Коинт прошёл мимо. Фирмос смотрел в землю, а Патриция остановилась рядом с тенью. Неупокоенный недвижимо замер перед воином, и странное чувство сопричастности вторглось в мысли Патриции. Всплыли откуда-то из давних воспоминаний погребальные молитвы Восьмому богу, которым учили всех детей в доме Скорпиона. В голове зазвучал смутно знакомый голос. Кажется, её наставником в нелегком деле служения Восьмому богу был сам дядя Клавдий.

- Ты не только смерть приносящая, но и свободу дарующая, дочь дома Нильянто! Учи песнь свободы! Пойми молитву смерти!

Патриция, вздрогнув, отступила. Хрустнули под ногой старые кости, и кто-то глухо зарычал у неё за спиной. Тень не шелохнулась.

- Назад! - заорал Фирмос, и не успела Патриция отклониться, как её с ног до головы обдало жаром. Она упала на живот и быстро перекатилась на спину. Вовремя - потому что из стены раскалённого воздуха вынырнуло на неё мерзкое существо. В нос ударил запах горелой шерсти, и Патриция, закашлявшись, ногами оттолкнула от себя обожженную, дымящуюся, как окорок на вертеле, уродливую тварь. Доселе затихшая боль дала о себе знать сразу и везде. Патриция не без труда поднялась и, потирая бок, склонилась над поверженным монстром. Тело его было человеческим, лысым, но грязным, покрытым коркой. Руки более напоминали лапы - слишком длинные и толстые, с широкими кистями и короткими пальцами. На голове ото лба до затылка тянулась полоска коротких, черных, жестких волос. Патриция носком сапога ткнула тварь в подбородок, желая увидеть её морду. Но морды у твари не оказалось - на черепе пустотой чернели провалы глаз и носа, а челюсти, сильно вытянутые, походили на собачью пасть, щерящуюся рядами ломаных, тёмных зубов.

- А это кто? - спросил Коинт, указывая мечом на уродливое существо.

- А это те, - в тон ему ответил Фирмос. - Кто не умер сразу.

Патриция вскинула голову и хотела что-то спросить, но замерла, открыв рот и начисто забыв вой вопрос. Из полуразрушенных домов - дверей, окон, проломленных крыш - изгибаясь так, словно у них не было костей, выползали изувеченные магией создания. И хоть глазницы их лиц были пусты, Патриция не сомневалась - твари смотрели точно на них.

- Бегите, - Фирмос выступил вперед. Земля под его ногами в одно мгновение иссохла, покрылась трещинами, а воздух вокруг чародела поплыл. - Бегите до самого края города. Я задержу их.

- Уверен? - Коинт оглянулся. - Их и сзади немерено.

- Задницы богов! - злобно рявкнул чародел. - Идите прочь, тугодумы! Я их поджарю и догоню вас. Или хотите поджариться тоже?

Он обернулся, скрипя зубами. Глаза его налились кровью, а кожа на лице пошла темными пятнами.

- Живее! - крикнул маг, и Патриция сорвалась с места - навстречу щелкающим челюстями тварям. Коинт бросился следом. Оружие им не понадобилось. Чудовища разлетались от них в разные стороны так, словно невидимый гигант хватал их за шкирки и отшвыривал прочь. Патриция перепрыгнула через лужу и в два прыжка миновала очередную, ведущую вниз лестницу. В спину ударил невыносимый жар, и воин Скорпиона повалилась на землю и принялась кататься с боку на бок, сбивая пламя с волос и одежды.

- Цела? - прохрипел Коинт и с силой хлопнул её по плечу. - Вставай. Надо идти.

Патриция, кое-как сев, кивнула. Горло и глаза драло, словно в лицо кинули перца. Она закашлялась и, приняв руку короля, шатаясь, поднялась. Коинт был куда чернее обычного, а борода, кажется, до сих пор тлела. Он стряхнул ладонью пепел со своих волос и, развернувшись, указал куда-то вперед.

- Смотри.

Патриция вытянула шею. Впереди, за рядами домов, тянулась вверх крепостная стена. И выглядела она словно отражение в стеклянном шаре - сильно вытянутая вдоль купола, изогнутая, несуразная, нереальная, будто из сна. Башни, кривясь, тянулись к центру Савана.

- Это и есть - край? - спросила Патриция. - Нам туда?

- Видимо, - хрипло ответил Коинт и направился к стене. Патриция сделала шаг и сцепила зубы. Боль простреливала от плеча до бедра. Один глаз почти перестал видеть, шея горела, кисть правой руки покрылась волдырями. И очень хотелось пить. Патриция облизала пересохшие губы и, не без труда выпрямившись, шагнула было за своим королем, как вдруг услышала позади голос.

- Ты устала, воин.

Патриция резко обернулась и огляделась. К лестнице жались два совершенно целых дома, облупленных, но вполне крепких, без дыр и с целыми крышами. Между окон одного, прямо на кирпичной кладке, был неумело налеплен барельеф - уродливое, безносое лицо толстяка с огромными обвислыми щеками.

- Здравствуй, воин, - учтиво поздоровалось лицо, чуть подвигав серыми губами. Патриция сморгнула и потерла слезящийся глаз. - Ты так устала после долгой дороги. Не пора ли отдохнуть?

Патриция отступила на шаг и осторожно достала из-за пояса походный нож.

- Кто ты? - от усталости голос дрогнул.

- Я - хозяин Веерена, - на каменном лице моргнули и открылись зелёные, человеческие глаза. - И я жду вас во дворце, прекрасная леди и благородный лорд.

Патриция хотела что-то сказать, но под взглядом барельефа не смогла произнести ни слова, только открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба. Ей надо было о чем-то вспомнить, но мысли окончательно спутались. Она слишком устала, чтобы думать.

- Видишь, как хорошо.

Патриция поклонилась лицу и, снова шагнув назад, налетела на замершего позади неё Коинта.

- Нас ждут во дворце, - рассеянно повторила она, не понимая, зачем говорит это.

- Нас ждут во дворце, - эхом отозвался Коинт.

Патриция хотела обернуться и спросить, что им вообще делать во дворец, но не смогла отвести взгляда от зелёных глаз каменного лица. Желтый сумрак Веерена тонул в чёрной пелене чужой воли.

- Я жду вас, прекрасная леди и благородный лорд. Вы будете моими дорогими гостями.

Развернувшись, король и его воин направились в сторону дворца.

Голоса мешали ему думать. Он не мог облечь мысли в образы, а, значит, не способен был сотворить сколь-нибудь мощные чары. Неупокоенные вопили нестройно, нудно и надоедливо. Их голоса то сливались в единый унылый хор, то распадались на сотни или даже тысячи молитв. Они дождались его. И не только они.

Через стенания почти ушедших Фирмос чувствовал в своих мыслях присутствие иного рода - ненавязчивое, едва ощутимое, но между тем куда более требовательное, нежели вопли страждущих. Незаметность влияния настораживала, а сосредоточиться, чтобы понять, кто пытается перевести стрелку компаса его разума в свою сторону, Фирмос не мог. Поэтому он злился - на себя, на противные голоса неупокоенных, которым он, в сущности, не мог помочь, на Коинта, который, кажется, избавился от всех эмоций и напрочь утратил интерес к окружающему его миру, на воина Скорпиона, которая требовала ответов и только отвлекала его. Слабость после прорыва Савана давала о себе знать, и это тоже была одна из причин, почему чужое воздействие так легко туманило мысленный взор. Фирмос устал. Ему нужен был сон, пища, питье, в конце концов. Пропускать через себя ту силу, что соизволяла подчиняться, было делом утомительным и, подчас, неблагодарным. Поэтому Фирмос старался не тратить свои собственные резервы попусту. Но когда на стенах домов стали появляться каменные лица, нет-нет да моргавшие глазами, королевский маг, наконец, начал плести чары посильнее щита. Тайный наблюдатель явил себя, и загодя следовало понять, что это за тварь и что ей нужно. Вот тут Фирмоса ждало ещё одно разочарование. Мощные чары под Саваном сотворить оказалось невозможно. Кто-то буквально высасывал потоки силы до капли. Фирмос заторопился и потерял бдительность окончательно. Атака чудовищ с нижних улиц оказалась для него совершенно неожиданной. Он не успел выбрать подходящие чары и, защищая Патрицию, едва не спалил её вместе с очередной гадиной Запада. А гадины оказались живучи.