– Этого всего не может быть! – качала головой Маня. – Как такое может быть правдой! Мне не рассказывал о таком никто! И причем тут мы? Зачем убивать нас?

– На эти вопросы, у меня нет ответов, девочка моя. Я часто слышу их разговоры о Великом походе. Видимо все мы – часть этого Похода, – голос Гэй лы становился все тише с каждым словом. Она присела и долго смотрела в пустоту. В ее глазах крутились неприятные воспоминания.

– Откуда ты знаешь их язык? – наконец нарушила молчание Маня.

– Я – торговка. Мой товар – Як’Харская пыль. Я взращивала цветы, готовила наркотик, и продавала его сотням чужестранцев. Моя семья занимается этим много поколений. Весь мой народ, – рука снова поднялась к сердцу, – занимается этим. Так мы и живем в Як’Харе. Торгуем с разными людьми. И изучаем их языки. Пыль же является частью культуры гхануров, как и клеймо. Не первую сотню лет они покупают или забирают ее силой. Но маргрум цветет круглый год, поэтому украденные запасы быстро восполняются.

Она замолчала, быстро опустив голову в поклоне. К клетке подошли двое дикарей. Один из них открыл решетку, второй кинул на пол несколько черствых и заплесневелых хлебных корок. После он же подлил в их чашку немного гнилой воды.

Один из гхануров к женщине. После короткого разговора на незнакомом языке, Гэй ла кивнула, и оба воина удалились к остальным пленникам.

После их ухода, безумная бабка выскочила из угла, схватив кусок покрупнее и снова, на четвереньках, убралась с добычей в свой угол. Гэй ла собрала оставшиеся крохи и вместе с чашкой поднесла их поближе к лежащей девочке. Вымочив в воде одну из корок, она подала ее Мане.

Съев немного, девочка поморщилась:

– Какая гадость! Меня сейчас вырвет!

– Другой еды и воды нам не дают. Остается есть лишь это, – сказала женщина, с озабоченным видом вымачивая свою корку, самую маленькую и заплесневелую.

Закончив ужасную трапезу, от которой ей стало только хуже, Маня снова спросила:

– Что он тебе сказал, тетушка Гэй ла?

– Он велел мне приготовить тебя к встрече.

– С кем?

Немного помолчав, Гэй ла ответила:

– С Посланником.

Глаза Мани чуть не вылезли из орбит. Съеденная корка отчаянно запросилась обратно, и она не стала ее удерживать. Девочку вытошнило возле лежанки. По телу расходились волны тревожной боли, к которым добавились еще колики в животе.

«Зачем я нужна ему? Что я такого сделала?».

Мысли роились в голове как испуганные птицы. Она попыталась встать, и на этот раз Гэй ла не стала ей препятствовать. Держась за решетку, она поднялась на ослабевшие ноги и попробовала сделать несколько шагов. Но отвыкшие от ходьбы конечности подвели ее, и девочка распласталась на полу своей тюрьмы, больно ударившись грудью. Место клеймения вспыхнуло огнем, вызвав бессильный крик и несколько горошин слез. Бабка в углу дико загоготала, хлопая себя по тощим ляжкам.

Гэй ле надоело наблюдать за ее мучениями. Она подошла к девочке, мягко взяла ее за руки и помогла подняться. Маня крепко впилась в ее талию, не желая отпускать. Слезы хлынули дождем, плечи сотрясались в рыданиях.

– Я боюсь, тетушка Гэй ла. Я жутко боюсь. Что он сделает со мной?!

Женщина обняла безутешную малютку, поглаживая ее по волосам. Они постояли так некоторое время, пока плач не сошел на нет. Девочка успокоилась, дыхание стало ровным. Она немного отпрянула от женщины и посмотрела на нее:

– Что мне нужно делать? К чему мне готовиться? Ты говорила сама с этим…Посланником?

– Все по порядку, – Гэй ла присела рядом с ней на колени, и вытерла мокрые девичьи щечки. – Во-первых, не нужно так паниковать. Всегда держи себя в руках. Паника – первый шаг к гибели, запомни это. Во-вторых, с Посланником не разговаривал ни один раб, я о таком не слышала. Ему явно что-то нужно узнать от тебя. И пока ты не расскажешь ему все, он точно не причинит тебе вреда, – она заглянула в ее покрасневшие глаза и улыбнулась. – Эй, милашка! Все будет хорошо! Помни, что к нему нужно относиться с почтением. Когда тебя приведут к нему, опустись на колени и склони голову. Да, вот так. И жди, когда он сам с тобой заговорит. Обращаясь к нему, называй его вождем, так звучит его титул среди Орды! Иначе тебя накажут.

Девочка кивала, впитывая ее слова, но спокойствие к ней так и не приходило.

После полуденного солнца, из центра лагеря пришло двое воинов, облаченных в плащи поверх темного цвета кожаных панцирей. На их головах красовались конусообразной формы шлемы, украшенные красными хвостами из шерсти.

Они встали у клетки, жестом поманив к себе девочку. Гэй ла кивнула ей на прощание, шепнув:

– Будь уважительна и ничего не бойся!

Маня вышла из объятий тюрьмы и быстрым шагом пошла за одним из конвоиров. Второй шел сразу за ней. Теперь она получше смогла разглядеть устройство лагеря. Из окруживших ее палаток доносились громкие разговоры и смех, женские стоны, звуки бьющейся посуды и храпа. Возле жилищ стояло множество стоек с копьями, мечами и топорами. Тут и там, словно хворост возле бани, лежали связанные верёвкой дротики, и корзины, полные стрел.

По лагерю сновало множество воинов и рабов, скованных по рукам короткими цепями. На всех были надеты ржавые железные ошейники. Невольники носили тюки с сеном, бочки, ящики с провиантом. Отстающих били розгами надсмотрщики. Тех, кто ронял свой груз, забивали сапогами. Женщин ждала учесть ещё хуже. Их передавали из палатки в палатку, насилуя до полусмерти. И после короткой передышки, запускали по новому кругу. Другие рабы были прикованы к жутковатого вида столам, где им вырезали новые узоры на плечах и груди. Страдальцы громко кричали и плакали. И за это получали все новые и новые удары розгами.

И хотя повсюду лежала грязь от талого снега, лагерь гхануров был обустроен по-военному чисто и аккуратно. Все располагалось так, чтобы не мешать проходу по тропинкам между жилищами. Оружие было вычищено, мусора под ногами не валялось. Здесь было, в каком-то роде, опрятнее, чем в родной деревне, где птичий помет, порой, покрывал улочки от хаты до хаты. Даже нужники у них тут стояли отдельно, чтобы не мешать своими запахами отдыхающим в палатках солдатам.

Чем дальше ее вели, тем больше Маня поражалась размерам стоянки войска. Хотя для маленькой девочки все что угодно могло показаться огромным. Особенно ее тревожили развешанные повсюду стяги с пламенем. Словно наблюдая за нею, они провожали каждый ее шаг пристальным взором. Меж стройных рядов палаток можно было различить луг, полный пожелтевшей травы, где паслись тысячи лошадей.

Маня пробовала развлечь и успокоить себя, считая шаги. Но, цифр больше сотни не знала. Поэтому раз пять или шесть начинала заново. А потом и вовсе бросила это дело. Ведущие ее гхануры шли быстро, не сбавляя шага. А она, совсем обессиленная, начинала уставать, едва поспевая за ними. Приходилось чуть ли не бежать, чтобы не стать жертвой плетей, висевших на их поясах.

Вскоре ряды городка стали отдаляться друг от друга, отрывая проход к большой площадке, сплошь покрытой вытоптанной грязью. В ее центре расположилась исполинская юрта, размерами как многокомнатный дом. Она была больше даже терема старосты в деревне. Ее стены украшали расписные узоры, сделанные из разноцветных тряпочек. На шпиле был установлен огромный стяг. Но то было не рваное тряпье, какое она видела раньше. Знамя белого цвета, обрамленное рисунками и иероглифами, вышитыми золотыми нитями, изображало красное беспощадное пламя. Его взгляд придавил девочку к земле, вызвав острое чувство тревоги и трепета.

Вход в юрту не охранялся. Один из воинов в поклоне прошел внутрь. Через секунду он вышел и протолкнул туда девочку, оставшись ждать снаружи.

Вспоминая советы Гэй лы, она упала на колени, склонив голову, украдкой озираясь по сторонам. Маня оказалась права. Тут и правда было несколько комнат. Та, в которой сейчас она находилась, видимо считалась центральной и самой большой. Из нее вело несколько проходов в альковы поменьше, обрамленные косичками из мягкой ткани.