Пока собирал и упаковывал вещи, взгляд зацепился за цветы насыщенного синего цвета. Дин вчера — мальчишкой еще — нюхала их и говорила, что пахнут они счастьем. Он сердился, потому что ему казалось, что это слова предвкушения, что они отражают желание друга уйти от него навстречу своему мифическому счастью, которое может ждать его — а может и не ждать — за зеркальными вратами.

Теперь Тин больше не злился. Он осторожно надломил один из стеблей у самой земли — и задумался: сохранить цветок в свежести не стоит и надеяться, такой магией он, увы, не владеет. Оставалось только воспользоваться своими умениями стихийника. Тин сел за землю и неспешно принялся вытягивать из растения влагу, одновременно сдавливая цветок ладонями. Спустя четверть часа между цветок между его ладоней высох окончательно, почти не потеряв своего цвета. Именно этого Тин и добивался. Высушенное растение он вложил в свою изрядно отощавшую тетрадку.

Вот теперь можно было идти.

В этот раз лес не мучил его голосами и видениями — то ли и впрямь кровь Дин помогла, то ли лесу просто не было нужды морочить идущих от озера, а не к озеру. Но шел он все-таки долго, так что и счет времени потерял. А может, и не было никакого времени в этом месте…

Кончился лес внезапно — словно Тин ото сна очнулся, обнаружив себя на опушке. А чуть дальше, на дороге, которая обрывалась, упираясь в кромку леса, его поджидал… Селех. И это было странно, но радостно. Воин как раз обернулся на его шаги, улыбнулся неуверенно, узнавая и не узнавая Тина в его новом-старом облике, но тут же помрачнел, заметив, что Тин вернулся один.

— Где мальчик? — спросил Селех.

— Мальчик… ушел.

— Можно надеяться на его возвращение?

— Можно, — ответил Тин, а про себя добавил: 'Можно, только это будет не его возвращение, а ее'.

— Как же ты решился… отпустить? — Сам не знаю. Наверно, до последнего не верил, что уйдет. Собственно, так оно и было. А когда поверил, уже не было смысла удерживать. — Ты-то здесь… какими судьбами? — решился спросить Тин.

Воин усмехнулся:

— Да вот… Проводил вас, хотел уж ехать, но сердце не отпустило. Отвел лошадей в ближайшую деревеньку, а сам вернулся. Седьмой день уж тут сижу.

Тин прикинул: получалось, что обратный путь через лес занял не один день, а он и не почувствовал, шел без остановок. Видать, и правда у этого леса особые отношения со временем.

— Как ты меня узнал-то?

— Я воин. Не на лицо смотрю, а на то, как человек двигается.

Селех не расспрашивал у него о том, что происходило у озера, и Тин был этому рад: ведь и не расскажешь о таком постороннему, пусть даже и очень хорошему человеку.

Они шли неспешно и через пару часов достигли деревеньки, где воин оставил лошадей. Там и заночевали, а утром пустились в путь верхом.

Уже в дороге Тин понял, что лес его не отпускает. Нет, в этом как раз не было ничего мистического или волшебного, просто он то и дело возвращался мыслями на берег озера и — вновь и вновь — переживал уход Дин, это внезапное и болезненное открытие, когда они поняли, кем друг другу приходятся, выворачивающую душу тоску, поселившуюся в нем после…

'… Когда увидишь меня… там, прошу, не обижайся за обман. Иначе было нельзя'. Он и не обижался, глупо было бы — ведь и сам лгал. Иначе было нельзя.

И только когда на горизонте показались стены Ашвы, Тин смог вернуться в реальность и вспомнить о взятых на себя обязательствах… Конечно, вряд ли пришел какой-нибудь ответ от деда или из академии, скоро такие вещи не делаются, однако неплохо было бы встретиться с князем, выяснить у него, что дал допрос сбрендившей придворной магички. Никакая информация ученому совету, который наверняка заинтересуется необычными чарами, лишней не будет.

Как оказалось, Селех и без пояснений не сомневался, что путь их лежит в княжеский дворец, ему даже в голову не приходило, что может быть иначе. Однако в столицу Талвоя они прибыли вечером. И их не то чтобы ждали, но появлению не удивились, приняли, как и в первый раз, разместив в посольских покоях.

Несмотря на усталость, Тин долго не мог стряхнуть с дорожную лихорадку. Чистая постель манила, но в душе было беспокойно, и он не ложился: слонялся по гостиной, долго и тщательно перебирал свою невеликую поклажу, потом извлек из мешка тетрадку, раскрыл и бессмысленно пялился на высушенный цветок, словно тот мог поведать ему о чем-то, чего сам Тин не знал. Однако цветок молчал, и скоро усталость взяла верх. Тин сам не помнил толком, как и когда перебрался в спальню.

Ночь длилась ровно одно мгновение темноты без сновидений.

Как ни странно, утром Тин чувствовал себя отдохнувшим и даже слегка успокоившимся. И надеялся сохранить такое состояние — надо было только гнать из головы тревожные мысли. Однако его благие намерения пошли прахом: умывшись и приведя себя в порядок, Тин вышел в гостиную и обнаружил там князя Аутара, склонившегося над раскрытой тетрадкой и с любопытством рассматривавшего цветок. В груди Тина зашевелилось раздражение — это было личное, то, чем он не желал делиться ни с кем.

Однако князь о его чувствах не ведал. Он поднял голову на гостя, улыбнулся дружелюбно и, кивнув на цветок, спросил:

— Авелея… Откуда?

— Оттуда… с озера.

— Память о друге? Я слышал, он ушел.

— Да… Память, — согласился Тин, — жаль, не было возможности сохранить цветок свежим.

— Я не знаю, — медленно заговорил князь, — что связывает вас с маленьким другом, но если вам интересны свежие авелеи, которые вы могли бы увезти на родину, а не только конкретно этот цветок, то мой маг-садовник мог бы вам в этом помочь.

Тин представил себе ярко-синие цветы, распускающиеся в их с Дин доме — которого, впрочем, пока еще не было — и улыбнулся:

— Да!

Ну а дом… будет когда-нибудь. Он об этом позаботится.

— Хорошо, — кивнул князь, — а теперь давайте позавтракаем — я уже распорядился, чтобы накрыли, — и поговорим о деле.

Ели не спеша, словно их не ждали никакие важные разговоры. Князь поглядывал на гостя, присматривался к его незнакомому лицу. Задал всего один вопрос:

— Это — настоящее?

Тин только кивнул молча.

А вот когда слуги убрали со стола, собеседники расположились в креслах — как равные. И князь повел свой рассказ:

— Итак, Анитха…

— Кто? — не понял Тин.

— Та магичка, которая хотела вас приворожить, — усмехнулся князь, — сама она к смертепоклонникам отношения не имеет. Способы работы с магией смерти подсмотрела в записях наставника. А вот наставник — штучка поинтереснее. О происшествии на приеме услышал и решил уничтожить свои записи. К сожалению, предотвратить это стражи не успели. Он, конечно, попытался изобразить слабого главою старца, но не слишком убедительно, так что говорить ему все-таки пришлось. Рассказал, что исследования в этой области вел давно, однако во зло не использовал, это, мол, все дура-девка на людей бросается, а он — чистый теоретик. И он ни с кем не делился своими открытиями, не знает, кто еще из коллег занимается магией смерти. К сожалению, к травкам, развязывающим язык, он невосприимчив, а магов-менталистов, которые могли бы проверить, насколько он правдив, у нас нет. Вы?..

— Нет, — мотнул головой Тин, — не моя специализация. Я чистый стихийник.

— Жаль, — опечалился князь. — Впрочем, я не особо и рассчитывал. Конечно, расследование будем вести и дальше, я взял его под свой личный контроль. Придется изучить все контакты старого мага, чтобы понять, он ли связан со смертепоклонниками, или кто-то из его учеников. Беда в том, что после выходки Анитхи все они теперь настороже.

— Что будет с ней?

— Ссылка в деревню под надзор. Будет полезные травки выращивать. По общему закону. Хотя, конечно, с учетом того, что преступление совершено в княжеском дворце против моих гостей, его можно приравнять к измене. Это смертная казнь. Но я все же считаю, что такого рода глупость надо лечить трудом на благо общества, раз уж обошлось без фатальных последствий. Вы ведь не возражаете?