А потом был крах. Крах всему, надеждам, мечтам, желаниям, карьере и безбедной жизни. Алексей Арнольдович был хорошим исполнителем, но вот разыграть свою партию так и не смог. Выносить сор из избы контора не стала бы, и пропасть бы капитану Кревенко без вести, однако опекунство над ним взял один новоиспеченный генерал, Юрий Дмитриевич Павлов. Уволиться, правда, все равно пришлось, но страданий по утраченной карьере Капитан не испытывал.

Кревенко поднялся со стула и снова начал мерить шагами квартиру. Ну, где эти два дятла? Когда все дело только начиналось, Павлов озадачил его двумя досье, которые, якобы, собрал сам. Это были парни, предназначенные для самой грязной работы. Не брезгливые, молчаливые и сообразительные в меру, но они всего лишь были разменной монетой в намечавшейся игре. И было просто чудо, что за все три года их не пришлось «списывать», как засветившихся, накосячивших, или зарвавшихся. Завербовать их Капитану труда не составило. Два не обремененных интеллектом индивида, безработных и без каких-либо перспектив в жизни, они легко пошли на контакт. В саму цель акции Капитан их не посвящал, так как был уверен, что они не доживут до нее. Параллельно работе он подбирал новых кандидатов на их роли, но они так и не пригодились. «Отморозки», как мысленно он прозвал помощников, пока ни разу не засветились и всю работу выполняли вовремя. Да и честно говоря, эксцессов за три года было не много, в основном, технического характера, чем занимались другие люди. С чисто силовой точки зрения было всего четыре случая необходимого вмешательства.

О самой акции Капитану думать совершенно не хотелось. Со слов генерала, после перехода ее в заключительную стадию, не требующую наблюдения, из Москвы нужно будет не просто бежать, а спасаться. Алексей Арнольдович только морщился, до того ему надоели эти намеки будущих ужасов. Если надо, он покинет Москву пешком, никем не замеченный и не пойманный. Генерал же с упоением и деланным апломбом причитал о том, что случится вскоре. Как бабка базарная!

Меряя шагами комнату в ожидании, он все-таки провалился в воспоминания. Тогда, три года назад, в этой самой квартире собрались четыре человека. Только они были посвящены в суть дела. Павлов, Кревенко и еще два каких-то мутных хрена. Один из них оказался профессором физики. Алекс Новак, поляк по национальности, но по-русски чесал без акцента. Он отвечал за техническую сторону операции. Его помощник, Аркадий Игнатьев, присутствовал в качестве фотографии, которую генерал с Капитаном внимательно изучили. Вообще, людей, используемых в темную, решено было не знакомить друг с другом. Разве что в крайнем случае.

Техническая сторона вопроса не обсуждалась. Видимо, она была обговорена заранее, более узким кругом лиц. Кревенко было все равно, он бы и не стал вникать не в свою часть дела, тем более в науку. Больше всего его интересовал размер оплаты. Когда речь дошла и до него и была названа цифра, Капитан потерял дар речи. Опомнился он, только когда три пары глаз внимательно уставились на него в ожидании ответа. Денег на свою задумку заказчик явно не жалел.

Второй неизвестный хрен так и не представился. Как потом догадался Кревенко, он был представителем заказчика и наблюдал за процессом со стороны. Это была их единственная встреча, и мужчина не сказал на ней и двух десятков слов. Он отмалчивался, поглядывая на генерала, который объяснял задачу. Это было косвенным доказательством того, что Павлов был одной из ключевых фигур, а не обычным наемником. Капитан это видел, но ничего не говорил. Он доверял генералу не сильно, но не выказывал этого, да и подвоха пока не чувствовал. Хотя и понимал, что рассказали ему не все даже из того, что ему надо знать, что людей в операции задействовано больше, и что задачи придется выполнять весьма специфические, даже для видавшего виды наемника.

Заказчику не нужны были лишние свидетели, это понятно. Но Кревенко имел основания полагать, что его не «разменяют». Такими людьми не принято разбрасываться, без ложной скромности, думал он. Генерал обещал ближе к концу операции обговорить условия получения денег, и разойтись, не создавая друг другу опасных и подозрительных ситуаций. Это было три года назад. Конец всей операции уже был не за горами. Нервы натягивались все сильнее.

В общем и целом, задача у Капитана была не сложная. Какой-то прибор, стоящий в определенном месте, должен получать бесперебойное питание и не быть обнаруженным посторонними лицами. И все! Говорить, что информации мало, Капитан не стал. Он понимал, что никто с ним откровенничать не станет, даже Павлов. Да и сам генерал, по размышлениям Кревенко, не знал всего расклада, хотя и несравнимо больше. Всей информацией, по тем же размышлениям, владели двое. Одним из них был профессор Новак. Другому же ученому, Аркадию Игнатьеву, отводилась роль помощника и ассистента, использовали его втемную.

Вторым всезнающим представитель заказчика. Он, по сути, и давал все указания по работе, следил за новостями, за окружением и обстановкой, сам же оставался в тени и не отсвечивал. По обрывкам информации дошедших до него, Алексей Арнольдович подозревал, что этот человек имеет какой-то вес в высшем свете, хотя фейсом ни по телевизору, ни в печатных изданиях не мелькал. На кого он работает, Капитану было очевидно, да и скорее всего не только ему, а всем. Две аббревиатуры из трех букв, одна – это название страны, вторая – название организации. Кроссворд несложный.

Не сказать, что за три года все было гладко. Но все проблемы решались четко и в срок. «Отморозкам» было запрещено пить и ширяться под страхом смерти. За Игнатьевым следили поляк с генералом. Но тот даже не замечал этого, полностью погруженный в работу, отчеты и расчеты. Первое время Кревенко конечно опасался утечки, но со временем чувство тревоги поутихло. А зря!

Гром грянул сегодня. Во второй половине дня Кревенко позвонил Новак. Дрожащим голосом просил срочно приехать. Почувствовав неладное, вместе с «Отморозками», Капитан добрался до лаборатории, где и узнал, что Игнатьев исчез. Послав бойцов по следу, Алексей остался и допросил ученого на предмет случившегося. Как оказалось, Новак часто оставлял коллегу в лаборатории одного, хоть и ненадолго. Вернувшись сегодня после своих дел, примерно час назад, он обнаружил безлюдную лабораторию и включенный компьютер. На экране была открыта только одна папка.

– Он видел видео.

– То самое? – опешил Капитан.

Ученый подавленно кивнул. Кревенко матерился и орал минут десять. Не взирая на субординацию, отчитал Новака, как школьника. Надо было все же настоять на контроле за всеми, используемыми втемную. Хочешь сделать хорошо – сделай сам!

– Ему три года по барабану было! Какого хрена он сейчас туда нос сунул?! Ай, дурак!

Неудивительно, что Игнатьев сбежал. Он три года думал, что они проводят неутвержденный эксперимент. И тут увидеть такое. Вот ему и сорвало крышу от страха.

– Он мог это скопировать?

– Теоретически мог. Да, у меня пропала барсетка.

– И что? Постой. А его портфель здесь?

– Да, вот лежит.

–Да твою ж ты мать! – выругался Алексей, приказал Новаку сидеть в лаборатории и не высовываться. Сам же поехал к генералу. По данным инструкциям, при непредвиденных ситуациях запрещалось пользоваться мобильными телефонами. Все контакты строго наедине, в проверенных местах. Отчитавшись перед Павловым и заверив, что все под контролем, Капитан приехал на явочную квартиру и стал ожидать Весельчака с Жуком. Их не было очень долго. Кревенко злился на себя, что забрал у них телефоны, чтобы они не нарушили правило. Сейчас он и сам бы рискнул его нарушить, чтобы узнать, где они и что с беглецом.

Вся операция строилась в строжайшей секретности от всех: силовиков, госбезопасности, разведки, журналистов. В России об акции знало только четыре человека. Мда, теперь уже пять. Ситуация в одночасье стала смертельно опасной. И зависела только от того, как сработают его бойцы. Все осложнялось тем, что на Игнатьеве был всего один жучок – на одежде. Второй же был в портфеле, который остался в лаборатории. Почему он оставил его, неужели догадывался о слежке? Не должен, с виду же обычный ботаник. Невысокий, лысеющий, полный. Новак, кстати не такой. Хоть и за пятьдесят ему, все равно молодится, вон – барсетку на поясе носит. Точнее носил, ха-ха. И одевается как потасканный жиголо. Просвещенный европеец. Ну, Игнатьев, ну дурак. Ведь головой ответишь за такой косяк.