Итан усмехнулся.
— Вы — козырь, который проебали все.
Лизи молчала. И что теперь делать? С одной стороны ей хотелось стянуть с шеи тонкий розовый шарфик, броситься на водительское сидение — и помогите ей боги. Драться. Бороться. Забрать ещё одну жизнь. Вроде как в одну реку дважды и все дела, но жизнь такая штука, что и дважды, и трижды, и сколько понадобится. Где одна смерть, там ещё десяток, и это становилось какой-то страшной, обидной нормой.
А с другой стороны Итан знал всё с самого начала и не сдал. А мог ведь словить нехилый такой куш, когда Лизи его подвела. Не сдал.
Сукин сын. Чего же ему надо?
Кошмары должны мучить во сне, но иногда эти заразы выползали наружу и грызли в реальности. В жизни Лизи вдруг наступил тот самый период, когда кошмар не просто ожил, а грозил такими осложнениями, что проще было просто не появляться на свет.
— Но не я, — наконец закончил мысль Итан, видимо, ожидавший, что Лизи засыплет его вопросами. Да вот слова застревали в горле, душили.
Хотя с другой стороны, если подумать, стоило дослушать до конца.
— И что теперь? Я разменная монета, которую выгодно отдать Джокеру? — с вызовом спросила Лизи.
Итан впервые за весь разговор улыбнулся. Невесело улыбнулся. И взял очередную сигарету.
— Я вам кое-что ещё расскажу. Это и будет ответом, — он откашлялся и сел поудобнее. — Никто не знает, где теперь Дшошуа, если понимаете, о чём я. Может, рыб кормит, может, упокоилась его душа в лесу, на живописной поляне какой-нибудь. Хотите знать, почему?
Лизи молчала.
— Джокер любому язык развяжет, если сочтёт нужным. Так вот, — Итан чиркнул зажигалкой. — Джефа, о котором я вам только что говорил, насиловали несколько дней подряд. Вы не ослышались. А потом ему устроили «испанский галстук». А Чак? Какая у него судьба? Вздёрнули — откачали. Вздёрнули — откачали. И так до тех пор, пока там уже откачивать нечего было. И если я приду к боссу и признаюсь, что всё это знал и что я одно из звеньев со всеми этими несчастными, как сильно он обрадуется? Мы с вами будем висеть рядышком, мисс Новак. Но при должной изворотливости я могу выпросить помилование, у меня есть пара козырей в рукаве, обзавёлся ими после случая с вами. А у вас есть козырь?
— Ни одного, — тихо ответила Лизи, вытирая слёзы.
— Я предлагаю заключить сделку, выгодную обеим сторонам. Выиграют все. Гарантирую. Я позволю вам выкупить моё молчание за небольшую услугу. Сами того не зная, вы запустили необратимый механизм. Эффект домино. Вы подтолкнули первую деталь, а дальше всё пошло-поехало само собой. Теперь босс думает, что Бен и его орава недоумков хотели устроить переворот и свергнуть Джокера, взять власть в свои руки, чтобы рулить городом, и он заключил союз с мафией, чтобы укрепить шаткое — а это не так — положение.
Он помолчал, взвешивая слова, и добавил:
— Грядут суровые перемены, и кто не урвёт кусок посочнее, тот в проигрыше. Я ясно выразился?
Лизи слушала внимательно и не перебивала. Выбор? Какой ещё выбор, когда на кону стояла её жизнь?
— Мне надо позаботиться о семье: жена и двое детей, которые могут попасть под обстрел, а я этого не хочу. И вот что я предлагаю. Вы поворкуете с боссом, пустите в ход все свои чары и поможете состряпать мне новые документы, а всю старую информацию — под ноль. В мафии ведь не дураки, захотят восстановить прежний режим, только по своим правилам. И тут я, новый человек с именем, которое никогда ни у кого не вертелось на языке.
— Вы надеетесь попасть в какой-нибудь клан?
— Нет, это совсем не то, чего бы мне хотелось. Но… Некий Антонио Пацци уже набирает штат новой… как бы полиции, которая будет и за порядком следить, и мафии не станет дорогу переходить. Так вот. Было бы очень кстати, если бы вы замолвили за меня слово. Помогите мне стать комиссаром, и я помогу вам: не сдам маленькую лгунью боссу. По-моему, всё честно.
Лизи не верила своим ушам. И не знала, как реагировать на столь дерзкое предложение: откажешься, и сам дьявол будет пугливо отворачиваться и сочувствовать, потому что Джокер куда хуже всех адских приспешников, вместе взятых. Дьявол ведёт грешников к свету через очищающие благостные страдания, а Джокеру всё равно, у кого какие грехи за заблудшей душой, он отдаёт своему жадному пламени всех, кто попадается на неправедном пути.
А если согласиться, купить у Итана молчание, то каждый получит не просто какую-то минутную выгоду, а жизнь. Это не та игра, в которой выпавший Джокер означает власть, тут всё наоборот, кому выпал опасный шут с пистолетом, тому свинцовая пуля в подарок и два метра под землёй в придачу.
— А гарантии? — спросила Лизи.
Итан нахмурился:
— А вы обещаете в ответ не сдавать боссу меня? Мы почти в равных условиях.
Она осеклась и ломано кивнула.
— Конечно, — в сердцах выпалила Лизи. — И как вас будут звать… потом?
Итан протянул сложенный пополам мятый листок в клетку. Лизи развернула его, пробежалась глазами по неровным буквам, по имени, которое ей ни о чём не говорило. Два ничего не значащих слова, но отчего-то важных водителю. Ерунда какая-то.
— Джеймс Гордон, — прочитала она вслух и замолчала.
Водитель будто прочитал её мысли и поспешил объяснить:
— Новое имя. Новая жизнь. Всё меняется, вот увидите, мисс Новак. Вы скоро не узнаете наш город, он станет другим. Мафия и босс скрепили свой союз кровью и слезами горожан.
***
Милый, добрый, заботливый Артур. Удобный. Он не умел и не любил задавать неправильные вопросы, избегал некрасивых тем, чтобы — как думала Лизи — не расстраивать её. К слову, она тоже не поднимала лишний раз пыль в воздух, чтобы семейная жизнь казалась им обоим сказкой. Страшной сказкой, в которой у каждого главного героя есть некрасивый секрет. В последнее время ей пришла на ум несладкая мысль, что Артур не просто кое о чём догадывался: он всё знал. Но пусть сказка остаётся таковой до самого конца, а неудобные вопросы так или иначе достанутся Джокеру. Ему отвечать на них.
Лизи собрала волосы в тугой пучок, глянула на себя в зеркало — всё-таки линзы выручали на славу. У Джокера много минусов, и чем глубже всматриваться в его красную душу, тем страшнее. Даже весомые плюсы не всегда перекрывали его кошмарные преступления. Но Джокер снабжал Артура средствами к существованию — приличными, и Артур дал возможность Лизи поменять очки на линзы. Удовольствие, достойное сильных мира сего: и вдруг ничтожная пешка заполучила благо цивилизации. Брюс Уэйн — этот золотой мальчик в огромном злом мире — мог позволить себе любые контактные линзы, если бы оно ему было нужно. Кто знает. Может, и нужно.
Плеск воды пустил круги по её мыслям, и они растаяли, как некрепкий сон. Артур протянул руку и прикоснулся к Лизи. Халат под мокрыми пальцами намок, и она не спеша развязала пояс. Ткань заструилась по плечам и соскользнула на пол. Под ноги. Лизи привстала на носочки и переступила через неё.
Артур не сводил с неё взгляда, перехватил сигарету сухими пальцами и выгнулся, стряхивая пепел в раковину над головой. И тут же взгляд вернулся к обнажённому телу.
Она вспомнила колючие слова Джокера о том, что Артур носится с ней как ненормальный. Так и было. Это правда. И Лизи отвечала ему такой же трепетной заботой. Лаской. Все неподдельные улыбки — для него, и он улыбался в ответ. В глазах добрый свет, мягкая таинственность, острые уголки вверх, и сердце замирало. Словно почувствовав настроение, Артур склонил голову, задумчиво прикусил нижнюю губу и улыбнулся.
Ну как устоять?
Тёплая вода приняла Лизи в свои объятия и укутала безмятежностью. Очаровательный вечер. Она прижалась к Артуру спиной, положила голову ему на плечо, и его руки легли на её бёдра. И они лежали, молчаливые влюблённые, переплетали пальцы, улыбались друг другу и смаковали момент единения.
— Вина бы сейчас, да? — мечтательно спросила Лизи.
— Я уже пьян тобой.
За окном гневалась метель, хотела порвать город на клочья и развеять белым снежным пеплом по миру, чтобы камня на камне не осталось. Лизи закрывала глаза и вспоминала жёлтые провалы окон на серых саркофагах, именуемых домами. Их с Артуром окна вглядывались в вечернюю тьму таким же уютом, и вьюга злилась пуще прежнего, потому что не могла достать ненавистных счастливых людей, греющихся в тёплой ванне. А может, это город рассердился и послал небеса прогнать пахнущую прелой листвой весну. Потому что весной всё мёртвое оживало, набиралось сил, чтобы прожить летние дни на полную катушку и в конце концов снова сложить головы. Гнить под ногами прохожих, превращаться в тлен под толщей тяжёлого снега. Лизи вздохнула: в конце зимы расцвело её тело, а летом оно нальётся тяжестью, спелое, покатое, а осенью придёт пора урожая. Они с Артуром станут родителями, будут растить сына или дочь, всё наладится, Джокеру не останется ничего другого, как исчезнуть из их новых жизней. Наверное.
