Глаза девочки суетливо забегали по освещенной комнате, не зная, на чём остановиться. Врать отцу не было смысла, он всегда распознавал ложь, а за попытку мог и наказать. И всё-таки Малика попыталась.

– Я только попробовала.

По лицу Профессора невозможно было понять, поверил он или нет.

– Понравилось?

– Нет, – уже смелее солгала девочка.

Запах и, правда, был гадостный. Виталик учил Танечку «плохому» рядом с ней, миазмы плохой привычки достались и её носу.

– Если что, я могу купить тебе пачку, но выкуришь ты её дома на моих глазах.

Профессор уже собирался закончить нравоучительную беседу, как увидел на куртке дочери в районе локтя три прожженных дырочки диаметром как раз с сигарету.

Он ещё ничего не сказал, но по взгляду Малика поняла – наказания не избежать. Отец бросил взгляд на бумажный календарь на стене и будто наугад ткнул пальцем в следующий месяц.

– Без прогулок до апреля. Только в школу и обратно.

– А тренировки? – уточнила Малика, зная, что спорить и умолять бесполезно.

– На кикбоксинг будешь ходить. Но после, чтобы как штык была дома и нигде не задерживалась, иначе водить тебя буду сам. Понятно?

– Понятно.

Малика поникла и поплелась в свою комнату.

Естественно авторство прожжённых отверстий не было для неё секретом. Та самая Танечка, которую она почему-то не выдала отцу.

До апреля оставалось почти две недели, Малика чувствовала себя самым несчастным на свете человеком. Во дворе без её участия расцветала весна и весёлая жизнь буквально касалась её окна, но не пересекала подоконник, дразнила, заманивала и отступала, как волна.

В предпоследний день заключения, Малика сидела на подоконнике, открыв створку окна, и с горечью наблюдала за гонками на велосипедах. Ещё секунду назад яблоко в её руках казалось сладким, а сейчас превратилось в безвкусный картон.

Дверь подъезда открылась, по ступенькам сбежал Кирилл. Он остановился прямо под распахнутым окном и нашёл взглядом Наташу. Малика видела только макушку и плечи, но даже по замершей позе могла представить влюбленно-мечтательное выражение на лице мальчика. Впервые кто-то из её ровесников, не боясь, проявлял симпатию и так откровенно восхищался другим человеком. Малике стало завидно.

– Эй, зубоскал!

Кирилл поднял лицо вверх, встретился взглядом с растрёпанной девочкой, бесстрашно сидящей на подоконнике у открытого окна. Её нога болталась на улице, шурша носком по кирпичной стене. Одно неловкое движение и соседка вывалилась бы наружу.

Малика последний раз откусила от сочного фрукта и неожиданно предложила:

– Хочешь яблоко?

Кирилл растерялся, приняв предложение за слуховую галлюцинацию.

– Что?

– Глухой что ли? Яблоко хочешь?

– Хочу, – простодушно признался он, не веря, что девочка, о расположении которой он мечтал, впервые проявила к нему дружелюбие. Искренняя улыбка украсила лицо Кирилла.

Малика поймала предназначенную ей улыбку, но отказаться от задуманной пакости и не подумала.

– Лови.

Она прицелилась и кинула огрызок в ожидавшего мальчика. Раздался сочный шлепок, снаряд угодил прямо в лоб.

Кирилл выглядел не просто ошарашенным её поступком, а обиженным до глубины души.

Вытерев лоб, он снова поднял взгляд на окно.

– Я никогда не буду с тобой дружить.

– Тоже мне, напугал! В гробу я твою дружбу видала!

Малика наигранно рассмеялась. Слова соседа почему-то сильно задели её. Обычно она решала с кем дружить, а с кем нет. Она спрыгнула с подоконника и захлопнула окно.

Зима, как часто бывает на юге, пришла внезапно. По календарю это случилось ещё два месяца назад, но зимой это промежуточное время года и не пахло, скорее затяжная поздняя осень. Начало февраля отметилось мелким, словно манная крупа, снегом. Вымученный природный подарок к общему празднику для Малики и Кирилла.

Коммунальные службы так испугались первого снега, что тут же закидали его песком и солью. Только на деревьях он сохранился в первозданном виде, хоть и несколько скудном.

Малика скользила по грязной каше в направлении кафе, где её ждал друг. Его силуэт виднелся в широком окне, и соседний стул был уже занят.

Со «Звездопада первокурсников» не прошло ещё и полгода, а Малика уже чувствовала себя опытной, умудрённой студенткой. Сдав первую сессию на отлично, она совершенно возгордилась. Вспомнив экзамены, Малика печально вздохнула: Витольд Ефимович уехал в Липецк. Дальше флирта, порой довольно откровенного, они так и не продвинулись. Зря только она ночами готовилась к его экзамену, намереваясь использовать меткие ответы по предмету, как стрелы купидона, должные пронзить преподавательское сердце.

Малика светилась от радости, предвкушая огромный кусок торта, который она себе позволит, и даже не будет пилить себя за обжорство, проклиная каждую калорию.

В пятнадцать лет друзья решили объединить свои дни рождения в один день. Малика родилась летом, а Кирилл весной, но праздновали общий праздник четвертого февраля. Дату выбрал Кирилл, месяц – Малика. Уже четыре года они благосклонно принимали поздравления от родственников в истинные дни рождения, но по-настоящему праздновали только во второй месяц зимы.

Прямо у дверей кафе ноги Малики разъехались, и она не эстетично шлёпнулась в неглубокую лужу. Чертыхнувшись, отряхнулась и вошла в кафе уже совсем в другом настроении.

Увидев подругу, Кирилл махнул рукой и снова вернулся к прерванной беседе с Зиной. Именно её Малика увидела в окно.

Столик был рассчитан на двоих, и Малика застыла рядом с девушкой, намекая, что она занимает не своё место.

Зина нервно поправила выбившуюся из причёски прядь и мельком взглянула на Малику, зацепилась взглядом за грязные джинсы; на её лице тут же расцвело злорадство.

– Тебе бы домой переодеться, – предложила она, надеясь, что совет будет услышан и принят к исполнению.

Кирилл встал, освобождая свой стул.

– Садись, я попрошу у официанта влажные салфетки.

Малика проводила друга взглядом неосознанно, к его внешности она привыкла, но вот посетительницы кафе оценили хорошую фигуру юноши, на которой даже простые джинсы и свитер смотрелись лучше, чем на манекене. Став студентом, Кирилл изменил причёску, сделав новомодный Топ Кнот9. Выбритые виски подчеркнули необычный разрез глаз и высокие скулы, сделав его похожим на индейца.

Малика почти понимала, почему Зина терпит от её друга унизительное обращение, наверное, ей льстило звание девушки Камарицкого, к тому же он умел быть и ласковым и смешным.

Вернулся Кирилл не только с салфетками, но и с огромным куском шоколадного торта. Поставив тарелку на столик, прямолинейно заявил:

– Зин, тебе пора. Сегодня наш с Кирюхой день. Мы всегда празднуем свой день рождения вдвоём.

Девушка выслушала, мучительно краснея.

– Ты что, меня прогоняешь?

Малика почувствовала напряжение: впервые Зина рискнула нарваться на отказ, обычно отступала без боя, боясь потерять Кирилла окончательно.

– Когда ты пришла, я тебе сразу сказал, что жду Кирюху, – нетерпеливо напомнил он, нависнув над столом.

Зина вскочила, едва не опрокинув стул.

– Если сейчас ты выбираешь свою ненаглядную Кирюху, то у нас с тобой всё кончено! – решилась она на ультиматум.

– Пока, Зина, – не колеблясь, сделал выбор Кирилл.

Девушка вылетела из помещения, красная от злости и стыда. До последнего момента она надеялась, что Кирилл предпочтёт её.

Малика проводила рассерженную фурию сочувствующим взглядом и тут же обругала друга.

– Ну ты и скотина.

Кирилл сел напротив и отодвинул тарелку с тортом на край стола, предлагая Малике лакомство.

– Это же наш день. Никаких Зин, Стасиков, Дим.

– Наташ и Марин, – подсказала девушка. – Но ты всё равно скотина. К чему вообще было морочить ей голову?

Кирилл откинулся на спинку стула.