Ругая себя за то, что раньше не поняла, насколько щекотливой будет эта ситуация, она взяла его за руку. Она была дурой, думая, что все будет как в старые добрые времена. — Каково тебе было снова увидеть Майка?

— Я должен сказать, что это было немного странно, — он провел рукой по лицу, словно пытаясь избавиться от беспокойства по этому поводу. — Так много всего произошло. Вы, ребята, все гораздо ближе. Как будто твоя жизнь продолжалась и двигалась вперед, а я застрял на два года, утопая в страданиях, — он взял паузу, чтобы собраться с мыслями, желая позволить правде слететь с его языка, несмотря на боль, которая пришла вместе с ней. Глядя на их переплетенные руки, он продолжил. — Я вроде как чувствую себя чужим, хотя они тоже должны быть моими друзьями.

Его скорбный тон задел ее за живое. Ему было больно, и она была виновата. Ей показалось, что кто-то ударил ее кувалдой в самое сердце. — Мне очень жаль, Харви, — слезы выступили у нее на глазах, когда эмоции взяли верх. — Это моя вина. Я заставила его пообещать, что он ничего тебе не скажет. Я заставила его сделать выбор между тобой и мной, и поскольку Рейчел-мой лучший друг, он выбрал меня. Мне никогда не следовало ставить его в такое положение. И мне очень жаль, если это испортило ваши отношения, — она позволила слезе скатиться по своей щеке. Обхватив его лицо обеими руками, она заставила его посмотреть на себя. — Но, Харви, послушай меня. Тебе здесь самое место, тебя здесь ждут. Мы же одна семья. И мы все тебя любим.

Он посмотрел в ее большие водянистые глаза и инстинктивно смахнул слезу, которая скатилась по ее розовой щеке. С трудом сглотнув, он спросил вслух. — А ты? — Он чувствовал, что именно сейчас нуждается в утешении, потому что его уверенность была подорвана.

— Я знаю, что не говорила этого раньше, потому что боялась того, что это повлечет за собой. Но я действительно люблю тебя, Харви, — тихо добавила она.

Наконец, услышав эти слова, он почувствовал, как его сердце пропустило удар, и облегчение поселилось глубоко в душе.

Харви закрыл глаза и потерся носом о ее нос. — Хорошо.

— Хорошо, — повторила она, позволяя его губам поглотить ее в грязном поцелуе, пока они оба не задохнулись. -Что ты скажешь, если мы вернемся внутрь?

— Мне здесь вроде как нравится, — признался он. Он привык к холоду и должен был признать, что у него было все необходимое в тот момент, когда крыльцо освещалось гирляндами крошечных огоньков и рядом с ним сидела Донна.

— Мне тоже, — сказала она, положив голову ему на плечо. Она еще немного выдержит холод, упиваясь их уютной молчаливой близостью, хотя чувство вины останется.

— Все в порядке? — Спросил Майк, когда Донна и Харви наконец вошли в дверь.

— Все в порядке, — с улыбкой подтвердила Донна.

— Хорошо. Рейчел уже поднялась наверх. Ей уже давно пора спать, — пошутил Майк, указывая на настенные часы, которые показывали только десять вечера.

Ухватившись за эту возможность, Донна тоже извинилась, чувствуя, что мужчины, возможно, оценят время, проведенное вместе.

Взгляд Харви следовал за ней вверх по лестнице, одновременно благодарный и немного нервный.

Майк налил им обоим выпить, а Харви устроился в кресле у камина, чтобы немного согреться. Взяв предложенный Майком стакан, он сделал глоток янтарной жидкости и откинулся на спинку стула.

— Значит, ты и Донна…? — Почти спросил Майк, и легкая улыбка заиграла на его губах. Он умирал от желания спросить об этом весь день. — Вы действительно снова вместе.

— Я все еще не могу в это поверить. После всего этого времени, — он повертел бокал в руках, тихо фыркнув. — Я думал, она меня ненавидит.

— Она никогда не переставала любить тебя, вот почему последние два года были такими тяжелыми для нее.

Взгляд Харви метнулся к Майку, не уверенный, хочет ли он знать больше деталей.

— Послушай, Харви, мне очень жаль, что я никогда не говорил тебе, где она была, — осторожно начал Майк.

— Я знаю, — сказал он в свой стакан.

-На самом деле она не оставила мне особого выбора.

— У тебя был выбор, Майк, но я его понимаю, — он не был уверен, что сделал бы тот же самый выбор, и это делало его еще более трудным для понимания.

Майк отпустил это обвинение, понимая, что в последнее время он был не очень хорошим другом. — Ты совершенно прав. Прости, что меня не было рядом с тобой. Я думаю, что жизнь на противоположной стороне страны тоже не помогает. Ты же знаешь, я хотел приехать на похороны твоей мамы, но потом Билли заболел, и у меня просто не было возможности приехать, — он оправдывался, надеясь, что это даст Харви некоторое представление о том, что его отсутствие не было вызвано отсутствием желания.

Позволив молчанию растянуться между ними, Харви не мог не почувствовать острой боли в груди. Дело было не только в том, что люди уходили, но и в том, что они не были достаточно важны для тех, о ком он заботился. Хотя он знал, что Майк любит его как брата, последние два года были чертовски одинокими, и Харви впервые понял, что потерял некоторую уверенность в их дружбе.

— И все же я рад, что ты здесь, — заявил Майк.

— Я тоже, Майк, — пробормотал он себе под нос. Так и должно быть.

Примерно через два часа Харви молча закрыл за собой дверь спальни. Оглядев спящую Донну, он воспользовался моментом, чтобы получше рассмотреть ее. Книга, которую она читала, осталась лежать на краю ночного столика, как будто она положила ее туда уже в полусне. Она лежала на левой стороне кровати, лицом к окну, и ее длинные каштановые локоны рассыпались по подушке. Он мог видеть намек на белые кружева, лямка, переброшенная через ее плечо, удерживала одежду на месте. Ее бледная кожа была освещена только лампой с его стороны кровати.

Укрытая белыми простынями, она была похожа на огненного Ангела.

С тяжелым сердцем Харви приготовился ко сну. Быстро сбросив одежду и натянув футболку, он почистил зубы и заполз под одеяло так осторожно, как только мог, чтобы не разбудить ее. Наклонившись, он нежно поцеловал ее в обнаженное плечо, надеясь, что это придаст ему сил. Он чертовски нуждался в этом, когда пытался удержать себя от того, чтобы обернуть свое тело вокруг нее. Никогда еще желание сделать это не горело так сильно.

Глядя в потолок, он чувствовал себя полным дерьмом.

Прислушиваясь к ровному дыханию Донны, лежащей рядом с ним в темноте, он наконец почувствовал уверенность в своем будущем с ней. Все эти недели, с тех пор как он столкнулся с ней, он был уверен, что она была его единственным компасом, подсознательно и сознательно игнорируя печаль, которая пришла со страданием потери. Тем не менее, растущая уверенность, которую он теперь чувствовал в отношении своих отношений, означала, что он больше не отвлекался на беспокойство об этом, и это открыло шлюзы для горя, которого он так мастерски избегал. И сегодня вечером он наконец-то превратился в тонну кирпичей.

Сегодняшний день был замечательным во многих отношениях, но разговор с Майком оставил его в замешательстве. Когда Майк поднял вопрос о Лили, на поверхность всплыли воспоминания об их совместном времени, и это каким-то образом вдохновило его рассказывать истории о Рождестве давным-давно, когда Харви был еще маленьким мальчиком. Он не знал, откуда они взялись и почему он хотел поделиться ими с Майком, но он не задавался вопросом об этом. Ему казалось, что его мама была с ними в комнате в течение короткого времени. И как бы хорошо это ни было, он скучал по ней больше, чем когда-либо.

Потому что это было чертово Рождество.

Первое Рождество, когда Лили не будет рассказывать неловкие истории о нем и его брате, готовя лучшую индейку, которую он когда-либо пробовал. Они не будут играть в покер до раннего утра с Маркусом, когда дети уйдут, и он не будет получать удовольствие от избиения Бобби, как он делал это год за годом. Он также не будет есть клубничный пирог своей мамы. И он не сможет рассказать ей о Донне.

Слезы потекли по его подушке, когда он прикрыл оба глаза одной рукой. Харви перекатился на бок подальше от мирно спящей рядом женщины, не в силах устоять на ногах и боясь, что его плач может разбудить ее. Он позволил боли захлестнуть себя, когда эмоции боролись внутри. Бороться с ним было бесполезно. Он скучал по своей маме, просто и ясно. Он ненавидел чувствовать себя чужаком в этом доме. Единственной хорошей вещью в его жизни была Донна, которая заставляла его чувствовать себя жалким и безнадежным, и когда печаль охватила его, он держался за образ своей рыжей девушки, говоря ему, что она любит его.