— Все хорошо, сказала я, совсем ничего не понимаю. Кирилл. Что с Настей сговорился что ли?

— И ты не помогала мне сдать квартиру? — все еще не оставляла попыток я докопаться до истины.

— Нет, а зачем тебе ее сдавать? — Настя продолжала прикидываться дурочкой.

Кирилл показал знаком, чтобы я положила трубку. Нечего подруге знать, что это, скорее всего мой последний с ней разговор.

— Слабая попытка Наташ, а ведь могла бы лучше подготовиться, ты же знала, что я тебя найду.

Мой неразумный совершенный на эмоциях звонок, именно он привел ко мне моего убийцу. Права была Марина, что это было глупостью, но я даже не предполагала, к чему это может привести.

— И это после всех сюрпризов, которые ты мне подготовила в Сочи, чтобы подставить.

— Каких сюрпризов? — Я непонимающе уставилась на него. — Я всего лишь поменяла замки в квартире. И сдала ее квартирантам.

Супруг лишь помотал головой. Кажется, он был ослеплен своей местью.

Я живу в этой квартире, Наташ. Ты даже ее не пожалела ради правдоподобности, как и всё свои вещи. Впрочем, если ты даже паспорт свой подкинула мне в гараж, то чего удивляться?

Вывод напрашивался только один, у Кирилла явно поехала крыша, и вот сейчас мне стало по настоящему страшно, передо мною безумец способный на все.

Мой паспорт у меня в сумке, — возразила я ему и достала в документ из сумки, пальцы слегка задели электрошокер, но я не решилась его доставать. Кирилл внимательно следил за мной. Более того, он сам когда-то подарил мне его в те времена, когда еще дорожил мной. Скользнуло понимание, что даже в случае успеха я бы все равно не успела скрыться, на шпильках, в длинном вечернем обтягивающем платье не особо побегаешь. Словом, не самый удачный день в моей жизни. Впрочем, каким еще может быть день встречи с мужем, который явно спятил?!

Кирилл внимательно просмотрел документ.

— Номер серии немного другой, — заявил он обычно хваставшийся своей маниакальной памятью на цифры. Я вырвала у него паспорт из рук и открыла сама.

Цифры действительно не сходились, и это было странно. Совсем странно.

Серию и номер паспорта я знала наизусть, или все-таки не знала? Не успела я собраться с мыслями, и придумать более менее нормальное объяснение подобному, как Кирилл, достал из внутреннего кармана, маленькую прямоугольную книжечку, оказавшуюся паспортом, и открыл мне прямо перед носом. Это был мой паспорт, абсолютно такой же, с той же самой фотографией. Единственная разница была в цифрах

— Даже паспортом поддельным обзавелась. Все для начала новой красивой жизни. — сказал он, смотря на меня таким взглядом, как будто падать мне в его глазах больше некуда. Я хотела, что-то сказать, как-то выразить свое удивление, но Кирилл не дал мне этого сделать.

— У меня к тебе только один вопрос, — вещи дочери выкидывать было не жалко? Или все для пущей правдоподобности? Собиралась ли потом ей рассказать об отце, которого собственноручно пыталась упечь за решетку.

— Какие вещи? Какой дочери? — Я решительно не понимала, о чем он говорил. Ведь он отлично знал о произошедшем.

— Моей дочери, Наташ. Я пришел за ней, и ты отдашь мне ребенка по-хорошему или по-плохому.

Его уверенность меня пугала.

— Кого отдать, Кирилл? Ты сам похоронил ее, — глаза тут же наполнились слезами. Я не была на этих похоронах не смогла, мне хватило того, что вместо торжественной выписки и кучи поздравляющих меня друзей, меня ждали лишь два документа свидетельство о рождении и о смерти. И я бы многое отдала, чтобы второго свидетельства никогда не было. Как я молилась в родзале, как отчаянно надеялась, что врачи ошибаются, и Аленка живая, но вместо криков новорожденной в зале звенела леденящая тишина, подтверждающая лишь одно, моим надеждам было не суждено сбыться. Обессиленной, мне даже не позволили взглянуть на только что произведенного ребенка, сказав, что это ни к чему. Я помню ощущение еще тепло маленького тельца, которое тут же забрали от меня. Врачи торопились зафиксировать смерть, пока я так хотела верить в обратное.

— Тридцатого мая, Кирилл, это было тридцатого мая, — тихо произнесла я, дышать было тяжело, я так долго пыталась забыть об этом дне. — И все потому что ты среагировал сразу, — из моих уст вырвалось обвинение, которое я столько времени пыталась держать в себе — Мы бы успели, Кирилл, мы бы успели…

Ни измена разрушила наши некогда прекрасные отношения, измену, быть может, я бы и смогла простить, а одна несостоявшаяся жизнь, с которой мы связывали столько надежд. Смерть дочери я не смогла простить ни ему, ни себе.

Кирилл изумленно уставился на меня:

— Тридцатого мая мы как раз успели, Наташ. Правда, пришлось обоим понервничать. А в августе с новорождённой дочерью на руках ты решила от меня сбежать.

— Я непонимающе посмотрела на него.

— Этого не может быть, — совсем тихо прошептали мои губы

— Я даже свидетельство о рождении сделал после твоего побега — сказал он, вложив мне листок в руки, внимательно разглядывая меня, будто Картину в Третьяковской галерее. То самое свидетельство о рождении. Пальцы дрожали, сердце бешено стучало о ребра. В неверии строчкой за строчкой я перечитывала документ несколько раз, ища какую-то в нем ошибку или уловку.

— Это подделка, — тут же сказала я. Это не могло быть правдой, ибо если на мгновение допустить, что документ настоящий, моя дочь родилась 4 августа в городе Сочи. Что я делала в этот день? Кажется, смотрела здесь квартиру. Но почему же так хочется верить в эту абсурдную правду. Чудес не бывает Наташ, ты знаешь это лучше многих. Но даже понимая, что это ложь, я никак не могла выпустить из рук свидетельство из рук.

— Это тоже подделка? спросил, Кирилл, практически бросив мне какие-то снимки в лицо, я ухватилась за один из них, ошарашенно застыла. Потому что на фотографии была я, в любимой клетчатой рубашке, волосы немного взъерошены, взгляд уставший, но самое главное я прижимала к себе ребенка. Это была она, я бы узнала ее из тысячи младенцев. Малышка из моих снов, с темными волосиками и пронзительными синими глазами. Маленькие ручка сжимала мой пальчик, и в этом простом жесте, было что-то нежное и доверительное.

— Но так не бывает, — прошептали мои губы, а глаза не могли оторваться от изображения, пальцы проводили по глянцевой поверхности фотобумаги.

— Ты ее не помнишь? — пораженно спросил Кирилл. Глаза широко открыты от удивления. В голосе нет прежней жесткости, исчез обвиняющий тон.

— Я помню, что мы приехали слишком поздно в больницу, что не хватило каких о полчаса, чтобы ее спасти..-Меня опять волной накрывали рыдания. Говорить было тяжело. Я не могла оторвать глаз от фотографии. — Мне даже ее не показали. — От слез меня трясло.

— Тихо, — Кирилл взял меня за руку и посмотрел прямо в глаза. Ничего этого не было, — он гладил меня по волосам, будто успокаивал маленького ребенка. — Я был с тобой при родах, тебе сразу отдали ребенка, ты еще никак не хотела выпускать ее из рук. Да и дома, даже ночью просыпалась на нее посмотреть, никак налюбоваться не могла. — его голос потеплел сейчас он напоминал голос того человека, которого я когда — то любила. Меня всю колотило, и он прижал меня к себе, чтобы хоть как — то успокоить. Такой родной и знакомый.

— Но где она? Кто ее забрал?

— А вот это, Наташ, самый главный вопрос.

Кирилл Сериков:

Я ждал многого от нашей встречи: ждал обвинений, каких-то вялых оправданий, но я никак не мог предположить, что ребенка у Наташи нет. Более того, она не помнила дочь. Для нее все закончилось тридцатого мая, в тот самый день, когда мы чуть не потеряли нашу малышку.

Был уверен, Наташа не лгала. Она не могла оторвать взгляд от дочери, как дрожали ее губы, а в глазах застыли слезы. Такое не сыграешь.

— Она мне снилась, — тихим голосом произнесла моя жена, прижавшись ко мне. — Я думала, что это какое-то наказание, все пыталась забыть, вычеркнуть из жизни. А она была настоящей.