В заключение Старлинг предположил, что чем больше мы будем узнавать о гормонах, тем с большей вероятностью сможем найти лекарства от самых разных болезней, от запора до рака. «Обширные познания о гормонах и их образе действия, – сказал он, – не могут не сыграть важнейшей роли на пути к полному контролю над телесными функциями, что является главной целью медицинской науки»[31]. В более поздней речи Старлинг сказал, что открытие гормонов «похоже на сказку»[32]. Он предсказал, что ученые однажды установят химический состав гормонов, научатся синтезировать их и применять для контроля над функциями организма.

Через два года после лекций в Королевском обществе, 15 сентября 1906 года, в обычный дождливый день в саду Лэтчмир, маленьком зеленом пятнышке среди застроенной домами территории неподалеку от Бэттерси-парка, установили памятник собаке. Оплатила ее Луиза Вудвард, богатая жительница Лондона и активистка движения против вивисекции. В The New York Times надпись на постаменте назвали «возмутительной» и «молчаливым свидетельством безнравственности борцов с вивисекцией»[33]. Памятник простоял нетронутым четыре года, несмотря на шумиху и протесты 1907 года. В 1910 году мэр района Бэттерси попросил леди Вудвард перенести «Коричневого пса» к себе в сад, но та отказалась. Ранним утром 10 марта того же года несколько полисменов и четверо местных рабочих унесли статую из Лэтчмира в стоявший неподалеку гараж для велосипедов[34]. Там они разбили постамент на куски и отдали памятник в переплавку. The New York Times заявила, что «ничего подобного этой статуе никто и никогда больше не увидит»[35].

Американцы оказались неправы. В 1985 году Джеральдин Джеймс, антививисекционист и член все еще существовавшего, пусть и не процветавшего, Общества Коричневого пса, заказала новый памятник. Сегодня «Коричневый пес» стоит в зарослях шиповника в Бэттерси-парке, надежно скрытый от посторонних глаз. Если хотите найти его, пройдите к северной части парка, мимо беговой дорожки и собачьих площадок за заборами, – и вы увидите памятник, окруженный с трех сторон низким заборчиком и высокими лиственными деревьями. Новый памятник не оборудован фонтаном, а бронзовый пес сидит уже не гордо, а скорее трогательно – к огорчению нынешних борцов за права животных[36].

Возможно, несколько прохожих даже прочитают надпись и вспомнят Старлинга и Бейлисса – не только за их эксперименты на животных, но и за новаторские идеи. Эта странная пара ученых объединила всех нас. Сами того не желая, они консолидировали противников вивисекции в сплоченное движение. А еще они объединили врачей разных направлений: все ученые, исследовавшие надпочечники, щитовидную железу, гипофиз, оказались объединены общей медицинской наукой, получившей имя эндокринология.

Двумя этажами ниже главного читального зала библиотеки медицинского факультета Йельского университета находится комната, полная мозгов. Нет, мы не о студентах: эти мозги находятся не в человеческих головах, а в банках. В некоторых сосудах мы видим целые мозги, в некоторых – небольшие кусочки. Всего этих стеклянных банок около 500, и они опоясывают весь периметр комнаты. В центре – еще одна полка с мозгами, расположенная над длинным столом, окруженным стульями. Здесь можно учиться – если, конечно, вас не пугает такая атмосфера.

Образцы были собраны Харви Кушингом, нейрохирургом-первопроходцем, работавшим в первые десятилетия XX века[1]. Делая операции пациентам, он сохранял кусочки мозга с опухолями и хранил их в банках. У некоторых опухоли были маленькими, у других – огромными. Кушинг забирал и остальной мозг прооперированных пациентов после их смерти. Кроме того, Кушинг просил коллег-хирургов пополнять его мозговую коллекцию. Мозга самого Кушинга в той комнате нет: он был кремирован вместе с телом в 1939 году.

Харви Кушинг был коллекционером. Он хранил подробнейшие истории болезни, которые читаются скорее как мини-биографии, совершенно не похожие на списки выписанных лекарств и назначенных анализов в современных медицинских картах. Кушинг хранил зарисовки проведенных операций (он был хорошим художником). А еще он хранил фотографии пациентов «до» и «после». Некоторые послеоперационные фотографии теперь выставляются вместе с мозгами в банках; на них изображены пациенты с торчащими из голов опухолями. Когда Кушинг не мог удалить опухоль, он удалял кусочек черепа, чтобы опухоль хотя бы росла наружу, а не сдавливала мозг. Это, конечно, не излечивало пациента, но отчасти облегчало мучившие его симптомы.

Еще Кушинг ящиками собирал корреспонденцию своих выдающихся коллег – письма, которые они писали ему и друг другу. В этих письмах мы видим закулисье тогдашней медицины: не только то, что врачи делали с пациентами, но и то, что они делали друг для друга и что обсуждали. Иногда они были лучшими друзьями, но это нисколько не мешало им конкурировать. В некоторых письмах они выражают недовольство тем, что администраторы госпиталей пытаются превратить их благородную профессию в бизнес, нацеленный исключительно на получение прибыли. То были первые десятилетия XX века. Свою бесценную библиотеку с первыми изданиями учебников по медицине Кушинг завещал Йельскому университету.

Но именно мозги, замаринованные в формальдегиде и утерянные почти на полвека, – самая особенная и характерная часть коллекции Кушинга. Это напоминания о самых смелых операциях ученого и многочисленных скрупулезных исследованиях. За 50 лет, прошедших с момента его смерти, эти образцы вместе с сопровождающими их записками и фотографиями – настоящая сокровищница медицинской истории – превратились в беспорядочное нагромождение треснутых банок, пыльных листов бумаги и стеклянных фотопластинок, распиханных по разным темным углам госпиталя и медицинской школы. В середине 1990-х годов их случайно нашли в подвале несколько подвыпивших студентов-медиков. После невероятных усилий по очистке и организации материала мозги наконец обрели последнее пристанище в институтском музее – Центре Кушинга. Комната, в которой находится примерно 75 % коллекции, была специально сконструирована для ее размещения; музей открылся в июне 2010 года. Неотреставрированные банки (около 150, разной степени замаринованности) остаются в подвале студенческого общежития, ожидая своей очереди – пусть не на оживление, но хотя бы на восстановление.

Если рассматривать все в комплексе – мозги в библиотеке, мозги в подвале, записи, фотографии, – вы окажетесь в самом начале пути изучения мозговых гормонов, в той эпохе, когда Кушинг выдвинул теорию о связи разума и тела. Возможно, его вдохновила речь Старлинга в 1905 году – та самая, в которой гормоны были названы гормонами, – и он решил копнуть глубже. До Кушинга новая концепция гормонов дала ученым новый, свежий способ объяснения работы тела. После Кушинга наука о гормонах включила в себя и изучение работы мозга.

Харви Кушинг родился 8 апреля 1869 года в Кливленде, штат Огайо; он был младшим из 10 детей. Семья Кушингов была богатой. Его отец, дед и прадед были врачами. Молодой Харви был популярным, умным и спортивным. Он уехал со Среднего Запада и поступил в Йель, затем – на медицинский факультет Гарварда, после этого прошел хирургическую подготовку в госпитале Джонса Хопкинса под руководством Уильяма Холстеда, изобретателя радикальной мастэктомии. Кушинг женился на Кейт Кромвель, девушке из Кливленда, вращавшейся в тех же кругах загородных клубов.