– Нет, верить ты мне не хочешь, – заключил тот. И с какой-то жалостью вздохнул. – Поговорим, когда очнешься, хорошо? Не люблю вести разговоры, когда мне в сердце смотрит стрела.

Я слишком поздно услышала осторожные шаги позади.

Темнота.

Глаза разлеплялись с трудом, а голова раскалывалась так, словно накануне меня огрели чем-то тяжелым. Спросонья мысли были какими-то туманными и неуловимыми, так что какое-то время я просто морщилась от тупой боли в затылке и моргала, стряхивая остатки сна.

Ах, да. Тяжелым. Я осторожно пощупала место удара, приподнявшись на локтях. Ладно, шишка – не сотрясение мозга. Я хотела с облегчением плюхнуться обратно, но вместо этого подскочила и заозиралась по сторонам, когда, наконец, поняла, что меня окружают чужие стены. Движение отозвалось резкой болью в голове, но я лишь отмахнулась: гораздо важнее понять, где я сейчас нахожусь. Следуя выработанной привычке, сначала я потянулась к оружию… Которого, конечно, меня лишили. Я в злости сжала кулаки. Если они что-то сделают с Энн, им не поздоровится.

Комната, в которой я очнулась, не напоминала клетку для заключенных. Напротив, она была достаточно уютной: ремонт, конечно, видел времена и получше, но в остальном – полная пригодность для более или менее комфортного жилья. Чуть отсыревшие деревянные полы поскрипывали, пока я ходила кругами, рассматривая всё подряд: слева от входа висели полки, такие пыльные, что становилось понятно, что никто ими не пользовался лет пять. Дальше, у окна – стол и покосившаяся табуретка, садиться на которую я не решилась. Без особой надежды я подергала оконную ручку. Похоже, заело. Я начала налегать на свой, возможно, единственный способ сбежать, то ногтями и пальцами пытаясь поддеть дверцу, то остервенело двигая ручку вверх и вниз. Не преуспев, я раздосадовано хлопнула ладонью по лакированной поверхности стола. В том что-то недовольно грохнуло в ответ и ящик, на который я сначала не обратила внимания, медленно выдвинулся.

Сережки? Почему здесь лежат женские сережки? Пока я разглядывала непонятно как попавший туда предмет, в ящике блеснуло что-то еще. Следом я выудила браслет. Тонкий и хрупкий, змейкой устроившийся на моей ладони, он идеально смотрелся бы на изящной женской ручке. Совершенно не разбираясь в украшениях, я не стала прикидывать их точную цену, но дешевыми они явно не выглядели. Странно. Я встречала полно людей, кто на обмен охотно принимал драгоценности. Вот уж не понимаю, кому сейчас есть дело до побрякушек, но факт оставался фактом. Так что ж эти не обменять? Тянут на пару банок тушенки точно. Я поскребла пальцем по золотой поверхности, и то, что я сначала приняла за ржавчину, легко сошло, оставив на моей коже темный отпечаток. Я непонимающе уставилась на пятнышко. Похоже на кровь. А раз оттирается, значит, еще довольно свежая…

Я быстро закинула украшения обратно и закрыла дверцу. Появилось острое желание вымыть руки, и я поспешно вытерла их об одежду, не имея других вариантов. Куда бы я ни попала и что бы эти вещи ни значили, валить нужно как можно быстрее. Мне здесь не нравилось всё больше и больше с каждой минутой! Я повернулась к двери. Наглость – второе счастье. Не получилось обходным путем (предательское окно!), пойду через главный вход.

Я сделала шаг и вздрогнула: к комнате подошел мой «старый знакомый». Он сложил руки на груди и с многозначительным видом облокотился о дверной косяк, сразу пресекая любые попытки сбежать.

Со вчерашнего в нем ничего не изменилось, разве что одежда сменилась на более удобную: теперь он был в темных джинсах, слегка потертых в некоторых местах, и черной простой футболке, оголяющей руки. Даже взгляд остался таким же безмятежным, но теперь к невозмутимости моря добавились искорки веселья, иногда вспыхивающие в его глубинах. Совершенно осведомленный о своем превосходстве, сейчас он выглядел еще более самоуверенным, чем раньше.

– «Мы не злодеи, но на всякий случай тебя похитим», – вместо приветствия язвительно проговорила я. Грубость слетела с языка раньше, чем я успела завязать его узлом. Ссориться с тем, кто желает тебе зла и в любую секунду может выкинуть всё, что захочет, потому что ты на его территории – импульсивный, если не сказать идиотский, поступок.

Но либо дурам везет, либо мышление этого парня совершенно за гранью моего понимания, но он только хмыкнул в ответ на мою колкость, и, кажется, совсем не выглядел задетым.

– Ты была агрессивно настроена, – он развел руками. – В любую секунду твой палец мог дрогнуть, а моя сердечная клетка мне еще нужна. Лорелея о сделанном не жалеет, но извинится при встрече точно, все уши мне утром прожужжала о том, как переживает за тебя и твою голову.

– Кто? – моргнула я.

– Девушка, что так ловко отправила тебя в забытье одним метким ударом. Ты же не думала, что за тем воришкой я отправился один?

«Тоже верно», – подумала я, а вслух сказала:

– Он не был похож на вора. Скорее, на до смерти перепуганного человека, бегущего от опасности.

Я внимательно посмотрела на мужчину передо мной. Если он плохо умеет врать, начнет тушеваться, мычать что-то непонятное и рассматривать пол. Либо можно попробовать нескончаемую очередь из вопросов: где-нибудь он даст слабину и поскользнется на собственной лжи.

– Не успел вынести награбленные припасы, его заметили раньше, – парировал тот. – Ты всегда идешь в лоб, слепо веря всему, что на первый взгляд кажется правдивым? Если из-за его пазухи не вываливались банки с красной икрой, а в каждой руке не было по два типа оружия, это не значит, что он невинная овечка.

Немного ошарашенная такой резкой и прямолинейной критикой, я промолчала. Вроде никогда не задавалась вопросами о собственной смекалке, а тут такое…

Он вздохнул и потер лоб. Морщины уже затронули его лицо, и теперь они то сбегались вместе, то разглаживались, передавая настроение хозяина.

– Давай так. Я отвожу тебя в столовую, ты завтракаешь и попутно задаешь любые возникающие вопросы, а я отвечаю совершенно честно и без утайки, иначе в противном случае наш диалог может разбиться о стену непонимания.

– Сначала вы вторгаетесь в мою обитель, убиваете при мне человека, затем оглушаете, притаскиваете в свою коммуну, а теперь серьезно не понимаете, почему на самом деле наш диалог не клеится?

– Ты не сказала «нет», – заметил он.

– Я не говорила, что не голодна, – я пожала плечами и пошла к выходу из комнаты.

Тот снова хмыкнул и посторонился, пропуская меня. Затем зашагал рядом.

Место, в которое я попала, поражало своими масштабами. Дело было не только в огромном помещении, которое, по всей видимости, раньше служило чем-то вроде приличного загородного коттеджа, не только в четырех этажах, богатстве архитектурной мысли и практичности. Больше всего меня впечатлили люди, которые здесь жили. Пока я с мужчиной миновала комнаты, в которые я бросала любопытные взгляды, коридоры и лестничные пролеты, мы встречали множество личностей. Все были сосредоточены и заняты чем-то своим: сновали туда-сюда, словно муравьи, носили что-то в руках, переговаривались друг с другом. Зачастую подходили к нам, со мной не заговаривали, только посматривали – кто враждебно, кто с интересом. Один парень мне дружелюбно улыбнулся, но под взглядом моего таинственного спутника быстро ретировался. Всем что-то нужно было от него. Называли его Себасть̀яном, но никогда не сокращали до какого-нибудь «Себа», даже те, кто в знак приветствия отбивал ему пять и общался совсем по-свойски. Кто-то спрашивал совета по вопросам быта в зомбиапокалипсисе (вроде «во дворе закончились могилы, стоит вырыть новые», «кто пойдет на вылазку в город?», или «Джим не возвращается уже пятый день, отправляться следом или не трогать народ?»), кто-то просто хотел переброситься парочкой слов, но при мне откровенничать не собирались, поэтому разговоры особо не шли. Я молча следовала рядом, иногда бросая взгляды на Себастьяна, ожидая от него каких-то объяснений или рассказов об общине. Тот непривычно притих, с серьезным лицом думая о чем-то своем, а про меня, казалось, чуть ли не забыл.