Ну и что с того? Я мысленно взорвал эту стену к чертовой матери. Камила здесь, со мной. А то, что она умнее меня, я переживу.
— Пиццу? — предложил я. — Как раз успеем разогреть и съесть парочку до выступления Май.
Я занялся несложной готовкой, думая о том, что сейчас весь Город сидит по домам и с полной кашей в головах ждет пресс-конференцию нового канцлера. Май все разъяснит и разложит по полочкам, в этом я не сомневался. У нее просто талант произносить речи. Стоит мне услышать ее голос, и все сложное становится простым.
Я поделился своими мыслями с Камилой.
— Мне кажется, Май сумеет взять ситуацию под контроль. Она просто гений общения.
— Это точно. Когда говоришь с ней, невозможно придумать ни одного контраргумента, приходится со всем соглашаться, — отозвалась Камила.
И тут у меня в голове щелкнуло, я вспомнил, что меня царапнуло, когда я сказал Камиле о своей вчерашней встрече с Май. Она совершенно не удивилась и не заинтересовалась моими словами. Как будто для гражданина сектора А это вполне нормально — беседовать с советником Триумвирата.
Мелькнувшая у меня догадка оказалась настолько мерзкой, что я в первый момент отшвырнул ее от себя, как чумную крысу.
Но она вернулась.
Я аккуратно положил пиццу на стол и посмотрел Камиле в глаза. Мне совершенно не хотелось слышать ответ на вопрос, который я собирался задать. Но иначе нельзя.
— Май говорила с тобой вчера?
Камила вздрогнула и залилась краской, выдав себя с головой.
— Обо мне? — этого уже можно было и не спрашивать, потому что ну о ком еще.
— Эрик, послушай, все не так, как кажется. Я все равно думала тебе позвонить, Май лишь подстегнула события. Сказала, что тебе сейчас понадобится совет и поддержка.
Как же мне хотелось в это верить, но что-то внутри уже сломалось. И плевать, что Май решила приставить ко мне няньку, гораздо хуже, что Камила на это согласилась.
— Я был бы тебе нужен, если бы оставался простым водителем погрузчика?
— В том-то и дело, что ты не простой водитель погрузчика! Ты просто не мог бы им быть! В тебе есть что-то, что сделало тебя особенным!
А я не знал, сколько во мне злости. Вообще даже не догадывался, что она сидит во мне и ждет. Я никогда в жизни не испытывал таких вспышек ярости. Зато теперь я понял, почему их называют именно вспышками — на несколько секунд все вокруг стало ослепительно-белым, до рези в глазах. Я развернулся и изо всех сил всадил кулак в стену. Боль мгновенно отрезвила. Удивлюсь, если я не сломал пару костей.
Камила испуганно смотрела на меня.
— Ничего во мне нет. Это они сделали меня особенным, потому что им нужен был такой, как я.
Камила примирительно подняла ладони.
— Как скажешь.
Она соскочила со стула и принялась собирать свои вещи.
— Знаешь, я, пожалуй, пойду.
Я ее не удерживал. Мне хотелось остаться в одиночестве. Рука болела.
Пресс-конференцию Май я слушал словно в тумане. После этого нереального дня с Камилой, который оказался подделкой, я впал в какое-то полусонное состояние. Вроде бы и слышу и понимаю все, но сил реагировать нет. А иначе я бы удивлялся с первой по последнюю секунду выступления канцлера, которая, кстати, похоже, была все в том же пиджаке, что и два года назад.
Она рассказала Городу, что не верит во вменяемость Пика, но не хочет делать никаких официальных заявлений до выводов специальной комиссии.
Но это были еще цветочки. Далее Май сообщила, что расследование в отношении лидеров «Голоса» привело к неожиданным результатам и потребовало повторного открытия дела двухлетней давности. Как ни прискорбно это признавать, но Фреду Якубовскому все же удалось дважды обмануть систему. По предварительному сговору с радикально настроенными молодыми людьми из своей школы он изменил их результаты тестирования таким образом, что пятеро молодых людей с результатами от 147 до 160 баллов получили распределение в сектор А с целью ведения деятельности против Доктрины.
Если бы был в состоянии удивляться, я бы, наверное, умер от удивления. Но мне было все равно. Кристина, Нелл, Петр, Сэм и Линда, те самые «сообщники» Фреда с заниженными баллами, обвинялись в создании «Голоса». Остальные признавались жертвами их деятельности.
Этого не было. Я учился с ними, Фред был моим лучшим другом. Этого не было. Но все прозвучало так, что я почти поверил. Но этого не было.
Мои мозги шевелились очень медленно.
«Я развалю „Голос“, как карточный домик», — сказала вчера Май.
И она это сделала. Даже я понимал, что будет дальше.
С минуты на минуту до наших «подпольщиков» дойдет, что все это время их водили за нос детишки из секторов Б и В. Пузырь лопнет. В головах образуется вакуум. И этот вакуум заполнят слова госпожи чрезвычайного канцлера Александры Май.
А она доступно и складно говорила о необходимости социальных реформ, о представительстве сектора А в Сенате, о том самом Наблюдательном комитете, который мне предстояло возглавить.
Я выключил компьютер и долго сидел, глядя, как за окном постепенно темнеет.
Я думал о том, что скажу Май. Ее предложение может вынести меня на такую высоту, о которой я и мечтать не мог, но осознавать, что я всего лишь марионетка в руках кукловода, пусть и потрясающе искусного, было противно. Да, Май делает благое дело, она спасает Город от смуты и беспорядков, но как-то не слишком чистоплотно. Или политика и не бывает чистой?
Могу ли я не быть марионеткой? И что тогда? Отказаться от всего и вернуться на склад? Состариться за погрузчиком?
И прав ли я, отказываясь помогать своему Городу всеми доступными мне способами?
Забавно. Два года назад я так хотел получить свободу выбора, и вот она у меня была. А я понятия не имел, что с ней делать.
Потому что мне банально не хватало на это мозгов. Потому что сектор А не для таких сложных решений.
За окном уже стояли сумерки, а я так никуда и не продвинулся в своих размышлениях
На глаза попался конверт с рисунками Татьяны, и я сходил за ним. Пачка рисунков все в том же стиле — безумные геометрические фигуры и линии с лицами. Я машинально переворачивал листы, поражаясь, как можно видеть мир таким причудливым образом.
Один из рисунков заставил меня напрячься. На нем было что-то вроде спирали с лицом, из раскрытого рта которого выходила еще одна спираль. Кольца этих спиралей заполняли весь лист. Рисунок вызывал неприятные ощущения, пугал и отталкивал. Хотелось как можно скорее перевернуть его, но мое внимание привлекла одна интересная деталь — песочный пиджак с карманами.
Татьяна зачем-то нарисовала портрет Май. Может, видела советника по телевизору, может, даже общалась лично. Май обронила, что поговорила со многими из моей школы, и Татьяна, отказавшись от сектора Б, вполне могла ее заинтересовать.
Я рассматривал портрет. Эти кольца, выходящие изо рта Май, наверное, ее слова. Она оплетает ими все вокруг. Ее голос — ее оружие.
Ее голос.
Я глубоко вздохнул, но мне все равно не хватало воздуха.
— Эрик, как можно быть таким тупым? Это же лежало на поверхности с самого начала! Ее «Голос»!
Мы ведь все всегда знали, что Нелл и компания не сами додумались до своих идей. Да даже Фред полез в это дерьмо не самостоятельно. Мы интуитивно понимали, что у «Голоса» был лидер из совершенно другой интеллектуальной категории. Просто мы все думали, что это Франческа!
Я напряг все свои немногочисленные извилины. Со скрипом, но у меня в голове выстраивалась картина происходящего.
Май признала, что с самого начала была наблюдателем в проекте Триумвирата. Что ей стоило подтолкнуть события в определенном направлении? В направлении, которое приведет ее к власти? Май наверняка войдет в новый Триумвират, а то и придумает какую-нибудь комбинацию, которая позволит ей обойтись без соправителей.
Я внезапно даже увидел что-то типа озарения. Новая Доктрина — Триумвират, состоящий из представителей от каждого сектора. Вроде бы честно и справедливо. Вот только это буду я и еще одна марионетка из сектора Б. Мне потребовались годы и подсказка Татьяны, чтобы увидеть, что происходит у меня под носом. Триумвиратом мы будем только на словах. Притом что и слова — оружие Май.
