Джокер неторопливо осмотрел содержимое покосившегося самодельного шкафа, нашёл среди барахла хорошую, крепкую верёвку. Смерил её взглядом. Одобрительно кивнул.

— Ну, рассказывай, Чак, что там тебе напел Бен, — Джокер отмерил небольшой отрезок верёвки и принялся вязать узел, подмигнув хиппи.

— Он… с… сказал, что нашёл какую-то тё… тёлку, которая поможет е… ему обогатиться, — Чак шмыгал кровавым носом и заикался, не сводя ошалелого взгляда с петли.

— И что эта тёлка?

Один из клоунов толкнул Чака в плечо, и тот затравленно оглянулся, вытер рукавом нос и сплюнул кровь на пол.

— Не знаю, о… он мне больше нич.. чего не ска… сказал.

Джокер склонил голову и зло усмехнулся.

— Неправильный ответ, Чак.

Он накинул удавку на шею хиппи и затянул. Чак заскулил пуще прежнего, заскрёб ногами по полу, пытаясь отползти от неминуемой участи, но Джокер, насвистывая весёлую цирковую мелодию, потянул за верёвку и вскинул лицо к потолку, выискивая, за что бы её зацепить.

— Он правда мне бо… больше ничего не сказал! — закричал Чак.

— Та тёлка, про которую тебе говорил старина сдохший Бен, — моя девочка. Так что вы собирались поиметь не просто какую-то тёлку, вы хотели поиметь, мать вашу, меня, Джокера. За это я поимею вас с Джефом.

Он подал знак наблюдавшим в стороне людям, и двое перехватили верёвку, зацепили за крюк, на котором держалась подвешенная за провод лампочка. Чак рванулся вперёд и упал на колени перед Джокером, ухватил его за брюки и взмолился, клянясь всем на свете, что он больше ничего не знает.

— Ты славный парень, Чак, — Джокер потрепал его по всклокоченным волосам и пожал плечами. — Но все должны знать, что нельзя трогать ни меня, ни моего мышонка, а иначе папочка о-о-очень разозлится.

Он щёлкнул пальцами и уселся в кресло, заняв удобную позицию для просмотра спектакля.

— Вы, ублюдки, за моей спиной дела воротили. Я бы закрыл на это глаза, если бы мою девочку не вздумали обижать. Без обид, Чак. Передавай привет Бену.

***

Артур ещё не вернулся, когда Лизи щёлкнула выключателем и с наслаждением вдохнула воздух родного дома после долгого рабочего дня. Она прижалась к стене и закрыла глаза, всё ещё ощущая на губах горькие поцелуи её ненасытного жестокого клоуна. Наверное, когда всё закончится, ей будет не хватать этого чёртика из табакерки, только и останется что лелеять воспоминания, по клочку вытягивая из непослушной памяти. Многое хотелось бы забыть: например, их первую трудную встречу и последующую боль, длящуюся день за днём, ночи складывались в долгие недели. Забыть все слёзы. Хотя нет, слёзы забывать нельзя, чтобы всегда напоминать себе, с кем имеешь дело. Не с человеком — с дьяволом. Хотелось сохранить поцелуи, жадные, требовательные, опьяняющие.

Артур целовал иначе, он слушал их сердца, растворялся в моменты близости, окутывал таинственностью, терпкой, как вино, сладкой, и хотелось ещё. Лизи вздохнула и провела пальцами по исцелованным губам: она будет сильной и отвоюет их с Артуром у Джокера. Пусть она больше никогда не будет знать его страсть, с ней останется нечто большее: любовь, взаимопонимание, уважение. Всё то, что умеет дарить Артур.

Лизи стянула куртку и повесила на крючок. С каждым шагом по дому темнота отступала: щёлк! щёлк! свет врывался в мир живых и напоминал об уюте. И когда она вошла в ту самую комнату, где совсем недавно Джокер вколачивал свою девочку в стол возле окна, она застыла в дверном проёме. Рука остановилась у выключателя, онемевшие пальцы не касались его. Тень Лизи вытянулась в подсвеченном дверном проёме, как стрелкой указывая на стул, вставший на её пути. На крепкой деревянной спинке висел пиджак. Красный пиджак. Пиджак её Джокера. Лизи прислушалась: в доме тихо, только часы тикали, отсчитывая секунду за секундой. В воздухе висело безмолвие.

Пару месяцев назад Лизи схватила бы с вешалки куртку и унеслась бы в снегопад, в его холодные объятия, чтобы только не попасть в обжигающие руки Джокера, в эту жгучую ловушку, из которой можно выбраться только тогда, когда клоун наиграется. Сегодняшняя Лизи спокойно поднялась на второй этаж, обошла укутанные мраком комнаты, задержалась в спальне, прошлась по коридору вдоль открытых дверей. Никого. Дом пуст. Может быть, Джокер не дождался её и ушёл? На него не похоже, не в его стиле. Она вернулась на первый этаж и, не включая в комнате свет, подошла к стулу. Огляделась. Всё та же пустота подглядывала за ней, тишина подслушивала её дыхание, и больше никого в доме не было.

Пальцы прикоснулись к красной ткани, прошуршали по плечам, остановились на лацкане. Спрятать пиджак? Она вспомнила, как вчера вечером Джокер накинул на её озябшие плечи пиджак, а потом прижался. Он бессовестно украл её у Артура, а Лизи хотелось, чтобы Артур её спас, чтобы забрал у злого дракона свою ненаглядную. Или не надо спасать? Она сняла пиджак со стула и накинула на плечи. Укуталась. Шумно втянула табачный аромат, навсегда въевшийся в ткань. Она ненавидела этого человека всем сердцем, и в то же время её тянуло к нему, ей нравилось утопать в его ненасытных объятиях. Иногда ей хотелось ударить его, отвесить звонкую злую пощёчину, чтобы он ощутил хотя бы сотую часть той боли, которую причинял, но она не смела. Знала, что он накажет за это.

Из коридора раздались шорохи, тихий звон ключей, и Лизи наспех стянула пиджак, накинула его обратно на спинку стула и выскочила из комнаты.

— Я вернулся пораньше, как и обещал.

Лизи крепко обняла Артура, прижалась к нему, а потом взяла его лицо в свои ладони и заглянула в драгоценные зелёные глаза. Насмешливые. Добрые.

— Я соскучилась!

— В таком случае приглашаю тебя на вечерний чай в нашей кухне, а потом поднимемся в спальню.

— Я согласна, — кокетливо ответила Лизи, а потом вдруг стала серьёзной. — Только у меня тут неразрешимая задача нарисовалась. Я только что вернулась домой и нашла в одной из комнат пиджак.

Артур пожал плечами:

— Я, наверное, не убрал на место. Утром повешу в шкаф.

— Артур, ты меня не понял. Пиджак Джокера. Там.

Она кивнула на комнату. Ту самую.

Артур прикрыл ладонью рот, провёл ладонью по подбородку, растерянно посмотрел на ощерившийся открытой пастью дверной проём. Лизи поймала его взгляд и дотронулась до дрожащих пальцев. И он вдруг обнял её, прижал к себе и засмеялся, но не тем счастливым смехом, когда был действительно чему-то рад, а болезненным. Удушливым. Артур хрипел, силился задавить хохот, но у него не получалось. Лизи обняла его в ответ, успокаивающе погладила по спине.

Когда смех начал потихоньку отступать и воздуха хватало на полноценные вдохи, Артур, тяжело дыша, поцеловал Лизи в щёку и болезненно улыбнулся.

— Мы заезжали днём, пропустили по чашечке кофе.

— И часто вы так заезжаете к нам? — удивлённо спросила Лизи.

— Бывает иногда, — он поправил выбившиеся пряди, спрятав их за уши.

Она хотела возмутиться, сказать, чтобы Артур не смел больше таскать этого страшного человека в их дом, но осеклась, вовремя поймала слова, не дав им сорваться с языка и выплюнуть необоснованное обвинение. Чудная шутка. Они оба таскают одного и того же человека в этот дом, разрешают ему вихрем врываться в их жизни и творить в них хаос.

— Я расстроил тебя?

— Нет, всё нормально.

— Точно? — Артур приподнял её лицо, заставляя посмотреть на себя.

Лизи чуть заметно кивнула.

— Тогда приглашаю тебя на чай, а потом в спальню, — прикрыв дверь в комнату, Артур приобнял Лизи.

***

Итан ковырялся в капоте машины, подставляя себя всем весенним холодным ветрам. Лизи смотрела в окно, наблюдала за качающимися голыми деревьями, тянущими призрачные ветви-руки к серому небу. Вопреки ожиданиям мелкая морось, а не снег лизнула землю, расширяя проталины и освобождая город от серо-белых покровов. Бурая листва рождалась из-под зимнего одеяния: по миру шагал апокалипсис, а не танцевала бесхлопотная весна. Разве может быть весна такой мёртвой, пахнущей сырой землёй?