоже. И вокруг — кромешная темнота. Темнота, конечно, была спасением. Если бы возле меня появился какой-нибудь свет, я бы страшно мучилась. Нервные рецепторы, внезапно и непонятно замороженные, способные на данный момент передавать только гадости, донесли, что меня неравномерно покачивает, как при езде по ухабам.