— Ну?
Особого энтузиазма на лице Дядькина не было, но он вообще никогда не проявлял положительных эмоций.
— У меня есть подозрение, что «Голосом» руководили из сектора В. Возможно, лично канцлер Май, — я выпалил это на одном дыхании, ожидая, что Сергей вот-вот рассмеется.
Но он просто кивнул.
— Скажи, можно ли как-нибудь отследить, общалась ли она с ребятами из «Голоса»? — решился я.
Дядькин очень внимательно посмотрел на меня, словно снова решая, стоит ли делиться со мной информацией.
— Я интересовался этой шайкой придурков, — все-таки заговорил он, — отслеживал их контакты. Было много звонков и писем из сектора В, но отследить отправителя мне ни разу не удалось: не мой уровень. Следы после каждого контакта заметались очень тщательно, так что доказательств у меня никаких.
— Ясно. У меня тоже только догадки.
— Накануне акта дурости Чейну звонили из сектора В, — Дядькин бросил уткам последние крошки.
— Ты думаешь…
— Я ничего не думаю, — перебил меня айтишник, — у меня слишком мало данных для выводов.
Сергей отряхнул руки и спрятал в карман пакет от хлеба.
— Было приятно с тобой поболтать. Надеюсь, мы нескоро с тобой снова встретимся, раз уж тебе не хватило ума последовать моему совету и сидеть тихо. Да и мне, как оказалось, ума на это не хватило, — мужчина усмехнулся и, не попрощавшись, зашагал прочь.
Я окончательно понял, что наша Доктрина — одно из величайших достижений Города. Таким, как я, точно не место в Сенате, у меня теперь было полно информации, из которой я просто не мог сделать никаких разумных выводов. Мне банально не хватало ума.
Я до ночи просидел на скамейке, пытаясь решить для себя: Май — абсолютное зло, или я просто не вижу всего ее плана? Может, где-то там, за поворотом ее очередной интриги, находится такое благо для Города, которое мне и не снилось?
Ну, хорошо. Даже если представить, что Май — узурпатор, что дальше? Что я могу сделать против нее? У меня нет ни доказательств, ни сторонников. Она избавится от меня щелчком пальцев, а я даже не пойму, что со мной случилось.
Я опять осознал, что мне нужен советчик. Снова подумал об отце и Константине. Нет, конечно, ни один из них не подойдет.
Да и вообще, если подумать, никто из сектора В не пойдет против Май. Нужно быть самоубийцей, чтобы ввязаться в борьбу с ней. Или безумцем.
Вот тут я и подумал о Франческе. Она уже помогла мне, поделившись мыслями о том, что «Голос» — это эксперимент сектора В. Поверит ли она моим подозрениям про Май?
Я понятия не имел, где живет Франческа, а учитывая, что все «наши» теперь за решеткой, и спросить не у кого. Можно, конечно, попробовать завтра выяснить адрес или хотя бы телефон Франчески в отделе кадров.
Во мне все ходило ходуном, я не мог успокоиться. Ждать до завтра казалось немыслимым, и я двинулся назад, к «Треугольнику». Если мне немного повезет, я найду Франческу в теплицах. Она любит ночные смены.
Мне как раз хватало времени, чтобы попасть на автобусы, развозившие людей в зеленый сектор. Я заметил Франческу на том же месте, что и в прошлый раз, а она, как и тогда, смотрела только в окно.
У меня вообще появилось чувство, что мы специально повторяем ту нашу предыдущую встречу. Словно разыгрываем пьесу. Франческа и обернулась ко мне в том же месте, что и в прошлый раз.
— Привет, Эрик. Ты опять пришел поболтать со мной?
— Привет.
Теперь вблизи я видел, что Франческа сильно изменилась. Она выглядела хуже, чем обычно, ее комбинезон был грязным, а сальные волосы собраны в неряшливый пучок. Создавалось впечатление, словно она совсем перестала следить за собой. Может, Франческа боится? Может, Май поговорила и с ней? Зря я все-таки упомянул Фандбир в разговоре с канцлером.
— У тебя все в порядке? — спросил я на всякий случай.
— Конечно. Так чего ты хотел?
Глаза Франчески как-то странно бегали. Ее взгляд скакал от меня к другим объектам вокруг.
— Мне нужен был твой совет, — осторожно начал я, уже сомневаясь в своей затее.
Похоже, у Франчески какие-то проблемы, если она вообще в себе.
— По поводу удобрений? Если да, то пожалуйста, я в этом спец, — рассмеялась девушка.
Смех у нее был нервным и чересчур громким. Она явно чего-то боится. Нет у меня никакого права втягивать ее в то дерьмо, в котором я сам увяз по уши.
— Хотел поболтать о политике, но теперь думаю, что это неважно, — сказал я.
— Это и правда неважно, — согласилась Франческа, — а хочешь, покажу кое-что действительно важное?
Ее предложение сбило меня с толку. Но еще более странной показалась перемена ее поведения — голос Франчески стал ровным, а сама она как будто успокоилась. Действительно боялась говорить о политике? Вообще, на Франческу это было мало похоже, но что я на самом деле о ней знаю?
— Так что? Пойдем смотреть действительно важные вещи? — повторила она.
— Ну давай.
— Отлично, — Франческа вроде даже пришла в хорошее расположение духа, — оно того стоит, тебе понравится. Только дай мне минут тридцать, надо кое-что сделать, я все-таки на работе.
— Не вопрос.
Что бы это ни было, времени у меня вагон. Дома меня никто не ждет, могу даже вообще не возвращаться. Вздремну пару часов у себя в будке.
Франческа утопала к какому-то строению метрах в трехстах. Не знаю, что это, но я окрестил постройку водонапорной башней.
У «Треугольника» было свое водохранилище, и, если я правильно ориентируюсь, располагалось оно где-то неподалеку. Раз теплицы и поля здесь, вода тоже должна быть рядом.
Так что это сооружение вполне могло быть какой-нибудь водокачкой. Хотя я в этих делах понимаю еще меньше, чем в политике. Надо будет спросить Франческу, когда она вернется, раз уж обсуждать Май она отказалась.
Фандбир задержалась. Я сидел и смотрел в звездное небо не меньше часа. Не самое плохое занятие. Надо будет как-нибудь повторить.
Наконец Франческа появилась.
— Бежим, скоро начнется! — теперь в ее голосе сквозило возбуждение.
— Что начнется?
— Увидишь!
Франческа счастливо улыбалась.
— Ладно. Куда бежать?
— За мной!
Чувствуя себя полным идиотом, я последовал за Франческой. Впереди сверкали стеклами огромные теплицы, и я понял, что мы направляемся туда. Зачем только бегом? Что, помидоры разбегутся?
Франческа открыла дверь ближайшей теплицы, пропуская меня вперед.
Она была права — зрелище действительно поражало. Я никогда в жизни не видел такого буйства зелени — теплица была не меньше нашего склада. Вдруг наверху что-то зашипело, и Франческа радостно выкрикнула:
— Вот сейчас!
Я не сразу понял, что произошло. На нас полилась вода. Видимо, включилась система полива. Франческа расхохоталась.
— Вот что важно! А не их политика!
Конечно, это было по-своему красиво и завораживающее. Но я не настолько люблю овощи, чтобы бегать вдоль их рядов в насквозь промокшей одежде и хлюпая набравшими воду кроссовками. Это действительно надо быть фанатиком сельского хозяйства, как Франческа.
Но расстраивать Фандбир мне не хотелось, так что я смиренно мок и улыбался. Мои мучения продлились минут пятнадцать, прежде чем Франческа выпустила меня из этой западни.
— Круто, — сказал я, ежась от холода.
В промокшей одежде перепад температуры по сравнению с теплицей ощущался очень явственно.
— Так о чем ты хотел посоветоваться? — неожиданно спросила Франческа.
А я думал, мы это проехали.
— Теперь безопасно. Если на тебе и были жучки, вода сделала свое дело, — добавила она, и я снова почувствовал себя приматом. — Извини, но техническими средствами безопасности я не располагаю.
Могли ли на мне быть жучки? А черт его знает.
— Спасибо, что подстраховалась, — буркнул я.
— Так что тебя на этот раз мучит?
Теперь Франческа была абсолютно нормальной. Ну как нормальной — обычной Франческой. То, что с нее стекала вода, принимать в расчет не стоило.