В соседнем пакете обнаружилось несколько женских блузок и платьев, явно тщательно выглаженных совсем недавно, и так же аккуратно сложенных.
Я усмехнулся про себя: Сериков был аккуратистом до мозга и костей — аккуратный почерк, аккуратная одежда, — и даже здесь остался верен себе, аккуратно сложив вещи жены и дочери перед тем, как избавиться от них.
— Олег, прекрати, — услышал я наконец голос нашего эксперта. — Ты портишь улики.
Анатолий схватил меня за руку и, несмотря на свое хрупкое телосложение, держал весьма крепко.
— Какие улики? — спросил я. — Ты, что не понимаешь? — Я не удержался от усмешки.
Я не мог понять, как такие очевидные вещи не доходят до него.
— Это он. Сам все сделал, сволочь…
Назвать Серикова человеком я не мог, хотя людей повидал всяких. Я видел убийц, видел насильников, но выродка, не пожалевшего собственного ребенка, грудного младенца, мне довелось встретить впервые.
— Эта мразь…
В конце концов, у меня самого был ребенок, и я не понимал, как так можно, такое просто не укладывалось в голове.
Анатолий продолжал с серьезным видом глядеть на меня, чуть нахмурив лоб, но руку так и не отпустил.
— Нет, это ты не понимаешь, мальчик, — тихо сказал он. — Кто ты? Ты судья, который может вынести приговор? Или следователь?
— Но… — начал было я.
Анатолий покачал головой:
— Ты опер, и твое дело — искать людей. Так занимайся своим делом и не мешай другим. Или хотя бы перчатки надень! — чуть ли не прорычал эксперт, доставав из чемодана пакеты и принялся упаковывать улики, едва слышно бормоча, что в его время такого беспредела не было.
Мне стало стыдно.
Уже вечерело. Я бросил взгляд на детскую площадку, где бегали малыши под присмотром своих мам. Одна девочка с визгом скатилась с горки. Несколько детей весело возились в песочнице. О чем-то оживленно беседовали сидевшие на лавочках девушки. Красота — вот только на одну мамочку с ребенком стало меньше.
— Да было бы, кого искать.
Анатолий оторвался от работы и кисло посмотрел на меня:
— А доказательства искать не надо? И трупы, если ты так уверен?
Давно меня не попрекало старшее поколение. Впрочем, Анатолий — мужик опытный, может, и посоветует чего.
— А ты не так уверен?
— Работать здесь надо, Олежа, работать. Но дело мутное. — Эксперт провел рукой по седым усам. — Зато шеф с тебя три шкуры спустит, если не найдешь ничего: все-таки ребенок пропал. Так что иди, займись делом.
— Может быть, материал не мне отпишут, и сдирать шкуру шеф будет с другого.
Анатолий лишь усмехнулся на это.
— Серикова позови, вещи опознавать. Ибо даже если материал отпишут не тебе, сегодня все-таки отработать придется.
Я вернулся к Юле и Кириллу в квартиру пропавшей. Судя по неприятному взгляду, которым наш следователь окидывала Серикова, мои подозрения, она явно разделяла. По крайней мере, девушка очень расстроилась, когда выяснила от участковых, что с оружием Серикова все было в полном порядке: разрешение у него имелось, и вообще он являлся заправским охотником.
— Охотились на кого-то крупнее зайцев? — не удержался я от вопроса с намеком.
Сериков намека не увидел.
— Нет, — с сожалением произнес Кирилл. — Далеко было ехать.
К моему удивлению, вещи, найденные мной и Анатолием, он узнал. Мастерски состроив гримасу удивления, достал из пакета одну из вещей и заявил, что это Наташино любимое платье, без которого она бы точно никуда не уехала.
То, что Наташа уехала не сама, понимали мы все. Уже сидя в машине, Юля громко причитала при нас с Анатолием, что она точно знает, что Сериков убил свою жену, и как вообще такие люди живут. В этот раз уже я осадил девушку, заявив, что у нас нет доказательств его вины, нет доказательств даже того, что было убийство. Юля со всей горячностью, свойственной юности, хотела с этим поспорить, но никаких аргументов, кроме своих подозрений, не нашла. Зато мы все дружно пожалели того человека, которому достанется этот материал.
23 августа
Утром я узнал, кому так не повезло. Этим человеком оказался я. Причем шеф сам вызвал меня к себе в кабинет и вручил материал, обрадовав новостью, что докладывать я буду каждый день.
Владимир Геннадьевич был несколько задумчив. Брови были нахмурены, руки сложены в замок. По его лицу можно было точно сказать: не нравилось ему это дело. Я уже думал, что он тоже уверен в виновности Серикова, но, как выяснилось, шефа беспокоило другое.
— Смотри, Олег, дело может выйти громкое, поэтому под мой личный контроль. — Владимир Геннадьевич вздохнул: — Будем надеяться, не убийство.
Мне тоже искренне хотелось верить, что девушка с малышкой живы. Очень хотелось, вот только обстоятельства исчезновения говорили против этого.
— Убийство в этом квартале нам всю статистику испортит.
Первым указанием шефа было узнать все данные о младенце. Документов ребенка в квартире не обнаружилось, поэтому Юля все записывала со слов отца. Серикова Алена Кирилловна, родилась четвертого августа этого года в нашем городе. Малышке было все несколько недель отроду.
Запрос, отправленный в Загс, результата не дал, точнее работник Загса сообщил, что такое свидетельство о рождении не выдавалось, и это поставило меня в тупик. После нескольких звонков, я выяснил, что это не ошибка, а это действительно имя не существовало ни свидетельства о рождении, ни медицинского полиса.
И в детской поликлинике, находившейся неподалеку от дома Серикова, о ребенке ничего не знали. Регистраторша, женщина в возрасте, уже с седыми волосами на голове, глядя на меня круглыми глазами, заявила, что, данных о ребенке у них нет. После настоятельной просьбы, она уточнила эту информацию у участкового педиатра, который окинул меня равнодушным усталым взглядом, но и врач уверенно ответил, что не помнит, чтоб ее вызывали к Сериковым, да и мединской карты на Серикову Алену у них нет.
Неприятных вопросов к Серикову у меня после этого прибавилось. Был ли вообще ребенок? Или Сериков просто рассудил, что незачем стоять в очередях, делать дочери документы и возить к врачу, если через месяц планируешь избавиться от ребенка? Жуткая мысль. Но зачем он все-таки сказал о ребенке и пропавших детских вещах? Я решительно ничего не понимал. Верно, Анатолий сказал: мутное дело.
Зато мне удалось опросить одну из соседок пропавшей. Полноватая женщина в старом поношенном халате и косынке, типичном наряде наших бабушек, с охотой поведала, что накануне исчезновения Натальи слышала ссору своих соседей, правда, о чем конкретно они спорили, толком не поняла. На мой вопрос, видела ли она Наташу с ребенком, ответила, что встречала ее с коляской один раз, однако саму малышку не видела, так как коляску прикрывала шторка: Наталья сказала, что сглазить боится, и куда-то быстро ушла. Нервная была какая-то, как не в себе. Из дому почти не выходила. Больше старушка ничего интересного поведать не смогла, хотя предложила выпить чаю и рассказать о своих соседях сверху, но на это у меня не было времени.
Я задумался о последнем сообщении пропавшей — если, конечно, его действительно набирала Наталья. Быть может, она узнала что-то о муже? Что-то такое, что стоило ей жизни. Я решил вновь побеседовать с Сериковым, тем более вопросов к нему у меня накопилось достаточно.
На мой звонок тот отреагировал усталым вздохом — вопросов ему в последнее время задавали море, — однако согласился приехать на беседу со мной. Правда, в обед, раньше приехать с работы у него не получится. Я молча отметил, что мужчина продолжает жить своей жизнью, как будто ничего не случилось.
— Что-нибудь уже известно? — с порога спросил Кирилл.
Я оторвался от монитора. Хотелось сказать «да, труп нашли» и посмотреть на реакцию, но я сдержался.
— Присаживайтесь, Кирилл Игоревич, — сказал ему я, жестом указывая на стул. Я потянулся к стакану с водой и сделал глоток. Сериков в ожидании смотрел на меня. Он был, как всегда, в костюме поверх безупречно отглаженной рубашки, чисто выбрит; от него приятно пахло дорогим парфюмом. Я не заметил на лице ни следов бессонной ночи, ни каких либо переживаний.
