1) «Уличный» либерализм, либерализм толпы. Здесь наблюдается склонность к скандалам, политическое хулиганство. Для подобного рода либералов не характерна терпимость и уважение к чужим мнениям. Они любят любоваться собой, упиваются своими эмоциями;
2) «Оппозиционный» либерализм, присущий любым реформаторам. Здесь присутствует разнообразное обличение власти, поиск ее ошибок, в том числе и мнимых. Этот либерализм наслаждается блеском своей оппозиционности, критикует ради самой критики, стремится «отменить, уничтожить наличное». Свобода понимается либералами такого толка с «чисто отрицательной стороны»;
3) «Охранительный» либерализм. Он несет позитивный смысл, поскольку ориентирован на реформы. Это реформы с учетом интересов всех социальных слоев. Они предполагают взаимные уступки, компромиссы при реализации своих интересов. Такой либерализм опирается на сильную власть, он подвигает общество к последовательному логичному развитию.
«Сущность охранительного либерализма состоит в примирении начала свободы с началом власти и закона. В политической жизни лозунг его: либеральные меры и сильная власть, – либеральные меры… обеспечивающие права граждан… – сильная власть, блюстительница государственного единства… охраняющая порядок, строго надзирающая за исполнением закона… разумная сила, которая сумеет отстоять общественные интересы против напора анархических стихий и против воплей реакционных партий»[29].
Платформой консервативного либерализма Б. Н. Чичерина является его анализ соотношения понятий свободы, власти и закона. Он ищет «гармоническое соглашение духовных основ общества», то есть свободной и разумной личности и различных «общественных взаимодействий». Для него это: семья, гражданское общество, церковь и государство. Согласно Б. Н. Чичерину личность – это главное начало всех общественных отношений. Сущность человека в его свободе. Одна сторона свободы – нравственность, которая трактуется как внутренняя свобода, в связи с чем совесть понимается как самое «свободное, что существует в мире». Другая сторона – право (выступающее как внешняя свобода). Свобода воли в понимании Б. Н. Чичерина не может существовать без нравственного закона. В свою очередь, закон составляет со свободой противоположность: где отсутствует свобода, там не существует субъективное право, а где отсутствует закон, там не найти объективного права.
Личная свобода должна быть ограничена свободой других людей, она с необходимостью подчиняется юридическому закону и повинуется власти. Именно поэтому «власть и свобода… также нераздельны, как нераздельны свобода и нравственный закон». Власть предназначена к тому, чтобы охранять закон и ограничивать свободу, а право «есть свобода, определенная законом», правом определяется свобода внешняя. Государство же есть высшая форма общежития – союз, господствующий над всеми другими союзами, ибо все элементы человеческого общежития сочетаются в государстве, как в союзе[30].
Как видим, позиции Чичерина далеки от революционности, образ революции, каким бы он ни был, не представляется ему привлекательным, поскольку государственность, ее сохранение и упрочение выступает для него первейшей задачей. С его позиций – позиций «охранительного» или консервативного либерализма – всякий гражданин, не раболепствуя перед власть имущими, ради собственной свободы должен уважать саму суть государственной власти. Для «охранительного» либерализма Б. Н. Чичерина, базирующегося на взаимодействии главных начал человеческого общества – свободе, власти и законе – именно гармоническое единство этих важных составных предполагает, в свою очередь, единство общества и народа. Лучше всего, по мнению Чичерина, это достигается при наличии такой формы правления, как конституционная монархия. Такая монархия – политический идеал Чичерина, он безраздельно отдавал ему предпочтение. Чем же хорош монарх для социолога либерального толка? Почему никакие революции, свергающие царя, не приемлемы?
Чичерин так характеризует плюсы сохранения монархизма, ограниченного конституцией:
1) Монарх выступает представителем интересов целого (общества). Он находится выше «горизонтальных» и «вертикальных» разделений: сословия и партии находятся перед ним, поэтому он является «примирителем» противоположных групп и интересов, в частности, народа и дворянства. Монарх – это первейшее начало власти, в то время как аристократическое собрание – начало закона. Что касается представителей народа, то они являют собой начало свободы;
2) монархическая власть, считает Чичерин, всегда играла важнейшую роль в истории России, и еще в течение столетий она будет высшим символом ее единства, а также знаменем для народа.
Б. Н. Чичерин не одинок в игнорировании революционных идей, их неприятии. Другой теоретик отечественного либерального консерватизма П. Б. Струве (1870–1944) – экономист, социолог, как нам известно, просто ушел от марксизма, которым увлекался в юности, к либерализму, а затем либеральному консерватизму. В методологическом отношении для уяснения сущности либерального сегодня для нас важен и интересен осуществленный Струве анализ понятия консерватизма. Это понятие, по его мнению, «есть чисто формальное понятие, могущее вмещать в себя какое угодно содержание»; главное для его осмысления – «прикрепление» идеи охранения к конкретному содержанию[31]. Так, либеральный консерватизм означает утверждение неотъемлемых прав лица, т. е. прикрепление идеи охранения (консервации) к правам личности. Демократический консерватизм есть применение этой идеи к народовластию.
П. Б. Струве не принимает «официальный консерватизм», который называет консервативной казенщиной; он одобряет консерватизм лишь как культурно-исторический идеал, как «консервативную романтику». Она означает для него «почвенность», возведенную в принцип, а также «почитание отцов». Он возводит все это к творчеству славянофилов, а значит, к нравственным, религиозным и культурным традициям народа.
Струве заявляет о себе как о «национальном либерале», отнюдь не революционном интернационалисте. Он говорит, что он – западник и потому – националист. И государственник он тоже потому, что является западником. Эта установка на «национальный либерализм» дополняется у Струве «духом национального европеизма». Как западник, Струве не ищет «особого русского пути» – революционного или какого-то иного. Он хочет идти за Европой, а путь Европы – это путь реформ.
Бросив взгляд на либеральные идеи России начала века, колеблющиеся между либерализмом и консерватизмом, посмотрим, как соотносились с практической политической жизнью, с реально готовившимся «делом революции» те политические силы, которые участвовали в реальной борьбе, исходя из либеральных идей. Хотя буржуазия в период революции 1905–1907 годов уже обозначила себя как политическая сила и далее все более сплачивалась в класс, все же ее политическая способность к действиям в немалой степени отставала от экономических возможностей. В экономике ее положение упрочивалось, а ее политическая власть была еще слаба.
В чем же причина такой дисгармонии? Все те причины, которые определяли аполитичность буржуазии в первоначальный период ее восхождения, продолжали существовать и в начале XX века. Несмотря на рост экономической мощи, буржуазия, как и прежде, в немалой мере зависела от монархии политически и экономически. Позднее в сравнении с Европой ее экономическое и политическое рождение делало неконкурентоспособной как на внешних, так и на внутренних рынках. Ей были необходимы покровительственные пошлины, политика, которая насаждала бы промышленность «сверху», нужен был альянс с царским правительством. Именно поэтому буржуазия лишь постепенно складывалась в класс, предпочитала своим общим интересам – групповые, политике проективной – политику сегодняшнего дня, сиюминутной прагматики. Процесс «организации ее в класс», отмеченный Лениным, так и не состоялся вплоть до февраля 1917 года.
Крупные социально-философские мыслители того времени, такие как князь Е. Н. Трубецкой, М. М. Федоров, П. Б. Струве были, по существу, выразителями интересов этой все еще не консолидированной буржуазии. Они создавали органы печати, заботились о ее политическом воспитании, призывали больше не заискивать перед чиновной бюрократией, превратиться наконец в класс, имеющий чувство собственного достоинства. Они звали буржуазию осознать свою силу и ту роль, которую предназначила ей история, – роль законной социальной группы, которая с успехом заменит вырождающееся дворянство. Так, Федоров руководил газетой «Слово». Она из номера в номер призывала буржуазию переходить в оппозицию. В этом случае она может проиграть, только если временно утратит покровительство власти. Тогда ей будет нелегко добиваться подачек от власть имущих. Но времена все-таки переменились, и «сознание, что на таких подачках уже далеко не уедешь, делает успехи»[32].
