Я не имела ни малейшего понятия, как в точности вирус поражает тело человека и его разум, но я была уверена, что если человек заразится до своей смерти, то с таким же успехом можно этот процесс обратить. Грубо говоря, Contagio – это такая же болезнь, просто немного более опасная и еще не изученная как следует. В нашу достаточно продвинутую медицину я верила: таблетками из обычной аптеки мне брата не вылечить, но шансы на то, что исследователи смогут вернуть его обычное состояние, были очень высоки. Конечно, я опиралась не только на свои догадки: когда вирус начал поражать население, то несмотря на всю его чудовищную скорость, Интернет и абсолютная привязанность людей к нему сработались быстрее. По сети плавало множество догадок и теорий о происходящем, и в итоге стало известно, что вирус – это неудачный эксперимент, вырвавшийся из лаборатории. Любители фильмов о зомбиапокалипсисе негодовали, что даже жизнь не подкинула им новых сценариев, пустив сюжет по самому очевидному пути (ну неужели этих горе ученых ничему не научили кино и книги?), а остальные стали копать, на кого же складывать вину за такое количество смертей. Докопались и до истины: был обнародован виновник, кем оказалась сравнительно небольшая биолаборатория одной страны, которая была на грани войны с другой. Государственные интрижки приняли ожидаемый поворот с неожидаемым результатом: пока главенства пытались прийти к соглашению, одна из стран приказала своим ученым секретно разрабатывать био-оружие, видимо, ожидая исхода переговоров не в свою сторону. Вот только про «игрока на две команды», то есть, на две страны, никто не подумал. Из-за непредсказуемости произошедшего инцидента (про подробности здесь все умалчивают – видимо, заснять на видео то, как разбилась пробирка с тем, с чем разбиваться не должна была, или то, как тестирование прошло самым неудачным образом, никто на видео не снял), вся истина всплыла уже вместе с огромным количеством трупов. Бумаги и исследования проекта пострадали не целиком, и общие характеристики вируса прошлись по нужным рукам, но прежде, чем люди смогли основательно взяться за разгребание того, что сами же и наворотили, уже половина Земли оказалась заражена. Когда военное положение просто некому вводить, а улицы наводняют сотни и тысячи оживших мертвецов, с которыми мы когда-то здоровались за руку, даже самые преданные своему делу особы бросают попытки спасти других и сбегают, чтобы унести собственную шкуру как можно дальше от очага заражения.

И только когда зомби стали чем-то привычным – вроде постоянно лающей собаки за забором у соседей – можно и нужно было подумать о других, прекратив бежать.

В моем рюкзаке есть карта – изрядно потрепавшаяся, но всё еще пригодная для использования. В прошлой жизни я бы даже не предположила, что ради куска бумаги с нарисованной местностью подерусь с человеком, но, когда зомби начали заполнять город, я была не единственной, кто посчитал эту вещь необходимой для выживания. И не единственной, кто совершил набег на магазин «Шаг к природе» с целью достать ее и еще несколько пунктов из списка. Оставлять человека без чувств посреди магазина, пусть даже и на окраине, было подло, но мне нужно было как можно быстрее собрать вещи и валить из своего города – если население численностью в миллион вас не впечатляет, то примерно пятьсот тысяч зомби, свободно разгуливающих по территории, точно должны.

Жирным красным пунктиром я отметила проделанный за последние дни путь. Траектория нашего передвижения, виляющая и петляющая, больше напоминало походку не умеющего пить в меру мужика, который очень старательно пытался преодолеть расстояние между баром и своим домом, чем стратегически рассчитанный план, но в нем был свой смысл. Я избегала открытой местности, старалась держаться ближе к лесам, а после передышек в найденных постройках резко уходила в другую сторону, предупреждая возможность нападения мародеров или других недружелюбных соседей.

До ближайшего пригорода идти порядком пару дней. Если брать в расчет погодные условия, привалы и не самого подвижного брата, возможна задержка еще на сутки; а дальше – люди. Где люди, там и информация насчет происходящего, а значит, и возможность помочь спасти мир. Если не повезет в поисках живых – обычно везет только на поиски мертвых – придётся двинуть в сам город. Эта перспектива меня не впечатляла, но выбора не оставалось: либо я прячусь мышкой по укромным углам, каждый день переживая одну и ту же рутину удовлетворения своих биологических потребностей (и с таким же успехом я могла бы собственноручно пустить брату пулю в лоб – от сидения на месте он не вылечится магическим образом), либо я, как обычно, беру всё в свои руки и иду к спасению.

Может, я даже найду работающий домашний телефон и попробую снова связаться с родителями; когда треклятый вирус начал распространяться, нас разделяли тысячи километров. Они уехали в другой город по работе, оставив нас с братом за главных, и с тех пор я не могла выйти с ними на связь. Я потратила последние проценты зарядки мобильника на звонки и смс-ки, но так и не получила ответа. Возможно, родители оказались где-то в эпицентре, когда зараженные начали бросаться друг на друга – офисные блоки, где они обычно и работали, не оставляли пространства для маневренности, ровно как и шансов на выживание среди обезумевших монстров. Я не питала особых надежд, но исправно пыталась созвониться с ними пару раз в месяц. Не все населенные пункты были обесточены, и зарядить свой телефон, либо воспользоваться чужим домашним, вломившись в чью-то квартиру, было возможно: с другой стороны, такие места представляли особую опасность, рассадник таких же выживающих, которым ток нужен был по своим личным причинам. И делиться найденным они обычно не были расположены.

Город, который ожидал нас впереди, был достаточно внушительных размеров. За все время зомбиапокалипсиса я крайне редко останавливалась в таких, а еще реже эти вылазки заканчивались чем-то хорошим. Надо убедиться в состоянии моего оружия, но это чуть позже. Я медленно обвела пальцем название города в кружок думая. Месяцы выживания убедили меня в том, что возможность встретить кого-то, кто не будет первым же делом тебя грабить или палить из огнестрела, стремится к нулю. Если предполагать, что новообретенный знакомый не только занят спасением собственной задницы, но ещё и знает о том, где можно присоединиться к команде добровольцев, то метка, показывающая ту же самую вероятность, вообще упадёт в знак «минус». Нужен другой подход.

В голову ничего не лезло. Я поднялась со стула и пообещала себе придумать что-нибудь позже, а сейчас нужно завести брата внутрь. Он, конечно, смердит ужасно, но привлекать внимание ожившим трупом у дома не хотелось ещё больше.

– Ничего, – утешающе пробормотала я, снова затыкая Эду рот. Зубы клацнули в сантиметре от моей ладони, но тряпка быстро нашла свою цель. – Мы тебя вылечим, слышишь? Ты поправишься. И всё будет как раньше.

Как раньше, правда, уже ничего не будет.

Деревянная дверь заскрипела, плавно закрываясь: я держала в руках охапку ягод, а грибы лежали в моем рюкзаке аккуратными горстями. Такой перекус не вызывал особого энтузиазма, но все долговечные продукты, припасенные мною же, я строго решила не трогать до поры до времени. Пока лес предлагает, я беру у него.

Время после завтрака пролетело незаметно. Я наконец заштопала куртку, которая теперь стала лучше защищать меня от ветров, свободно гуляющих снаружи, а грязи в комнате немного поубавилось.

«Раньше я жадничала, – вспомнила я, промывая грибы под холодной сточной водой, – хватала все ягоды подряд, пытаясь хоть чем-то набить желудок. Наивно предполагала, что если не черные, то сразу съедобные».

Так и напоролась на волчьи ягоды, которые сначала приняла за незнакомый мне сорт смородины. Помню, как обрадовалась, как срывала большие горсти с кустарника, любуясь ярко-красным цветом и щупая плотную кожуру. А потом бегала к местному ручью, припадала к ледяной воде и пыталась унять жжение во рту; затем следовала пара адских часов, когда меня рвало так, что желудок выворачивало наизнанку. На этом агрессивные плоды не унялись – ядовитые не только внутри, но и снаружи, они еще и оставили после себя волдыри и ожоги на моей коже. Веселый денек был.