Дважды просить не пришлось. Толстовка полетела на пол, я ощутила его теплые руки у себя на шее, груди, почувствовала, как он освобождает меня от джинсов.

Всё это время я лежала с закрытыми глазами, не веря в собственное счастье. Его учащенное дыхание, губы и прикосновения дарили сладостную муку, которую хотелось растянуть подольше, но и одновременно прекратить. Нельзя быть такое жадной, приказала я самой себе. Этот момент нужно было растянуть и получить максимальное удовольствие, но мне хотелось всего и сразу. Я требовательно прижала его к себе ногой еще ближе, и, почувствовав его желание, с трудом сдержала стон.

Если бы кто-то только знал, что я испытывала в данный момент. Нет такого зелья и нет таких чар в волшебном мире, которые подарили бы мне такую же радугу эмоций и ощущений. И почему только я раньше не заставила его заняться любовью? Нужно было давно послать к чертям его склонность к традициям и старым правилам.

Бюстгальтер полетел вслед за толстовкой, и я осталась в одних трусиках, тут же почувствовав его ладонь у себя намного ниже живота. Я закусила губу, зажмурила глаза и требовательно прижалась к нему, приподяв бедра, прося закончить мою сладкую агонию.

Наконец-то Северус сжалился надо мной, видимо, поняв, что издевательств над моим бедным сердцем и телом на сегодня достаточно. Неужели ему доставляло удовольствие видеть, как я извиваюсь под ним, не получая того, чего хочу?

Он коленом раздвинул мне ноги, наконец скинув полностью свой халат. Я открыла глаза, впитывая в себя, запоминая, каждую черточку на его лице, каждое движение зрачков и каждый вдох. Его взгляд был полон желания и словно затуманен. Он наклонился ко мне и впервые за все это время сам поцеловал меня в губы.

— Это четвертое непростительное, Северус Снейп, — хрипло произнесла я, с трудом выговаривая слова от рваного дыхания.

Он усмехнулся и вошел в меня, прижав меня к себе одной рукой, а другой гладя мое бедро. В этот момент я забыла обо всем. На первый план выступили все глубокие чувства, что я к нему испытывала. Я вся была поглащена только им и той физической сладкой болью, уносящей меня в мир наслаждений.

***

Мы лежали на диване, укрывшись его халатом, и приводили в порядок сердцебиение.

— Не смей меня больше отвергать, — произнесла я, сжимая его руку.

Северус не ответил, и я приподнялась на локтях, чтобы заглянуть в его глаза — они выражали беспокойство.

— Что случилось? — тихо спросила я, боясь услышать от него слова сожаления или огорчения.

— Я не хотел этого… — начал он, но я закрыла его рот ладонью.

— Прошу, не говори этих слов, — попросила я.

Северус отнял мою руку от своего лица.

— Я не хотел привязываться к тебе, — продолжил он, заглядывая в мои глаза. — Теперь я боюсь тебя потерять еще больше.

Я закусила губу от волнения, эмоции переполнили меня, готовые выплеснуться наружу. Как же долго я ждала эти слова. У меня получилось! Северус меня любит? Он любит, уверяла я себя. Он боится меня потерять, разве это не сильное чувство?

— Я никуда не денусь, — заверила я его. — Можешь быть уверен. Даже если ты меня прогонишь, я все равно не уйду.

— Кажется, мы с тобой это уже проверяли, — по-доброму ухмыльнулся Северус и крепче обнял меня. — Что мы теперь будем делать?

— Нам нужно разобраться с крестражами и придумать что-нибудь с Гарри… — тут же выпалила я.

— В пекло крестражи и Поттера, — сердито-жалостливым голосом произнес профессор. — Я имел ввиду, мы с тобой что будем делать?

Я на миг притихла, обдумывая его слова. То, как он произнес «мы», мне несомненно понравилось. «Мы с тобой». Это уже одно целое. Он не пытается избавиться от меня и не пытается стереть мне память. Даже, кажется, не слишком жалеет о своей несдержанности, раз задает вопрос о том, что мы будем делать.

— Я предлагаю быть вместе. Если ты хочешь. Ведь вопрос только в тебе. Я готова была тебя заполучить еще на первом курсе.

— Звучит так себе, Грейнджер, учитывая, что ты находилась в теле двенадцатилетней девочки. Растление несовершеннолетними? Кажется, так?

Я прыснула, уткнувшись в подушку.

— Это правда, что к тебе клеятся студентки? — внезапно спросила я, почувствовав на какое-то мгновение, что сейчас у меня была привилегия спрашивать обо всем. Да и когда еще мне представится случай, вот так, беззаботно болтая ногами, лежа на груди у Северуса, задать ему волнующий меня вопрос.

— Нашла о чем спросить, — пробурчал Северус, стараясь перевести тему. — Тебя не должно это волновать. Устав школы запрещает преподавателям спать со студентками, как бы им этого не хотелось.

— А тебе хотелось? — выпалила я, и уже пожалела о своей чрезмерной ревности.

— Первый раз, — признался он, слегка встряхивая меня. — Ты взяла меня измором, кажется.

— Нет, ну серьезно… Их много?.. — я замерла в ожидании ответа. Кажется, я еще забыла спросить о мадам Пинс и Помфри, которые к нему клеились.

— Ты просто невыносима, — пожаловался он.

В комнате начало темнеть, и я, дотянувшись до палочки, разожгла в камине огонь.

Я не переставала сверлить профессора взглядом, и наконец, он сдался.

— Как клеятся, так и отклеиваются, — нетерпеливо объяснил Северус. — Их романтизм легко выветривается парой-тройкой отработок и снятием баллов.

— Ты просто ужасен! — воскликнула я.

— А то ты не знала, — отозвался Северус. — Я тебя предупреждал.

— Можно задать еще один вопрос? — поинтересовалась я.

Северус вздохнул.

— Валяй.

— Когда ты понял… Когда ты почувствовал, что я тебе нравлюсь? Точнее, что я тебе не безразлична, что ты боишься меня потерять… — оттарабанила я вопрос высоким голосом от появившегося волнения.

— Так, все. Сеанс вопросов окончен, — Северус привстал, вопросительно глядя на меня. — Вы позволите, мисс Грейнджер?

Я подняла с пола толстовку и прикрылась ей, пока Северус надевал халат.

— Кажется, ты прав. Если я продолжу задавать вопросы, а их у меня много, то я могу просто сойти с ума от надумок и ревности.

— Разве ты знаешь обо мне не все? — удивился Северус. — Я же, кажется, женился на тебе?

— Все так. Но в этом времени… Вдруг что-то изменилось? Мне нужно быть уверенной.

Северус прищурился.

— Как-нибудь я отвечу, — пообещал он.

Я тоже приподнялась, спиной прижимаясь к дивану и подтягивая ноги под толстовку — стало прохладно.

— Когда я была в Мунго… Произошло кое-что странное.

Северус хотел было встать с дивана, но, услышав мои слова, передумал, и остался.

— Что случилось? — участливо спросил он, повернувшись ко мне.

Я чувствовала на себе его взгляд и рефлекторно поправила волосы, потому что мне всегда казалось, что они ужасно растрепаны.

— Мне почудилось, что я забыла что-то важное. Та девушка, то есть я, она снова явилась ко мне…

— Снова явилась? Но как такое возможно, если Дамблдор… — Северус оборвал предложение на полуслове. Я и без того поняла, что он имел ввиду — директор убил меня.

— Она пришла ко мне во сне, когда мне дали успокоительное…

— Гермиона, это всего лишь сон, — попробовал успокоить он меня. — Твое подсознание…

— Нет, это не то, — прервала я его. — Она сказала, что я должна кое-что вспомнить, понимаешь? Что я что-то забыла важное. И намекнула на больницу Мунго. Даже если это лишь плод моего воображения, мое подсознание, — горячо убеждала я Северуса, — то оно четко дает мне понять: я обязана что-то вспомнить! Помнишь, я рассказывала тебе, что лежала несколько месяцев в Мунго?.. Мне давали зелье, отнимающее память. Возможно, благодаря ему я забыла что-то важное, о чем должна помнить. Что поможет нам в войне с Волдемортом.

— Я тебя понял, — примирительно сказал Северус. — В Мунго практикуют возвращение памяти, но у них слишком своеобразные методы. Этот Тики… Я читал его статьи, — Северус почесал затылок.

— Я туда не вернусь! Есть другие варианты? — в надежде спросила я.

— Если для тебя это так важно, — Северус нахмурился, глядя в потрескивающее пламя камина. Огонь отражался в его зрачках мистическим отблеском. — Кажется, можно воспользоваться зельем, укрепляющим память, но вряд ли оно сильно поможет. Целители Мунго профессионалы своего дела. Но стереть полностью память не в силах даже заклинание Обливиэйт, — пояснил профессор. — Воспоминания так и хранятся в памяти, их можно просто сделать блеклыми или заменить другими.