Тема насилия, ломки старого мира была важнейшей и острой темой, вокруг которой изначально активно развернулись дискуссии с марксизмом. Марксистскую концепцию революции всегда обвиняли в разрушительстве и сегодня отвергают с утверждением преступного превышения «цены революции». Такая позиция преобладает на Западе в последнее столетие, является доминирующей и в сегодняшней России. В России практически всё негативное в настоящем списывают на неудачное прошлое, объясняют порочностью революции в октябре 1917 года. Этим объясняют и сталинскую политику массовых репрессий, и провалы советской политики; «даже применение средств насилия новыми российскими правителями для сохранения своей власти, а также в борьбе с сепаратизмом, в частности, разгон Верховного Совета в 1993 году и российско-чеченскую войну некоторые идеологи склонны объяснять рудиментами марксистского образа мышления и поведения»[8]. Такая критика изначально сопровождала идею революции на её родине, где она и возникла. При этом в этой болезни преимущественно обвиняли не революцию как таковую, а революцию в марксистском исполнении. Последовательными в этом плане являются и социологи современного Запада[9]. Так, американский политолог Роберт Вальдер указывает, что «язык насилия и террора – это язык марксизма, он создан и привнесен им в политическую практику общества». Другой американец, историк Джеймс Бейлс, пишет: «Идеология и политика революционного экстремизма порождена марксизмом и питается из его идейного источника, гласящего, что сила, а не естественные законы исторической эволюции цивилизации, является решающим и первенствующим фактором». Это же утверждает профессор философии Колумбийского университета А. Фидлер; он пишет: «С возникновением марксизма начался процесс облагораживания насилия как позитивного социального фактора – а именно «повивальной бабки истории». Насилие стало уже не тем, чего следует избегать, не пороком, подлежащим безусловному осуждению, а кульминационным пунктом преобразовательной деятельности людей, позитивной целью классовой борьбы». Таких высказываний можно привести немало, так как подобная точка зрения стала идеологическим штампом, широко распространена на Западе.
В целом соглашаясь с аморальностью революции, с учётом сегодняшнего исторического опыта, необходимо иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, это то, что такие оценки даны в совершенно иных условиях, чем те, что были или в период создания образа революции, или же во времена реализации этих идей. Образ революции органически содержал в себе и идею насильственности, которая сопрягалась с идеей воздаяния по делам, с идеей справедливости и равенства. Революции случались только на основе принятия её населением, в том числе принятия и насилия как средства достижения справедливости и свободы.
Так, в России, в начале XX века идеи необходимости революции были доминирующими в общественном сознании. Представители самых разных слоев российского общества демонстрировали положительное отношение к революции. Н. Бердяев писал о том, что для русской интеллигенции идея революции была и религией, и философией[10]. Тема революции была центральной для той эпохи. С. Л. Франк отмечал, что большинство людей из состава «интеллигенции» имело один «смысл жизни» и одну веру – веру в революцию. Они верили, что народ гибнет под гнетом устаревшей и злой власти. Существовавшая власть казалась единственным источником зла и подлежала уничтожению. Такой революционностью были пропитаны наука, религия, искусство, частная жизнь[11]. Попытки оценивать революцию и саму идею революции с точки зрения сегодняшнего дня, без учета тех конкретно-исторических условий, в которых происходили эти события или же рождались идея и образ революции, по существу бессмысленны. Даже при всем неприятии и революции, и марксизма необходимо учитывать, что и то, и другое возникло не из-за ловкачества и трюкачества кого бы то ни было, а сложились естественно исторически. Во-вторых, заметим, что идея и образ самой революции, возникают задолго до появления марксизма. Образ революции начал формироваться еще в XVIII веке и с самого начала вызывал дискуссии и споры. Классический образ революции и её основные составляющие – это не что иное, как возникшее в лоне европейской цивилизации миропонимание. Первоначально образ революции складывается в основном в западном менталитете в форме свободомыслия, атеизма, человекобожия, и неудивительно, что только потом эти идеи достигли и России. Известный современный французский историк Патрис Генифе на основе анализа феномена революции пришел к выводу, что «…современное представление о революции появилось на свет в бурном 1789 году. Оно построено на вере в ряд факторов: прежде всего, – в безграничные возможности человеческой воли, далее – в силу разума и, наконец, – в бесконечную податливость реального. Воля, поставленная на службу разуму для преобразования реальности, – вот суть современной революции, и именно поэтому на ее пути зияет пропасть, где таятся насилие и террор»[12]. Классический образ революции с некоторыми особенностями был заимствован марксистами из актуального общественного сознания начала XIX века. Само понятие «революция» к современному своему содержанию пришло не вдруг, вначале позднелатинское слово revolutio – поворот, переворот – существовало как термин, используемый в астрономии. Он означал закономерное, регулярное вращение звезд, не подверженное изменениям и не зависящее от воли человека. В XVIII столетии, слово «революция» было заимствовано политической философией. Но при этом вначале имело смысл, прямо противоположный современному. Под этим понятием имели в виду возвращение к прошлому состоянию, циклическую смену форм правления[13]. Интересно при этом замечание классика современной политической философии Ханны Арендт о том, что «то обстоятельство, что слово «революция» первоначально означало реставрацию, тогда как для нас оно означает прямо противоположное, – не простая причуда семантики. Революции XVII и XVIII столетий, воспринимаемые нами как манифестации нового духа, духа современной эпохи, были задуманы и планировались как реставрации»[14].
До конца XVIII века преимущественно термин используется для характеристики стабильности и вечности существующих форм государственности, неизменности сословного строя. Революцией при этом называли и деятельность, результатом которой было изменение государственного строя. Но при этом не было речи о прогрессе, о совершенствовании общественной жизни, о создании нового порядка и т. д. Термином «революция» определяется и захват власти (трона), и обратный процесс, когда власть возвращается в прежнее состояние. Такое понимание революции существовало почти два века, параллельно[15]. Так, Екатерины II, готовясь в 1792 году к войне с республиканской Францией, называла «революцией» возврат власти к королю; она писала: «Революция эта, без сомнения, должна состоять не в чем ином, как в восстановлении монархического управления, которое существует со времен прихода франков»[16].
Принятие современного значения понятия «революция» было обусловлено развитием социально-философских идей, рассматривающих общество и его развитие как результат деятельности человека. Создание и распространение идей о договорном характере общества, государства с неизбежностью привели к идеям изменения власти и общества в результате деятельности человека. В общественное сознание была внесена идея прав народа к возврату к основным положениям общественного договора при его нарушении правителями. Впервые четко было заявлено это в трудах Дж. Локка, где такой процесс он определяет как революцию. Он писал, что такие революции не происходят «при всяком незначительном непорядке в общественных делах… Но если в результате длинного ряда злоупотреблений, правонарушений и хитростей, направленных к одному и тому же, народу становится ясно, что здесь имеется определенный умысел, и он не может не чувствовать, что его гнетет, и не видеть, куда он идет, то не приходится удивляться, что народ восстает и пытается передать власть в руки тех, кто может обеспечить ему достижение целей, ради которых первоначально создавалось государство…»[17]. К таким выводам Локк пришел, изложив учение о договорной природе государственной власти, – обоюдных обязательствах властителя и народа – и «естественных правах человека». Необходимо обратить внимание и на то, что совершавшиеся революции рассматривались как закономерный процесс в мировой истории, как начало освобождения от срединного времени. Б. Ф. Поршнев, выдающийся мыслитель России советского времени, писал: «…все великие революционные бури прошлого сами осознавали себя как дело всего человечества, они апеллировали ко всему миру, они уповали на то, что их примеру последуют люди на всей земле»[18]. Формирование идеологемы «революция» в классической форме происходило на основе распространения локковской интерпретации революции.
